выше Эрхая на полголовы. Только бы не увидеть Дохэ, подумал Сяо Пэн.
Конечно же, он ее увидел. Эрхай выбежал в круг, где шло представление, взял из шляпы кусок батата и сунул его собаке. Из толпы показалась Дохэ и потянула Эрхая обратно. Собаку ничуть не тронула награда, которую ей предложили, она только дернула головой и дальше понесла свою службу. Тут подошел старичок из труппы и флейтой подал собаке знак. Та мигом встала на четыре лапы и опустила шляпу на землю. Старичок снова махнул ей флейтой, и она вдруг ринулась к Эрхаю — вскрикнув, Дохэ прижала мальчика к себе. Но собака повалилась на бок и кувыркнулась, выставив лапы вверх.
— Вот теперь собачку можно покормить, — сказал старик.
Эрхай положил батат на землю. Пес перевернулся, вскочил и в два укуса проглотил угощение.
— Эта собака продается? — спросил Эрхай.
— А она тебе по карману? — ответил старик.
Сяо Пэн заметил, что Дохэ изо всех сил тащит Эрхая обратно в толпу. Восьмилетний Эрхай был низкорослым мальчиком, но его тоненькие ножки, казалось, состоят из одних мышц. Этими крепкими ножками он уперся в землю, и Дохэ секунд десять боролась, чтобы сдвинуть его на шаг. Дахай стоял позади тети, надеясь, что никто не догадается, что они с Эрхаем — близнецы.
Сяо Пэн подошел к ним и, улыбаясь, сказал:
— Эрхай, хочешь себе эту собаку? Дядя Сяо Пэн тебе купит.
У Дохэ прядь волос выбилась из прически и упала на лицо, она сняла заколку, раскрыла ее зубами и снова заправила волосы за уши. Сяо Пэн смотрел на нее только краем глаза, но был уверен, что Дохэ делает это для него и потому ее движения так грациозны.
Не говоря ни слова, Эрхай вырвался от тети, взял Сяо Пэна за руку и повел к нищим, распевавшим песенки. Тут подоспел участковый, напустился на нищих: горазды же хуайбэйцы пакостить — три года природных бедствий [83] позади, а из Хуайбэя все шлют этих попрошаек вшей да блох разносить.
Нищие похватали узлы, детей, собак и с гомоном разошлись. Они давно привыкли к пряткам с участковым: стоит ему уйти, и бродяги вернутся на прежнее место. В городе было три одинаковых универмага нового типа, все три с кондиционерами, и для нищих крыльцо такого универмага было просто-напросто спасением от летней жары.
Дохэ поклонилась Сяо Пэну и спросила:
— С работы?
Все встречали друг друга такими приветствиями: «С работы?», «На работу?» Но в устах Дохэ оно звучало престранно. Да еще с таким поклоном в придачу — совсем чудно. Он тоже полушутя отвесил ей небольшой поклон:
— Вышли пройтись?
Дохэ указала пальцем на голову Эрхая, объясняя, зачем повела детей гулять: на перевязку ходили. Она слабо улыбалась, как улыбается мать, с нежностью и тревогой глядя на любимого сына. На ней была та же белая клетчатая рубашка, что и год назад, но теперь ткань еще больше износилась, и синие полосы совсем пропали. Если бы Дохэ не дорожила так чистотой, одежда носилась бы дольше. Сяо Пэн удивлялся: куда пропала его боль? Он чувствовал, как наполняется счастьем. Год ее не видел. Вот так постоять с ней рядом, перекинуться парой слов о пустяках, посмотреть представление, которое устроили нищие, — этого оказалось довольно, чтобы он развеселился.
У заднего входа в универмаг снова послышалась мелодия хуагу. Эрхай потянул Сяо Пэна за собой.
Подошли к нищим, Сяо Пэн вытащил из кармана пятнадцать юаней, которые все забывал отправить домой, жене с ребенком, и отыскал давешнего старика. Увидев деньги, старик оторвался от флейты:
— Думаешь, я отдам собаку за пятнадцать юаней?
— А сколько хочешь?
— Это не простая собака, а пес Эрлан-шэня [84].
— Какая к черту разница, чей это пес, продаешь или нет? Ребенку захотелось собаку, если уступишь, денег на целый тюфяк из собачьей шкуры хватит.
— Эта собачка ценнее двух девиц, которые и петь умеют, и на барабане играть.
— Да кому нужны твои девицы?!
Дохэ взяла его за локоть и с силой потянула в сторону.
— На тюфяк из собачей шкуры пятнадцати юаней не хватит! — возразил старик.
Из другого кармана Сяо Пэн достал еще пять юаней. На талоны в этом месяце он потратил восемь юаней, эта пятерка — все, что осталось.
— Двадцать юаней? — старик скосил глаза на карман Сяо Пэна, надеясь, что оттуда можно выжать еще немного деньжат.
— Ты меру-то знай. На двадцать юаней можно двести цзиней риса купить! — возмутился Сяо Пэн.
— Мы рис не едим, — ответил старик.
Дохэ все тянула его за локоть. И когда отошли в сторону, не убрала руку. Эрхай в отчаянии повалился прямо в лужу и вопил, суча ногами и руками:
— Хочу ину [85]!
Раз десять так прокричал, не меньше. Сяо Пэн спросил Дахая:
— Что такое «ину»?
— Собака.
Дохэ тихо что-то говорила Эрхаю, по голосу было слышно, что она утешает его и немного грозит, но Сяо Пэн понимал не все. Уговоры были впустую, и она печально взглянула на Сяо Пэна: мол, смотри, что ты наделал.
Сяо Пэн рванул в универмаг, купил четыре конфеты, выскочил наружу и отдал их близнецам, а еще пообещал Эрхаю, что непременно достанет ему эту собаку.
В начале сентября Сяо Пэн привез из дальнего пригорода черного щенка, поселил его у себя в общежитии и стал учить стоять, сидеть и носить шляпу. Соседям по комнате все это надоело до чертиков, и они грозились, что сварят Сяо Пэна в горшке вместе с собакой. К концу года щенок дорос до размеров той собаки у нищих. Сяо Пэн взял пса на поводок, оседлал велосипед и, словно триумфатор, отправился к Чжанам.
Чжаны ужинали. В коридоре стояла угольная печка, а на ней котелок, в котором весело кипели квашеные овощи с тофу. Все собрались вокруг печки, взрослые сидели, дети уплетали стоя, от горячей еды у них и сопли потекли, и пот выступил. Сяо Ши сидел подле Дохэ и бросал в котелок бобовые лепешки.
Сяохуань ткнула пальцем в сторону Сяо Пэна:
— Это кто такой? Мы его знаем?
Сяо Пэн посторонился, и все увидели за его спиной собаку.
Эрхай бросил палочки, подскочил к собаке, стал перед ней на колени и крепко обнял. Сяо Пэн и Дохэ встретились глазами.
— Ай-я. больше года не показывался, теперь явился и сразу с мясом? — сказала Сяохуань. — Самое время, начало зимы, мясо съедим, еще и
