Стоит вернуться домой, я тут же выхожу в сеть и открываю страницу с артами. Почему бы и нет? Никаких сомнений. Несколько слов, несколько рисунков – и вот я уже задерживаю дыхание и нажимаю «Отправить». Вот и все. Ставлю ссылку на запись в меню.
Может быть, всем плевать, может быть, никто мне не напишет, – сейчас все это не имеет значения. Я это сделала, я написала этот пост и теперь чувствую себя снежным человеком – его никто не видел, но каждый след важен.
Вот он, этот след – прямо на моей странице. Я официально принимаю заказы на рисунки.
28
Чувство собственной значимости покидает меня утром пятницы, когда, войдя в школу, я первым делом вижу поджидающего у шкафчика Ника. Когда я подхожу, он заметно оживляется.
– Привет! Слышал, что вы сегодня тусите с Эбби?
– Кхм. – Я колеблюсь, потом сознаюсь: – Да. Ты не против?
– Конечно, нет. Не хочу разрушать вашу дружбу. – Он сдавленно смеется. – Забавно, я и не знал, что вы подруги. А теперь вот оно как! Но в любом случае я не возражаю.
– Уверен?
– Абсолютно. Сто процентов. – Он кивает с энтузиазмом китайского болванчика.
Срань господня, да он и правда не может нормально на это реагировать, а ведь речь всего лишь о дружбе. О платонической, исключительно гетеросексуальной дружбе. Правда убьет его – и я не преувеличиваю. Класс. Меня подташнивает от одной мысли.
– Так вот, – Ник смотрит на мой лоб, а не в глаза, – ты же скажешь, если Эбби будет говорить обо мне?
– Конечно.
– Здорово. Круто. Это правда для меня важно.
Чувство вины сжигает меня изнутри.
Кажется, эта пятница тянется бесконечно; время будто застыло на месте.
Эбби ждет меня у шкафчика, на том самом месте, где утром стоял Ник.
– Готова? – спрашивает она с улыбкой, а я просто любуюсь ею.
Сегодня волосы у нее собраны, щеки горят. Кажется, она даже подвела глаза, но это всегда сложно сказать из-за ресниц. О, эти ресницы… На ней платье – перепоясанное, с коротким рукавом, – колготки и высокие сапоги.
– Я купила их в Афинах, – напоминает Эбби, проследив за моим взглядом.
– Знаю.
– У тебя классное платье.
Еще бы, ведь это то самое платье – со вселенной и звездами. Не совру, если скажу, что это самый крутой наряд в моем гардеробе – после выпускного платья, конечно.
– Погода отличная, так что я знаю, куда мы поедем.
Ничего себе. Куда это она собралась? Я пытаюсь держать себя в руках, но черт возьми, это звучит как приглашение на свидание.
– Я не против, что бы ты ни придумала.
– С каких пор ты стала такой сговорчивой?
– Я всегда сговорчивая. Не понимаю, о чем ты, Сусо.
– Каждый раз, когда ты называешь меня по фамилии, я начинаю подозревать, что передо мной Гаррет, который надел маску Лиа.
– Думаешь, у меня есть маски?
– Не сомневаюсь. – Эбби сворачивает в боковой коридор, ведущий к заднему выходу. В конце его нас ждут несколько пар распашных дверей; забавно, что я не замечала их раньше, хотя постоянно тут хожу. Эбби открывает одну из них, придерживает бедром, и я выхожу следом за ней наружу, навстречу теплому весеннему дню. Мы оказались во дворе за школой; неподалеку бежит дорожка, ведущая на футбольное поле.
– Будем играть в футбол? – уточняю я. Только этого не хватало: еще одна странная игра со спортивными снарядами. Это что, какой-то ритуал для расставшихся парочек?
– Непременно. Ты будешь корнербэком?
– Хорошо. Только у меня есть вопрос.
– Какой?
Я выхожу на дорожку следом, пытаясь подстроиться под ее шаг.
– Корнербэк [31] и квотербэк [32] – это разные люди?
– Шутишь?
– Я подумала, вдруг кому-то просто лень выговаривать лишние буквы.
– Ха! Боже, ты такая забавная.
– А вот и нет.
– А вот и да.
Я чувствую, как неприлично сильно краснею. На щеках можно смело жарить бифштекс, а также плавить градусники и выпрямлять волосы. При прикосновении есть риск получить ожог второй степени.
– И все-таки зачем мы идем на футбольное поле?
– Потому что ты там ни разу не была.
– Не угадала. – Я прячу улыбку. – Пять лет назад я ходила на игру университета Джорджии.
– Дай угадаю: неужели с Морган?
– Ага.
– Я говорила тебе, что она извинилась?
– Правда?
– Да, несколько дней назад. Видно было, что ей не по себе. – Эбби неожиданно сворачивает налево и оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что я не отстаю, потом проходит в зазор между трибунами на дорожку, опоясывающую поле.
– Справедливо. Она же вела себя по-свински.
– Верно. Но я рада, что она извинилась.
После этих слов она
