Кукушка на стене прокуковала десять раз.
ГЛАВА 24
Я сразу увидел его, едва мы вошли в холл, он стоял за стойкой и считал деньги. Антуан куда-то пропал, наверное, машину ставит. Мы были одни. Я плохо различал его лицо в сумраке настольной лампы, но все равно тотчас узнал: это был не носастый, а кто-то другой, которого я знал еще лучше. Он продолжал считать свои сокровища и так увлекся, что не заметил меня. Пальцы его двигались удивительно быстро, как лопасти вентилятора, - денежки так и сыпались. Тут же на конторке лежала кучка алмазов, острые лучики, исходившие от них, кололи глаза. "При чем тут лопасти вентилятора? - с досадой подумал я. - Надо же действовать, ведь он удирать собирается", - и тут же забыл про эти лопасти и алмазы, решительно подошел к нему, саркастически улыбнулся: "Вот мы и встретились, Щеголь, похоже, ты не ждал меня". Эта фраза у меня давно заготовлена, наконец-то я выложил ее. Он вскинул голову, раздирая слипшиеся веки, и вмиг узнал меня. "Борис?" закричал он не своим голосом, и подбородок его задрожал мелкой дрожью. Я подскочил к нему, выхватил нож из папки и занес руку. "Я не Борис, но сейчас я буду Борисом. Узнаешь этот нож, Иуда?" Он грохнулся на колени, и нож мой бессильно пронзил пустоту. "Не надо, не надо, - умолял он, протягивая ко мне свои нежные женские руки, - я отдам тебе все, возьми мои алмазы, тебе будет легко провезти их через таможню, но только не трогай меня, силь ву пле". Я посмотрел на алмазы, вспомнив о них, и острые лучики опять стали колоть глаза.
Подбородок дернулся, я открыл глаза и ослеп от встречных фар, еще одна ночная пташечка проскочила навстречу. Я посмотрел на спидометр, включил транзистор.
- Десять километров проспал, - засмеялся я. - Приснится же такая чепуха! Да еще по-французски...
Сильные огни фар прокалывали плотную темноту ночи. Столб света узким конусом ложился на дорогу, упирался в густую темь и растворялся где-то на границе мрака. Мы неслись в этом световом столбе, вонзаясь в него, как в тоннель, а он все время ускользал он нас, предел его оставался по-прежнему недосягаем.
Дорога стлалась широко и прямо. Время от времени столб света цеплялся за попутные предметы: деревья, рекламные щиты, стены домов, наклонные плоскости скал, цеплялся и не мог зацепиться, а равнодушно проскальзывал, тут же возвращая их во власть ночи. Луны не было, и звезды указывали мне направление. Мы мчались на юго-восток по пятнадцатой дороге.
Огни щитка сумрачно освещали сосредоточенное лицо Антуана. Он ничего не ответил на мою реплику, даже глаз не оторвал. Но карта лежала у меня на коленях, и я легко мог подсчитать по спидометру, где мы.
Вот и поворот, один раз мы уже сворачивали в эту сторону. Столб света уперся в церковную ограду, из-за которой однажды выезжал темно-синий "феррари" - тот или не тот, кто знает? Я устал вопрошать...
Дом Меланже мрачно вздымался в темноте. Антуан долго стучал в дверь. Лениво залаяла собака. На втором этаже засветилось окно. Агнесса откинула занавеску и смотрела на нас сверху. Она была в ночной сорочке.
- Я Виктор, сын Бориса! - выкрикнул я свой пароль, освещая себя фонариком. - Вы должны нам сказать, кто стрелял в Альфреда?
- Мишель Реклю, - отрешенно ответила она, ничуть не удивившись.
- Мишель Ронсо? - переспросил я, не расслышав.
- Мишель Реклю! - повторила она чуть громче. - Убейте его.
- Но ведь Мишель Реклю мертв? - крикнул Антуан на всякий случай.
Она не ответила. Свет в окне погас, занавеска задернулась.
Антуан посмотрел на меня. Я посмотрел на Антуана. Словом, мы недоуменно и в то же время с пониманием переглянулись.
- Выходит, он не такой мертвый, каким хочет казаться, - сказал мне Антуан.
- Мишель Реклю погиб в день освобождения Льежа, - заметил я с улыбкой.
- А спустя два года он ненадолго воскрес, чтобы убить Альфреда Меланже, - подхватил Антуан.
- Как говорит в таких случаях один мой хороший друг, это называется о ля-ля!
- Скорей! - сказал Антуан. - Мы должны спешить, чтобы застать его в живых.
- А то он снова умрет на время...
Мы понеслись. Антуан пересек автостраду, свернул на горную дорогу, и мы пошли петлять по холмам. Указатели редко проскальзывали в зыбком свете, но я следил за направлением и спидометром: держим курс на "Остеллу". Приемник наигрывал что-то пружинистое, звук немного плавал, то уходил в ничто, то снова возвращался, далеко до него было. "Уойс оф Америка", сказал хорошо поставленный бас, и надтреснуто-хриплый голос потянулся за печальной трубой, напомнив мне о воскресной церемонии и том имени, которое назвала Агнесса.
Еще один заломленный крест возник на пути. Под которым из них скрылся Дамере, то бишь Щеголь? А может, и Денди?.. Но нынешняя ночная дорога дальняя, есть время продумать все еще раз.
Машина с натугой полезла вверх по каменистой дороге. Справа стоял лес, слева угадывалась черная пустота склона. В лучах вспыхнула и угасла стена сарая, дорога стала ровнее. Фары освещали широкую поляну, в конце ее возникло цветное пятно, обозначилось прямоугольником, на прямоугольнике прочертились вертикальные полосы со старинными замками и башнями - мы стали перед ширмой.
За широко расставленной ширмой раскрылся белый одноосный "караван" с овальным багажником. Рядом стояла красная палатка с поднятым тентом, под ним столик на косых ножках. Фары били в ширму, а ширма рассеивала свет, и весь бивак освещался, как в поздние сумерки.
- Мсье Поль Батист, - позвал Антуан.
Трейлер безмолвствовал. Теперь я увидел, что передняя крышка "каравана" опущена ниже дверцы, и боковое окошко перекрыто. Занавески были задернуты.
Антуан поднял полог палатки. Я поводил фонариком. Два надувных матраца, нейлоновые одеяла, подушки, тумбочки, посуда, газовая плитка, аптечка с лекарствами - все на месте, все аккуратно прибрано, даже покрывало разровнено тщанием рук мадам де Ла Гранж. Лишь черный транзистор валялся в изголовье, несколько нарушая четкую стройность бивачного убранства.
- Их нет, как сказал бы наш русский друг Жан, - молвил я с улыбкой. Мадам и мсье отбыли в вояж. А как же наша встреча с ветеранами в Спа?
Антуан засмеялся. Я вышел из-под тента и сделал несколько наклонов, доставая ладонями до росистой травы, чтобы размяться и больше не спать в дороге. Воздух был удивительно свеж и влажен. Звезды рассыпались по всему небу.
- Ночи становятся холодными, - заметил Антуан.
Я кончил наклоны.
- Заедем к Полю в Льеж?
- Зачем? - ответил Антуан. - Позвоним от Луи.
Через несколько минут мы спустились на тридцать четвертую дорогу, проскочили на полном ходу мимо "Остеллы" - окна темны, лишь над угловой дверью горит лампа, освещая щит с рекламой мартини. Нет нынче в "Остелле" Терезы. Удрала Тереза, и загадочная "Остелла" перестала быть загадочной. Ее побег с Николь из дома был первым шагом к освобождению. Нелегко, верно, было решиться ей, но, решившись, она заявила вечером, что не желает возвращаться к матери, которая понуждает ее к браку с отвратительным стариком. Со свойственной ей пылкостью Николь тут же предложила: Тереза будет жить у нее, пока мы не расправимся с ее мучителями. И стоят передо мной странные и удивительные глаза Терезы, когда она, сидя на мотороллере и обхватив рукой Николь, последний раз обернулась ко мне. Ах, Тереза, Тереза... Конечно, о ее побеге уже знают те, кому должно знать, но сейчас им не до того, чтобы искать беглянку: самим впору сматывать удочки, такого страху мы на них нагнали. Черный монах следил за каждым моим шагом и тут же все передавал Щеголю. А я лишь в первые дни шел по ложному следу, на который и навел меня черный монах, сказав: "Шерше ля фам". Я и сейчас еще не вышел до конца на верный след, все еще путаются под ногами обломки ложных вариантов, но где-то они перехлестнулись с тем верным следом оттого и заволновался Щеголь. Женщина в черном дала осечку, на миллионы фон-барона я тоже не клюнул. Сейчас Щеголь на всех порах бежит прочь от меня, понимая, что не сегодня-завтра я его настигну и припру к стене. Не до Терезы ему сейчас. Но и мне еще не хватает двух звеньев, чтобы до конца прояснилась хрустальная гладь родника. Телефонный звонок в Лилль ничего не дал: Терезиной бабушки не оказалось дома. Про "Святую Марию" мы кое-что успели выяснить, правда, тоже со знаком минус. Иван помчался в Намюр, чтобы разведать: не осталось ли в "Святой Марии" старых служителей, которые могли бы вспомнить, кто покупал и продавал отель сразу после войны. Иван вернулся ни с чем: "Святую Марию" покупал тот же Мариенвальд. Ну что ж, у нас есть еще время. Срок, данный черным монахом, не истек.
- Узнаешь? - спросил Антуан и удивленно воскликнул: - Смотри-ка!
Знакомый поворот на взгорок к дому Луи Дюваля. А в доме свет горит - в самом деле странно.
Антуан посигналил у крылечка. Из дома вышла озабоченная Шарлотта: едва они вернулись с неудачного пикника, как у Луи разыгрался острый приступ радикулита, старая шахтерская болезнь.
