почти сразу рассказал. Ему стыдно было, и за то стыдно, что он растяпа такой несусветный, и за то, что он хотел что-то выдумать, чтобы растяпистость эту свою прикрыть. Ты понимаешь, он знает про себя всё, и что рассеянный, и смешной, и всякий, но он решил: пусть у меня не получается быть другим, но мужества быть таким, как есть, у меня хватит. Он считает, что врать бессмысленно, и строить из себя что-то бессмысленно, абсурдно, всё равно никто никому не поверит. Он говорит: ветер может мечтать стать огнём, но притвориться, что он – огонь, ветер всё равно не может. И так же у людей. Я не могу объяснить. Я чувствую.
– Ну а твои-то как отнеслись?
– Мать плохо. Отец никак. Но ты знаешь, у меня бабушка – мать и отец.
– А она хорошо?
Лена подумала.
– Может быть, она считала, что я должна быть счастлива с не совсем таким человеком. С немножко другим. Немножко таким, а немножко другим. Но я счастлива, и она говорит, что мне видней.
– А ты счастлива?
– Да. ДА. Взаправду. Вот те крест. Чтоб я сдохла. Я сразу поняла, что буду счастлива, в тот же день, мне кажется, в ту же минуту. Во всяком случае, я помню минуту, когда поняла. Я сразу почувствовала, что это – МОЁ. Ты знаешь. Ты помнишь, когда ты почувствовала, что это – твоё?
– А как же! Как мой первый раз вставил, так сразу и почувствовала.
– Так, всё! Смерть!
– Стой, чашку поставлю, разобьёшь!
– Смерть тебе и чашке!
– Кресло! Кресло испортишь!
– В кресле этом тебя и похоронят!
Счастливый и ничего не понимающий Костя стоял в дверях и кричал:
– Если вы решили драть взаимные волосья…
– Муж! Муж пришёл любимый! – вопила терзаемая Ира.
– Смерть и ад!
– Если вы решили драть…
– Всё, погибаю, но не сдаюсь! Последнее средство! – Ира набрала полную грудь воздуха. – Мухобор! Мухобор!
Покраснев ещё самую малую чуточку, и без того алая Лена тут же очутилась сидящей в соседнем кресле, со смущением и надеждой глянула на Костю и мгновенно успокоилась. Ира тоже приняла вертикальное положение, картинно откинулась в кресле и томно произнесла:
– А мы тут, изволите ли видеть, друг дружке рожи чистим… Не желаете ли принять участие?..
– Я заметил, – весело кивнул Костя, садясь напротив, подумал, в свою очередь покраснел и сморщил нос. – Только не мухомор. Му-та-бор. Как в мультфильме. Смотрели?
3
– И что теперь? – спросила Ольга Валерьевна.
Лена только покачала головой, не в силах уже произнести ни слова.
– Но ты же не собираешься…
– Собираюсь, – ответила Лена. – Но не думаю, что смогу.
Она положила голову Ольге Валерьевне на колени, погладила ей лицо, сказала:
– Бабушка, бабушка, почему у тебя такие большие уши?
И заплакала.
– Лён, но ты хоть не ошибаешься?
Лена помотала головой, на некоторое время затихла, уткнувшись женщине в живот, потом ответила:
– Он мне сам сказал.
– ОН ТЕБЕ САМ СКАЗАЛ?
– А почему нет? Он всегда говорит. Он всегда всё говорит сам. Он считает, что врать бессмысленно, баба, ты же знаешь. Помнишь: ветер может мечтать… Глупость какая-то, только звучит красиво… и то только для дуры вроде меня…
Она села.
– Да я и сама почти что видела. Не ожидала я. Причём, от них обоих.
Она встала, Ольга Валерьевна попыталась удержать её за руку, но Лена высвободилась и вдруг, сморщившись, схватилась за грудь.
– Ерунда какая-то.
– Лена, ты что?
Развернувшись, Лена смотрела на бабушку, потом наполовину сделав жест, как если бы всё поняла и уверилась, застыла в полной растерянности.
– Баба, а мужчина может соврать? По какой-нибудь причине?
– Соврать? Ты имеешь в виду – в данном случае?
– Ну да.
– Лён, иди ко мне.
– Баба, не делай из меня дуру. Не хватало, чтобы ещё и ты. Я и без тебя не понимаю, что у меня в голове. Он же врал. Как я могла ему поверить, когда он врал? Я же знаю его, как облупленного. Его любой знает, как облупленного. Баба, он облупленный и есть.
– Лена…
Размашистыми шагами Лена подошла к стене, вжалась в неё спиной, запрокинув голову, на мгновение застыла, затаив дыхание, и внезапно выстрелила чередой нервных жестов.
– У него день рождения 29 февраля. В этом году 29 февраля нету. Но он говорит, что для него 29 февраля есть всегда. Значит так, весь календарь для него смещается на один день, и вчера было всё равно что первое апреля, он шутил, он врал!
– Лена, девочка моя, опомнись, что ты говоришь! Это нельзя, это надо пережить… это глупо, банально, но это действительно надо пережить, так недалеко и до безумия!
– Баба, я похожа на безумную? – Лена шагнула к Ольге Валерьевне. – Смотри на меня!
И она вытянула вперёд руки.
– Это что значит?
– Что-нибудь да значит. Придумай, баба, сама. Руки не дрожат. Как там Гамлет говорит: заставь меня повторить всё снова. Я повторю, а безумный не смог бы. Я не безумная, баба. Я просто ничего не понимаю. Кроме того, что он – врал.
– Лён, нет. Ты даже неправильно посчитала. Ты добавила день, а нужно было отнять. Даже с твоим 29 февраля вчера было не первое апреля, а 30 марта. Лён, видит Бог, я всё бы отдала, чтобы не говорить это тебе, но так нельзя!
– Баба, он ошибся.
– Лён…
– Баба, он врал.
– Лён, ты же говорила, что сама видела… почти что видела…
Лена поглядела на женщину странным взглядом.
– Ты знаешь, баба, я прошу тебя, ты только за меня не бойся, но, по-моему, я спала.
4
"… но все старания их бессмысленны и беспо… все старания их бессмысленны и тщетны, поскольку им не ясна … они не понимают сути. Великое искусство магии не зря называется тайным искусством… тайна эта непонятна… Тайна эта не только неразрешима, она непонятна даже многим… большинству из тех, кто сделал на этом пути немалое число правильных… успешных шагов. Тайна эта в том, что нельзя стать магом по книгам… изучив верные заклинания, ибо верных заклинаний НЕТ. И нет заклинаний неверных. Сила не в звуках и движениях… не в наборе звуков и
