"Дуче, мы узнали, что Вы в опасности. У меня приказ защитить Вас".
"В этом нет необходимости, - ответил Муссолини, не выражая ни гнева, ни удивления. - У меня есть свой эскорт".
"А у меня приказ, - настаивал Виньери, - сопровождать Вас".
Тут Муссолини спустился к подножию лестницы и пошел через подъездную аллею к машине. "Хорошо, - сказал он. - Если это приказ, то Вам лучше поехать со мной в моей машине".
"Нет, дуче, - сказал ему капитан. - Вы должны поехать со мной".
"Но это же смешно. Ничего подобного я никогда не слышал".
"Это приказ, Дуче".
Виньери указал на карету скорой помощи. Муссолини больше не протестовал и пошел к ней. Задние двери были открыты и когда дуче подошел к машине, он чуть замешкался - внутри сидела вооруженная охрана. Но капитан галантно подхватил его под руку, и Муссолини, восприняв этот жест как акт помощи, а не принуждения, взобрался вовнутрь. Он сел, надвинув шляпу на глаза. В это время в машину вошел Де Чезаре. За ним сели офицер, три карабинера и двое офицеров полиции с автоматами, одетые в штатское. Двери с грохотом захлопнулись. Муссолини так и не пришло в голову, что он арестован.
В карете скорой помощи воцарилось молчание. Те полчаса, пока машина неслась по улицам города, Муссолини сидел молча - он верил заверениям капитана карабинеров, что его просто защищают от гнева разъяренной толпы. Поэтому когда в 6 часов карета въехала во внутренний двор казармы карабинеров на виа Квинтино Селла, он вышел из неё с таким видом, словно приехал с проверкой, бросая вокруг сердитые взгляды и выпятив по привычке нижнюю челюсть. Остановившись, он принял известную всем позу - расставив ноги, слегка наклонился вперед, опершись руками в бока.
Его отвели в офицерскую столовую, которая, как он заметил, была окружена вооруженными карабинерами, и оставили там одного.
Через приоткрытую дверь из соседней комнаты за ним наблюдал офицер. Минут через сорок Муссолини вновь вывели к карете скорой помощи, которая так быстро рванула с места, что Де Чезаре даже забеспокоился, не схватило бы у дуче живот. Однако тот хранил молчание и, когда машина приехала в казарму кадетов корпуса карабинеров на виа Льньяно, вышел также спокойно, не выразив никакого протеста. Де Чезаре прошептал ему, что столь большое количество вооруженных карабинеров во дворе предназначалось вовсе не для того, чтобы обеспечивать его безопасность, однако Муссолини по-прежнему отказывался в это верить. Даже когда Де Чезаре поместили в другую комнату, и он вновь остался один в кабинете начальника училища, дуче все ещё верил, что располагавшиеся в коридорах здания многочисленные карабинеры стоят там именно для того, чтобы оградить его от опасности. Муссолини удивился лишь тогда, когда офицер и несколько человек из охраны сопроводили его в уборную, оставшись у дверей и затем вновь отвели его в кабинет начальника.
Ему предложили поесть, но Муссолини отказался, словно вид пищи вызывал у него тошноту. И хотя дуче ни на что не жаловался, внешне он выглядел так плохо, что комендант даже решил вызвать врача. Немедленно пришел доктор Сантино, который нашел Муссолини "бледным, как смерть... пульс у него был вялый". Дуче попросил привести ему парикмахера и когда тот побрил его, Муссолини, смутившись, извинился за то, что у него нет с собой денег, чтобы заплатить за услугу. Но, - сказал дуче, - он запомнит его и когда-нибудь, возможно, сможет отблагодарить.
В одиннадцать часов вечера дуче выключил свет и попытался уснуть на предоставленной ему походной кровати, Однако его сильно донимал свет, горевший в соседней комнате, где сидел дежурный офицер и внимательно наблюдал за ним, не отвечая при этом на телефонные звонки, раздававшиеся с завидным постоянством.
В час ночи в кабинет начальника казарм имени Виктора Эммануила II вошел подполковник Чирико и, обратившись к Муссолини, сказал: "Генерал Ферроне прибыл к Вам с письмом от маршала Бадольо".
Муссолини встал со своей походной кровати и вышел в соседнюю комнату, где его уже поджидал штабной офицер министерства обороны Ферроне со "странно самодовольным выражением на лице". Офицер передал дуче письмо от Бадольо. Перед тем как прочитать его, Муссолини взглянул на гостя и спросил: "Генерал, мы с Вами раньше встречались, не так ли?"
Действительно, Ферроне, командовавший дивизионом в Албании, был представлен однажды Муссолини. Та встреча проходила в спешке и дуче, который, как думал Ферроне, напрочь забыл о ней, вовсе не собирался уделять этому много внимания.
"Мы встречались в Албании", - сдержанно ответил Ферроне.
"Совершенно верно, - согласился Муссолини, широко раскрыв глаза, всем своим видом показывая, как он удивлен тому, что сам Ферроне помнит это. Дуче хотел, подобно Наполеону, показать, что и его память безупречна. Совершенно верно, генерал. Не забывайте, я всегда высоко ценил Вас".
Со своими тюремщиками он был вежлив. По словам одного из них, он "стремился снискать расположение, с готовностью подчиняясь всем просьбам. Ел мало и не курил". Когда доктор Сантильо вновь приехал к нему и спросил, не нужно ли дуче чего-нибудь, Муссолини весьма почтительно произнес следующую фразу: "Только зубную пасту и пару шлепанцев". Наблюдавший за ним офицер сказал, что Муссолини показался ему "отрешенным и спокойным". Только сейчас, как впоследствии Муссолини признался Ракель, он вполне осознал, что стал пленником и власть, которой он обладал в течение двадцати одного года, утеряна им в течение одного дня. "Диктаторы не могут уйти элегантно, грустно сказал он доктору Сантильо. - Они должны пасть. Но их падение никому не приносит счастья".
Сначала Муссолини направили на остров Понца, затем на Маддалену, расположенную к северу от Сардинии.
На Маддалене Муссолини прожил три недели. Это было нелегкое время. На Понце он жаловался на одиночество и то, что время тянется ужасно медленно; здесь же дни стали казаться ещё длиннее, а "одиночество ещё более суровым". Тот август был особенно жарким, над морем не чувствовалось и ветерка. "Казалось, - писал впоследствии Муссолини, - все вокруг плавилось". Ему вовсе не хотелось покидать прохладную виллу; лишь изредка он предпринимал короткие прогулки в сосновом лесу в сопровождении сержанта-карабинера. Муссолини снова был отрезан от всего мира и не получал оттуда ничего, за исключением подарка Гитлера - двадцатичетырехтомного собрания сочинений Ницше. Он начал читать с самого начала, и ранние стихи Ницше показались дуче "очень красивыми". Дуче стал вести дневник, занося в него "заметки философского, политического и литературного характера", но никто не видел этих тетрадей и впоследствии они так и не были найдены. Большую часть времени Муссолини проводил, мрачно наблюдая с террасы за морем.
Рано утром 28 августа 1944 года его забрали с острова Маддалена, переправили на материк и посадили в машину скорой помощи, которая направилась с сторону Рима.
РИСКОВАННАЯ ОПЕРАЦИЯ ОТТО СКОРЦЕНИ
В санитарной машине Муссолини увезли на север Италии, в Гран Сассо. Здесь, у подножья самого высокого пика Апеннин Монте Корво, расположен отель, известный под названием Алберго-Рифуджио ("Приют"). Сюда и привезли Муссолини. Сначала ему приготовили гостиницу Ла Виллетта у подножия фуникулера, в которой он доолжен был находиться, пока подготовят комнаты в отеле наверху.
Флавия Юрато, управляющая отелем, спустилась на фуникулере, чтобы подготовить к прием Муссолини в Ла Виллетта. Она вышла на деревенскую площадь, когда подъехала санитарная машина Красного креста. "Из неё появился грузный человек, - вспоминала потом Флавия, - на нем был темный костюм, пальто и черная шляпа. Это был Муссолини. В нем уже не осталось ничего от откормленного, самоуверенного диктатора. Он даже тревожно оглядывался вокруг, как бы опасаясь какой-то ловушки, вращая глазами, которые выделялись на его изнуренном лице".
Дни одиночества на Понца и Маддалена и ухудшающееся здоровье истощили жизненные силы как духа, так и тела бывшего диктатора. Тем, кто видел его теперь, он казался не только больным, но и побежденным. Его мужество никогда прежде не подвергалось серьезным сомнениям, не сомневались в нем и сейчас, но в этот период жизни дуче казался почти робким.
В своей комнате на третьем этаже гостиницы Ла Виллетта Муссолини подолгу сидел, безучастно глядя на вершины гор. Ему впервые позволили слушать радио, но он, казалось, не слишком стремился воспользоваться этой привилегией. Охранникам Файоле и Гуэли он даже показался настолько подавленным, что после каждого приема пищи они быстро уносили все ножи и даже вилки со стола, опасаясь, как бы пленник не покончил с собой.
В начале сентября его доставили на станцию фуникулера, чтобы проделать последний этап путешествия. Муссолини не хотел ехать, но почти не оказывал никакого сопротивления.
"Надежен ли этот фуникулер? - нервно осведомился он у начальника станции. А потом добавил поспешно, поправляя себя с оттенком прежней своей самоуверенности: - Дело не во мне, вы понимаете, ведь моя жизнь кончена. Речь идет о тех, кто меня сопровождает". Он утешался сознанием того, что фуникулер, как и сам отель Алберго-Рифуджио, был построен "в эпоху фашизма".
