посмотрел на него. – Что ждут. Ты – улетишь.
Бешеный взгляд водянистых глаз, ненависть плещется. Вадим смотрел и не понимал, откуда берётся эта смесь злости и наглости. Почему нельзя по-человечески… Человек из другого мира. Ведь молодой парень, ровесник или чуть старше, но весь его облик дышал такой скрытой силой, уверенностью в себе, в правоте своих действий, что даже мысли не возникало перечить ему.
– Ну прощайтесь тогда. Только не долго. – Длинно сплюнул сквозь зубы и отвернулся.
Вадим повернулся к Вере. Смотрела куда-то в сторону. Взял за руку. Развернул к себе.
Как кукла неживая…
– Вера! Послушай, Вер, – всё, как договаривались. Я сразу напишу в Пинегу, на почту, до востребования. Денег на дорогу вышлю.
Не то говорил, не то! И Вера молчала. Только смотрела на него. И было жалко её до слёз.
– Ты только не плачь. Всё будет хорошо! Мы будем вместе! Уже скоро. Мы уедем с тобой вдвоём. Я обещаю!
– Всё, Вадим. – Привстала на цыпочки, ткнулась губами ему в губы. – Иди!
– Ну? – Ванька повернулся. – Вон Алексеич ждёт. Я догоню.
Подождал, пока Вадим отойдёт.
– Ну что, шалавая? Подходи часиков в семь к почте, отметим отъезд твоего хахалька. А он у тебя ничего, видный… Только слабачок, по-моему. – И пошёл, не дожидаясь ответа.
– Вань! Деньги на поезд до Москвы?
– Передам, – даже не обернулся.
Они прошли сквозь толпу в зале ожидания, как нож сквозь масло. Расступались. В спину летели вопросы: «Когда прилетит самолёт? Как там с керосином, что слышно? Безобразие! Второй день здесь сидим, и никакой информации!»
Алексеич словно не слышал. Отпер ключом дверь, пропустил их с Ванькой вперёд, аккуратно запер за собой. В здании пусто, только откуда-то сбоку гулко звучали голоса. Прошли коридором, ещё одна дверь, поворот ключа – и они на лётном поле.
Сначала показалось, что поле бесконечно простирается до горизонта. После засилья леса, в котором приходилось существовать последнее время, после прущей отовсюду наглой зелени было непривычно пусто. Потом всё же углядел кроны деревьев вдалеке.
Жёсткая невысокая трава гуляла, оглаживаемая ветром. Взлётная полоса оконтурена вереницей уходящих вдаль прожекторов. Никакого бетона. Лишь проплешина голой вытоптанной земли возле здания аэропорта, где они сейчас стояли.
Небольшой самолётик и грузовик, стоящий подле, терялись среди этого пустого пространства, раскинувшегося под куполом бесконечного неба с нависающими комьями облаков.
«Всё. Кончился лес», – полыхнуло в сознании.
Алексеич вопросительно смотрел на Ваньку.
– Забирай его, Алексеич. Всё, как договаривались.
На! – протянул Вадиму сложенную вдвое десятку. – На поезд билет возьмёшь, и не в чём себе не отказывай.
– Спасибо!
– Бабе своей спасибо скажи.
Шёл вслед за Алексеичем по лётному полю. Навстречу пылил расхлябанный грузовик. Только сейчас обратил внимание, насколько маленьким был самолёт. Показалось, грузовик превосходит его размером и уж точно кажется безопаснее, четырьмя колёсами уверенно утюжа прогретую солнцем землю.
Тупорылый, с замершим пропеллером, четыре крыла – по два сверху и снизу – соединены косыми стойками. Вспомнил, в каком-то военном фильме такие самолёты называли летающими этажерками. Приземистый, распахнутая дверца расположена так низко, что, кажется, с земли шагнуть можно, грязно-белого цвета, с красной полосой на фюзеляже, он казался пригодным для игры, но уж никак не для полётов в этом бездонном небе.
– Это какая же марка самолёта? – спросил Алексеича.
– «Ан-2», – буркнул тот, не оборачиваясь.
Пилот дожидался их, полулёжа на траве, подстелив форменную куртку.
– Вот… – Алексеич кивком головы указал на Вадима.
– Вроде не беглый. Не от армии закосил? – Пилот поднялся, отряхивая куртку.
И не дожидаясь ответа: «Ну что? Полетели?» – это он уже Алексеичу.
Возле приоткрытой дверцы тщательно вытирали ноги о траву. Вадим тоже пару раз шаркнул, не вполне понимая, зачем они это делают – на улице сухо, грязи нет. Все разъяснилось, стоило только просунуть голову в дверцу.
Салон самолёта был завален освежёванными оленьими тушами – груда красно-розового мяса с белыми прожилками. Навалены на полу как попало, во все стороны торчат ноги с выступающими костями – копыта обрублены.
Кабина пилотов располагалась впереди, и они шли по тушам, наступая чёрными остроносыми полуботинками, пригнувшись и придерживаясь руками за стенки, чтобы не поскользнуться.
Он замер в дверях, не зная, идти ли дальше.
Алексеич покопался под креслом и швырнул ему через салон брезентовый мешок.
– Подстели…
Остался возле двери, почти в самом конце салона. Не хотелось пробираться поближе к кабине пилотов. Чувствовал себя изгоем, такой же безликой тушей, что навалены под ногами.
Затарахтел мотор, бешено завертелся пропеллер, образуя трепещущий круг. Самолёт, покачиваясь, выруливал на взлётную полосу.
Короткий разбег, взлёт, и его вдавило, впечатало в оленьи туши, на которых сидел – самолёт, чуть заваливаясь правым бортом, резко набирал высоту. Мелькнули разбросанные дома посёлка, широкая лента реки, и всё пространство затопила зелень тайги. Он прикрыл глаза – это он уже видел, хватит.
Только сейчас почувствовал, что от туш-то попахивает. Не совсем свежее мясо… И ещё тревожило, что туши не привязаны, не закреплены.
А если какая болтанка или в зону турбулентности попадём? Задавит ведь этими тушами.
Успокаивал себя: «Ладно… не парься! Пускай пилоты об этом думают, знают, наверное, что делают. От тебя сейчас ничего не зависит. Кривая вывезет…»
Туши уже не попахивали – воняли. И всё равно клонило в сон. Самолётик белой точкой висел в голубом пространстве, двигатель работал ровно.
Проваливался…
Костёр горит весело, котелок, кто-то помешивает ложкой, примотанной проволокой к палке, что варится, не видно – всё заволокло паром от кипящего варева.
Тропинка на крутом склоне, поросшем яркой зелёной травой, бежит Вера, он несётся следом – вот-вот догонит.
Ему надо обязательно выйти, но совсем темно, шарит руками, натыкается на какие-то предметы – они беззвучно падают в темноте, вот дверь… Окатило волной облегчение – наконец-то, спасся!
Комната завалена голыми трупами, их много, но они одни и те же, повторяются, вон окоченевший труп отца с неестественно вывернутой рукой, вон Виталий, Колька, старик-ненец – маленький, голый, жёлтый, только бородка седая вверх торчит, вон снова Виталий, ещё один старик-ненец уткнулся ему в подмышку, отец – сверху, поперёк, ещё и ещё, на ком я сижу? я же сижу на трупе! чьё это тело? важно знать! просто необходимо! привстать посмотреть не получается! вдруг это отец? нельзя сидеть на отце! встать, скорее встать! не могу, не дают! ужас захлестнул, затопил чёрной безысходностью.
Вывалился из сна мокрый от пота. Широко открытым ртом всасывал пахнущий подтухшим мясом воздух, а тот всё никак не хотел проникать в лёгкие.
Это сон! Господи, это всего лишь сон!
Самолёт закладывал плавную
