Положи меня на место
У последнего столба
Мне нужна одна невеста
Моя горькая судьба!
Я судьбы твоей не хуже,
Обогрею да пропью
Хвост селедошный на ужин,
А на завтрак - "мать твою!"
Я судьбы твоей не краше
Ни румяна, ни бела
Угости меня, папаша,
Папироской до угла
И вранье, что нам проститься
До заката не поспеть
Бьется невод - рвется птица
Бьется рыба - рвется сеть
Бьется всадник - рвется лошадь
Закусивши удила
И душа твоя, Алеша,
НЕВЕЧЕРНЯЯ ВЗОШЛА.
Бровь и пах - это последние вены, когда остальные уже сожжены. Колоться не приходилось, а колоть неоднократно с 14-ти лет. Как говорят бывшие стукачи "времь был такое!". Пост - хиппи тайм... А в песне - метафора. В мое время, Алеша - уж ничего внутривенного - пиво и красное вино - посредством ротовой полости...
Я написала - 10 песен - Мемуар про Алешу. Все о любви! А прозой тяжело...
КОНЕШНО Я ЛЮБИЛА ТЕБЯ АЛЕША!
До сих пор люблю. Помню, как писал Пал Василич Крусанов, все твои трещинки - пою твои-мои песенки...
О России я тоже написала, меньше чем было задумано. О евреях - вообще как-то походя.
Об Америке - так и вовсе отказалась писать.
Вообщем приходится признать, что вся моя толстая книга - в основном, о НЕЙ.
Об этой - ну которая... в которую... и потом из нее обратно - ПРЫГ!
Нет, ни ПРЫГ, а долго и мучительно вытискиваются, фиолетовыми плечами вперед, навстречу ПЕРВОЙ ЗИМЕ.
НОВЕНЬКИЕ, получившие ПРАВОЖИТЕЛЬСТВО.
Прямо из НЕЕ они попадают вот сюда, где стоят ведра грязи и крови - на прохождение АЛЬТЕРНАТИВНОЙ СЛУЖБЫ.
Служишь все время, пока ты здесь. В конце - дембель - идешь в какой-нибудь СРАЗУ ПРАВИЛЬНЫЙ мир - отдыхать.
Мне уже сейчас - как-то подозрительно легко живется - наверное пора начинать дембельский альбом... Это может и двадцать лет занять, только бы сообразить, в чем он должен заключаться...
Из МОЕЙ - уже никогда никто.... Так сказали веселые шестнадцать докторей.
Бедная она - Девушка - бледное питерское отродье...
Все! Я тебя вылечил. У тебя там все теперь нормально внутри!
Нормально? А было?
Был - УЖАС. Я тебе не буду рассказывать.
Ну, как что?
Не знаю. Не описать.
"Пещера ужаса"?
"Комната страха".
А почему ты мне не сказал?
Я думал, что это навсегда. Что я буду тебя расстраивать?
Как же ты в этот ужас...
А что я должен был делать? Сказать тебе, что ты - девушка - инвалид? Жалко было. Тем более, я думал, что ты на неделю. Решил - потерплю. Ты что забыла, что я тебя три раза сажал в поезд и отправлял обратно в Москву?
Конешно, помню! Один раз даже в ведомственном вагоне. Говорил: "Ну вот ты и отдохнула, теперь в Москву, а уж оттуда в Нью-Йорк!", один раз на гастроли отправил - петь в Китайском Летчике, третий раз...
Ты оказалась какая-то Харри из "Соляриса"... выхода у меня не было, зажмурился от ужаса и куда-то там пробурился... Откуда я знал, что ты навеки сюда явилась? Да я бы не стал тебе рассказывать, но теперь ТАМ все нормально стало.
Как у всех?
Лучше!
Новая луна?
...И месяц молодой.
Понятно... Так я пойду?
Куда это ты пойдешь?
По деревне прогуляться. По Колокольной улице.
Давай. Гармонь не забудь...
... Теперь уж у меня на Колокольной целых три любовника.
На Караванной - пять.
А на Конюшенной так и вовсе - СЕМЕРО!
На Конюшенной я нынче проживаю, а работаю, как положено еврейской старушке, редактором в дамском журнале и совсем не мечтаю о любви, потому что, чего ж тут о ней мечтать? Тут - везде любовь.
Она лезет в двери и в окна, от нее надо отмахиваться, как от комаров, все время стряхивать чьи то лапы со своих плеч или колен, закрывать окна, чтобы не мешали спать любовные песни, все время следить, чтобы тебя кто-нибудь нечаянно не СКЛОНИЛ, бабы тут ходят в синяках - побитые из ревности, мужики в шрамах - полученных в пьяных драках из-за баб, по улице идешь - обрывки разговоров - все о любви:
...Что же ты, зараза, бровь свою подбрила и надела, поял, синий свой берет...
...Тут взяла я в рученьки топор, размахнулась... ой, чего ж я заболталася, ни к чему весь этот разговор....
Это потому что лето и Белые ночи.
А уж как наступит октябрь!
Тогда уж вовсе нечем заняться кроме любви - зимой то в этом городе нет света с утра до вечера и с вечера до утра.
А денег в этом городе тоже нету.
И светская жизнь в упадке.
А уж славы в этом городе и подавно не огребешь.
И только РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА живет тут круглый год - дует ветром из подворотен, пробегает чумными крысами по мостовым, катается Яблочком по блюдечку, кудахчет Черной Курочкой под ножом, выскакивает Пушкиным из Ящика Пандоры, как черт из табакерки. Русская литература, которая все про любовь, да про любовь...
Все мы тут больны любовью и можно назвать это место лепрозорием, но я предпочитаю гордое слово - ФОРТ, и поскольку кроме любви и литературы, у нас имеется Судоверфь и три завода - Пивной, Хлебно-шоколадный и Кефирно молочный, то есть надежда, слышишь, дедушка - русский матрос, и ты - Никола - русский Бог, слышишь, ЕСТЬ НАДЕЖДА, что этот мы этот форт - удержим. И еще куда-нибудь сплаваем, а иначе Судоверфь - то зачем?
Город Питер. 2002. Большая Конюшенная.
