сошел с поезда и по рельсам направился в Яньцзинь, потратив на дорогу два месяца. Выслушав Цинь Вэйвэй, Минлян тотчас сказал:
– Конечно, конечно, не беспокойся и отца успокой.
Дома он обсудил это дело с Ма Сяомэн, Ма Сяомэн, узнав, что это касается дедушки и бабушки Минляна, тоже согласилась, что он должен решить вопрос с перезахоронением сам. На следующее утро Минлян собрал вещи и отправился в путь. Двадцать лет назад он и Ма Сяомэн добирались из Яньцзиня в Сиань на старом зелененьком поезде целые сутки; сейчас же из Сианя в Яньцзинь его доставил скоростной поезд всего за каких-то четыре с лишним часа.
В Яньцзине Минлян предпочел не останавливаться у знакомых; ему было проще устроиться в гостинице, так он и других не напрягал, да и в бытовом плане ему так было удобнее; он сразу направился в центр, нашел гостиницу и заселился. Умывшись с дороги, Минлян почувствовал, что проголодался. Вспомнив, что до сих пор не обедал, он вышел из гостиницы и побрел в сторону улицы Сицзе. Спустя двадцать лет все дома и магазины вокруг показались ему незнакомыми. Яньцзинь двадцатилетней давности был совершенно другим. По улице туда-сюда сновали люди, никого из них Минлян не знал, да и они, разумеется, тоже не знали Минляна. Стало быть, времена изменились, и он стал тут чужаком. Заметив на одном из ресторанов вывеску про лепешки из печи и баранью похлебку, его любимую еду детства, Минлян прошел внутрь. В ресторане царило оживление, Минлян нашел подходящий столик и заказал себе две лепешки с похлебкой. Ожидая заказ, он услышал, как за соседним столиком посетители обсуждают смерть гадателя Лао Дуна с улицы Дунцзе. Минлян не поверил своим ушам и встрял в разговор:
– Братцы, вы про какого Лао Дуна говорите, про того, что жил на улице Дунцзе в переулке Чжамэн?
Народ за соседним столиком закивал.
– А когда он умер?
– Вчера похоронили.
Узнав о смерти Лао Дуна, Минлян тут же вспомнил разговор с Лао Дуном в ресторане «Маршал Тяньпэн», куда он, молодой пацан, устроился, покинув семью Ли Яньшэна, когда отец прекратил оплачивать его учебу и проживание. Помнится, Лао Дун топнул тогда ногой и сказал, что узнай он об этом пораньше, то позаботился бы о его дальнейшем обучении. «Пусть я слепой, сказал он, – но уж точно бы смог вырастить и выучить еще одного ребенка»; если бы Лао Дун принял на попечение Минляна, то Минлян переехал бы в его дом и стал бы жить под одной крышей с Лао Дуном, Лао Куай и Дун Гуаншэном. Официант принес лепешки с похлебкой, Минлян, без всякого наслаждения поел на скорую руку, быстренько расплатился и направился прямиком на улицу Дунцзе.
Подойдя к дому Лао Дуна, Минлян заметил Дун Гуаншэна; опустив голову, тот подметал двор, сгребая мусор от сожженных жертвенных денег и хлопушек, Минлян сразу понял, что вчера тут выносили покойника; на висках у Дун Гуаншэна уже проступила седина, рукав был обмотан черной повязкой.
– Гуаншэн, – крикнул Минлян.
Дун Гуаншэн поднял голову и застыл на месте, наконец, опознав Минляна, он прослезился и отбросив метлу, пошел навстречу.
– Минлян, ты когда приехал?
– Только что.
– Думал, что уж и слез не осталось, а увидел тебя и снова глаза на мокром месте.
Взяв Минляна за руку, Дун Гуаншэн принялся всхлипывать в голос. Тут уже и Минлян прослезился. Прекратив плакать, Дун Гуаншэн спросил у Минляна, зачем тот приехал, и Минлян рассказал ему про перезахоронение в связи со строительством автомагистрали; затем Минлян поинтересовался от чего так скоропостижно умер Лао Дун?
– Да не от чего, просто голову свесил и все, – ответил Дун Гуаншэн и добавил, – прямо в своем монашеском халате и помер, как раз во время прямого эфира.
Минлян размышлял о том, что Лао Дун, будучи слепым, всю свою жизнь предсказывал судьбу зрячим, интересно, знал ли он про себя, что умрет так внезапно, да еще на своем рабочем месте; тут же он принялся успокаивать Дун Гуаншэна:
– Такой внезапный уход дядюшки, разумеется, для всех большой стресс, но он ушел без всяких колебаний, без всяких страданий, он, считай, всю жизнь шел к такому концу, это – большая удача.
– Я уже тоже стараюсь так думать, – откликнулся Дун Гуаншэн.
– Гуаншэн, а ты сможешь заменить дядюшку, чтобы продолжить его дело? – спросил Минлян.
– Рад бы, но нет у меня к этому способностей.
– Да ладно? Ты ведь столько времени провел с ним бок о бок.
– Для гадания требуется интуиция, время тут не играет никакой роли; пусть мой отец и был слепым, но у него эта самая интуиция имелась, а у меня ее нет, поэтому все мои гадания обернутся мошенничеством, – объяснил Дун Гуаншэн и добавил, – обмануть кого-то в любом другом деле – еще куда ни шло, но в гадании – выйдет себе дороже.
Минлян вздохнул, похоже, теперь в Яньцзине уже никогда не будет своего гадателя. Вдруг Минлян вспомнил, что месяц с лишним назад он получил задание от Сунь Эрхо из Сианя увезти в Яньцзинь его прядь волос и попросить Лао Дуна устроить для него прямой эфир, чтобы узнать, что ожидает его в следующей жизни; но теперь Лао Дун помер, так что будущая судьба Сунь Эрхо навсегда осталась загадкой. Тут же Минлян словил себя на мысли, что будь даже Лао Дун жив, прямой эфир все равно бы не состоялся, поскольку в этот свой приезд Минлян забыл прихватить с собой волосы Сунь Эрхо, те так и остались в собачьей лежанке на балконе у Минляна; как ни крути, Минляну было наплевать на проблемы Сунь Эрхо, но, вспомнив про него, ему вдруг захотелось прояснить для себя кое-что другое, поэтому он спросил:
– Гуаншэн, дядюшка всю свою жизнь предсказывал судьбы другим людям, а ты случайно не спрашивал, знал ли он кем будет сам в следующей жизни?
– Спрашивал, он сказал, что в следующей жизни уже будет зрячим.
– А спрашивал, чем он будет заниматься?
– Спрашивал, он сказал, что об этом знать пока не велено. Лишь дал зацепку, что мне еще доведется увидеть его на каком-то вокзале.
Тут Минляну вспомнилась одна из бабушкиных заливалок, которую та рассказывала ему в детстве о своем отце. То была история о том, как спустя годы после его смерти бабушка увидела на рынке его силуэт.
– Судьба, не иначе как судьба, – произнес Минлян и тут же спросил, – а чем ты сам планируешь теперь заняться?
– Да вот как раз обдумываю это дело, а ты помнишь нашего одноклассника Фэн Минчжао?
– Помню. У него еще глазки были совсем крошечные. Пока я ходил в школу, он научил меня играть на флейте, а потом даже приезжал ко
