ворчание мамы, что она так испортит себе весь желудок. Но Ники бы этот кусочек прожевать, потому что волнение отбивало весь аппетит.
Она нервничала, жутко нервничала. Когда бежала на остановку. Когда держалась за поручень, доезжая до школы. И когда бежала к главным воротам. Но всё это приносило небывалую радость и лёгкость. Конечно, она уже не маленькая девочка и старалась держать себя максимально в руках, но с каждым шагом сердце ускоряло свой темп, словно предчувствуя, что он рядом.
Ники искала его глазами в проходивших мимо школьниках. Хотела обнять, прямо при всех, увести за собой на крышу, где скажет эти незамысловатые слова, но так много значащие для неё. Она слилась со своим сердцем, откинув всё неважное в самый дальний и пыльный угол, оставив только себя и Нэйтен. Радоваться с ним. Прикасаться только к нему, к его острым ключицам. Гладить мягкие пряди, когда лежит на её коленях, и самой от этого урчать. А ещё целовать, когда в его крови повышается уровень ворчливости. Она отдала ему сердце, хотя он этого и не просил, считая, что не смеет этого требовать. Но теперь она не может без него. Такого порой вспыльчивого и раздражительно. Козла, конечно, на которого вешаются все девки без разбору, но Николь всегда была для него единственной, как и он для неё.
Страшнее всего было признать это обоим. Они держались за дружбу, но всё это было так по-детски, когда их связь была предрешена ещё с детства, когда Николь впервые увидела этого мальчишку со сладкой улыбкой, а от растерянности ничего не могла лучше, как задрать нос. Сейчас, вспоминая всё это, хочется смеяться от такой глупости.
Тёрнер увидела часто ошивающегося возле Нэйтен дружка. Она остановила его, окрикнув, и поинтересовалась, где он. На что парень сказал, что видел его возле левого крыла школы. Странно, учитывая, что это крыло временно закрыли на ремонт, учеников туда не допускают. Хотя это же Нэйтен, он всегда ищет уединённые места.
Николь прямиком направилась туда, преодолевая потоки учеников, бурно обсуждавших предстоящий выпускной. Кто купит какой наряд, какую подберут причёску и туфли. Всё это Тёрнер казалось таким неважным, незначительным, когда на кону стоят собственные чувства.
Ближе к левому крылу ученики редели. Николь могла только предположить, где Нэйтен мог бы быть, но какие-то негромкие переговоры в пустом коридоре позволили ей хоть за что-то зацепиться. Она свернула направо, где был старый туалет для девочек и откуда и доносились голоса. Чем ближе Николь приближалась, тем сильнее она начинала покусывать губу. Ей было уже больно, когда в одном из этих голосов она узнала Сару, а вот характер её голоса полоснул острой бритвой. Николь чувствовала, как кончики пальцев её похолодели, а руки начали дрожать. Она не знала, почему так нервничала, и пыталась проглотить этот ком, так неприятно вставший в горле. Ноги перестали полноценно слушаться, когда барабанные перепонки пронзил стон девушки из туалета. Сердце Тёрнер сжалось, и каждый его удар давался с трудом. Ей осталось всего два шага и протянуть руку, и сможет приоткрыть двери туалета, но в животе стянулся тугой узел, когда за выдохом Сары последовало сорвавшееся с её губ имя «Нэйтен».
Дрожь окутала всё тело, а дурман начал застилать глаза. Николь едва держалась на ногах. Она прикрыла глаза с подрагивающими ресницами, переводя дыхание. Мало ли, сколько Нэйтенов обучаются в их школе. Открыв глаза, шумно выдохнув, Николь сжала кулак, придавая себе решимости. Она догадывалась, что за вид предстанет перед ней, судя по тем стонам и отчётливым звукам секса. Ей просто надо убедиться, что там не её Нэйтена Картера. Да она и не поверит в это. Он не может так с ней поступить.
Дрожащая, как при треморе, рука приоткрыла двери, оставляя небольшую щёлочку, и Николь ахает, едва успевая прикрыть рот ладонью.
Только что её сердце вынули, бросили на грязный пол и обрушили на него топор реальности.
Нэйтен, лишь приспустив штаны и задрав юбку Сары на живот, проникал в неё грубо, прямо усадив девушку на раковину, пока та ахала и стонала, обхватив его ногами. Сара облизывала губы и улыбалась довольной кошкой, чувствуя всю мощь парня, которого давно желала, податливо шире раздвигая ноги, чтобы он глубже входил.
Николь отшатнулась, словно её только что пробила молния самого Зевса, решившего покарать её юную душу. Голова кружилась так, что пришлось отшатнуться к параллельной стене и прижаться к ней спиной, пытаясь удерживаться, чтобы мешком не повалиться пол и не заорать во всё горло от дикой боли, рвущей её изнутри. Хочется содрать всю кожу, вынуть сердце и выкинуть его в синее пламя.
Боль. Злость. Обида. Ревность. Разочарование. Предательство.
Ключевые слова, способные сломать человека моментально.
Николь Тёрнер убили. Прямо сейчас. В один момент. Прямо на месте, без вынесения вердикта и предупреждения. Она чувствует, как опустошённо первая слеза прожгла кожу, когда скатилась из глаз. Но ей плевать, она, кроме тупой боли, не чувствует ничего. Абсолютно ничего. Её прекрасный мир рухнул, так и не успев достроиться. Душу расчленили чужие вздохи. Её душа медленно отмирала под стоны Сары.
Ники выворачивало наизнанку, обнажая все внутренности. Она выловила каждую бабочку, вонзая в неё тупую иголку, оставляя отпечаток в памяти — вот, что значит любить Нэйтена Картера. Теперь она знает. Теперь она запомнит.
Убитая любовь перерождается в ненависть. Как феникс возрождается из пепла, так и сгоревшая любовь возрождается ненавистью. Всепоглощающей, уничтожительной, мучительной. Она проедает каждый отдельный участок, не оставляя ничего после себя.
Считай, ты погиб.
Шансов на исцеление практически нет.
Водитель такси подозрительно поглядывал на девушку в зеркало дальнего вида. Его смутило время и место, в которое она направляется. Она курила вторую сигарету подряд, приспустив окно, не спуская взгляда с мимо проезжаемого вида, но мыслями была явно заметно далеко от изучения пейзажа. Мужчину не устраивает, когда курят в салоне, но вид девушки почему-то не позволял сказать что-либо против. Она хмурила брови, а пальцы, в которых удерживалась тонкая сигарета, значительно дрожали. То ли от холода, то ли от невесть чего ещё.
Николь выдохнула последнюю затяжку второй сигареты, бросила бычок через щель окна и поспешно прикрыла его, перед этим вдохнув морозного воздуха ночи. Откинувшись на спинку сиденья, она изучала район, в котором была лишь однажды, и, признаться, местность ей не симпатизировала. Тёмные закоулки, практически не освещённые улицы и даже свет витрин магазинчиков не помогал, бросая слабые блики на тротуары.
