— За что же отвѣчать?
— Какъ не отвѣчать?.. затягаютъ по судамъ!
— Ну, пріѣдешь на станцію, я останусь на той станціи, сказалъ я, чувствуя всю справедливость доводовъ ямщика.
— На какой станціи?
— На которую пріѣдемъ.
— Да развѣ мы ѣдемъ на казенную станцію? Самъ знаешь: мы ѣдемъ не на казенную, ѣдемъ на свою, гнѣвно пояснялъ мнѣ ямщикъ. — А онъ говоритъ — на станцію!..
— Это все равно: какая бы ни была станція, на какую станцію пріѣдемъ, я тамъ и остановлюсь.
— Такъ тебя и пустятъ!..
— Отчего же?
— А издохнешь! крикнулъ на меня ямщикъ. — Мнѣ не охота за тебя отвѣчать, а другой пойдетъ подъ судъ! уже не такъ грозно, какъ насмѣшливо наставлялъ меня ямщикъ.
— Что-же дѣлать? спросилъ я ямщика.
— Что дѣлать! сказалъ ямщикъ и замолчалъ, сердито посматривая на меня.
— Вотъ что я придумалъ, сказалъ я ямщику, немного помолчавъ:- я вотъ что вздумалъ…
— Что вздумалъ?
— Тебѣ отвѣчать за меня не слѣдъ, продолжалъ я, — другому то же; такъ оставь меня здѣсь, а самъ ступай домой: я какъ нибудь перебьюсь до завтра, а завтра, ежели не полегчаетъ, какъ нибудь доплетусь назадъ до Переяславля…
— Долго думалъ, хорошо и выдумалъ!! съ пренебреженіемъ сказалъ ямщикъ.
— Почему же не дѣло?
— Дѣло!.. какъ есть дѣло!
— Да вѣдь ты получилъ за станцію прогоны; мнѣ они не нужны, я ихъ не возьму назадъ: оставлю у тебя.
— Дѣло!.. Садись!..
— Все равно, я здѣсь останусь! сказалъ я, не влѣзая въ свою телѣгу.
— Что ты толкуешь!.. Гдѣ видано, чтобы христіанскую душу, при смерти, да еще глядя на ночь, покинуть въ чистомъ полѣ?!..
При помощи ямщика я влѣзъ въ телѣгу, мой ямщикъ тронулъ лошадей и мы буквально понеслись: вѣроятно не всякому курьеру удавалось такъ быстро ѣздить!
— Эхъ, вы, миленькія!.. крикнетъ ямщикъ и махнетъ на лошадей кнутомъ, — и лошади еще быстрѣй помчатся.
— Издохнешь!.. Какъ есть, издохнешь, скажетъ онъ, глядя на меня, и опять:- Эхъ, вы миленькія!
Мы мчались, не разбирая ни рвовъ, ни овраговъ, толчки были страшные, и эта ѣзда была въ то время для меня не совсѣмъ пріятна. При каждомъ толчкѣ я чувствовалъ страшныя боли; но остановить ямщика я не хотѣлъ: ему, видно, хотѣлось меня сбыть съ рукъ — боялся суда, а оставить на дорогѣ — тоже нельзя: христіанская душа въ чистомъ полѣ ночью погибнетъ.
— Издохнешь! Какъ есть издохнешь! скажетъ онъ, оглядываясь на меня, когда уже я сильно начну стонать.
— Да мнѣ теперь лучше…
— Видно!!..
— Мнѣ же лучше знать…
— Лучше!.. А посмотри-ко на себя!..
И опять:- «эхъ вы, миленькія!» Опять мы мчались, что было силы у лошадей…
— Что я тебѣ скажу, хозяинъ! ласково заговорилъ ямщикъ, немного пріостанавливая свою тройку. — Послушай меня, пожалуйста, хозяинъ.
— Изволь говорить; буду слушать.
— Можешь ты на самое малое времячко, хозяинъ, можешь ты помолчать, да не охать?
— Я не понимаю, о чемъ ты говоришь? отвѣчалъ я ямщику я въ тоже время охнулъ.
— Здѣсь охай, хозяинъ, здѣсь ничего…
— Гдѣ же не охать?
— А такъ на селѣ… на самой той станціи-то, хозяинъ, не охать… вотъ что, хозяинъ…
— Почему же тамъ не охать?
— Не охай, пожалуйста, хозяинъ, на станціи то!.. Вѣдь всякъ, хоша и имѣетъ въ себѣ христіанскую душу, а и то сказать, всякъ суда боится, всякъ самъ себя бережетъ! Будешь охать, — кто тебя повезетъ? Повезти не повезутъ, ночевать тоже хвораго человѣка не пустятъ; что мнѣ тогда съ тобой будетъ дѣлать?!..
— Постараюсь, братецъ, не охать…
— Чѣмъ стараться, ты просто не охай!..
— Ежели смогу…
— Смоги немножко! упрашивалъ меня совсѣмъ жалобнымъ голосомъ ямщикъ:- сдамъ тебя единою минутою!
— Ну, хорошо!
— Смотри жь: не охать!.. Теперь охай сколько хочешь, а пріѣдешь на станцію ни-ни!..
— Хорошо, хорошо.
— Теперь, хозяинъ, сиди! Ямщикъ подобралъ возжи, махнулъ кнутомъ, крикнулъ: «эхъ, вы, миленькія!» — и мы, промчавшись версты двѣ во весь духъ, остановились у постоялаго двора, гдѣ мой ямщикъ хотѣлъ сдать меня другому.
Кто ѣздилъ на вольныхъ, тогъ знаетъ, какъ идетъ перепряжка лошадей: пока выпрягутъ старыхъ лошадей, пока сторгуется старый ямщикъ съ новымъ, пока запрягутъ новыхъ лошадей, проходитъ иногда болѣе часу. На этотъ же разъ не успѣли выпрячь лошадей изъ моей телѣги, какъ изъ воротъ постоялаго двора выѣхала свѣжая тройка. Мой ямщикъ торопилъ всѣхъ; только и было слышно, какъ онъ увѣрялъ дворника и ямщика:
— Да я же тебѣ говорю: хозяинъ хорошій, не обидитъ!.. Я же тебѣ говорю…
— Гдѣ вещи, хозяинъ? спросилъ меня, подъѣхавшій ко мнѣ, новый ямщикъ.
— Какія тебѣ вещи?! вступился за меня старый ямщикъ:- говорятъ тебѣ: вещей никакихъ нѣтъ — одинъ вотъ тебѣ мѣшочекъ — вотъ тебѣ и все…
— Семь рублей? спросилъ новый ямщикъ стараго, укладывая мои вещи — мѣшочекъ, я оправляя въ телегѣ, чтобы мнѣ было лучше сидѣть.
— Семь, отвѣтилъ старый ямщикъ, подсаживая меня въ телѣгу. — Семь рублей въ Ростовѣ получишь съ хозяина; хозяинъ добрый, не обидитъ!.. Я жь тебѣ говорю.
— Какъ семь рублей? спросилъ я, садясь въ телѣгу:- развѣ ты не знаешь сколько?..
— Да какъ же, хозяинъ?! заговорилъ, оторопѣвъ, старый ямщикъ: вѣдь такъ договоръ былъ…
— Я по договору тебѣ всѣ деньги отдалъ, отвѣчалъ я:- за мной теперь всего осталось только два рубля.
— Какъ два?
— Только два рубля и осталось, настаивалъ я, думая, что мой ямщикъ хочетъ меня обмануть.
— Когда жъ ты мнѣ отдавалъ деньги? спросилъ меня, озлобившись, ямщикъ; да и нельзя было не озлобиться: будь я здоровый человѣкъ, онъ бы нашелъ на меня расправу, а больнаго, да и еще при смерти больнаго, на какой ему судъ вести?
— Когда ты мнѣ деньги платилъ?
— Въ Переяславлѣ, тебѣ при выѣздѣ, а прежде когда нанималъ тебя ѣхать въ Ростовъ, отвѣчалъ я.
— Сколько же ты далъ въ Переяславлѣ?
— Всего далъ три цѣлковыхъ.
— А за тобой теперь сколько?
— Два.
— Чего два?
— Два цѣлковыхъ.
— Такъ объ чемъ же ты толкуешь? обрадовавшись, спросилъ ямщикъ. — Я то что же говорю семь рублей, — два цѣлковыхъ развѣ не все едино?.. Экой голова!..
Тогда я только понялъ, что я считалъ на серебро, по новому, а мой ямщикъ на ассигнаціи, по старому.
— Старому ямщику на водочку, скинувши шапку и склоняя голову не то впередъ, не то на бокъ, сталъ просить старый ямщикъ.
Я сталъ доставать изъ кармана деньги, какъ то неловко повернулся, колики опять начались, я сильно охнулъ.
— Не надо, хозяинъ! Не надо! заговорилъ ямщикъ, испугавшись, что своими стонами дамъ знать, что я болѣнъ, а когда узнаютъ объ этой проклятой болѣзни, — никто и не повезетъ меня, и я останусь у него на рукахъ.
— Трогай, братъ! крикнулъ онъ новому ямщику:- я хозяиномъ и такъ много доволенъ!.. Останешься, братъ, доволенъ и ты: будешь, братъ, и меня, и хозяина послѣ благодарить!.. Съ Богомъ!..
Мы тронулись и тронулись во весь духъ… Предоставляю читателю размыслить: что со мной тогда было?..
— Нельзя ли, братъ, потише, сказалъ я ямщику, когда мы отъѣхали отъ станціи уже верстъ около пяти.
— А что? спросилъ, оборачиваясь ко мнѣ, ямщикъ. — Развѣ съ телѣги ты, хозяинъ, слѣзть хочешь?
— Нѣтъ, слѣзать не слѣзу, а ты все таки пожалуйста поѣзжай брать, потише!
Съ версту мы проѣхали шагомъ, и я сталъ было хоть немного отдыхать, и почти уже сталъ забываться….
— Эхъ, вы, миленькія! гаркнулъ на тройку ямщикъ, и мы опять понеслись; я очнулся и застоналъ…
— Тише!.. пожалуйста тише!..
— Да что съ тобой?
— Животъ, братъ, болитъ….
— И больно болитъ?
— Просто мочи моей нѣту!
— Ахъ ты, голова ли, моя горькая! крикнулъ ямщикъ. — Ну, что я съ тобой, хозяинъ, буду дѣлать?..
— Вези въ Ростовъ.
— А какъ живой не доѣдешь?
— Доѣду, ничего!
И мой ямщикъ погналъ лошадей во весь духъ и, не слушая моихъ просьбъ, скакалъ всю дорогу.
— А куда, хозяинъ, везть? спросилъ меня ямщикъ, когда ни были уже близко Ростова.
— Вези на постоялый дворъ!
— Знакомыхъ развѣ у тебя нѣтъ въ Ростовѣ?
— Нѣту.
— Ахъ, ты голова моя горькая!..
Ямщикъ задумался и поѣхалъ шагомъ.
— Слушай, хозяинъ, что я тебѣ скажу, сталъ упрашивать меня ямщикъ заискивающимъ голосомъ:- Не ѣзди на постоялый дворъ.
— Гдѣ же я остановлюсь?
— Гдѣ хочешь!..
— Я и хочу на постояломъ дворѣ.
— На постояломъ не пустятъ!
— Отчего?
— Кому мило, другъ любезный, въ себѣ въ домъ мертвое тѣло принять?!..
— Я еще пока не мертвый…
— А издохнешь? съ сердцемъ закричалъ на меня ямщикъ, — издохнешь, тогда мертвое тѣло?
— Ну, тогда…
— То-то тогда!
— Что жъ мнѣ дѣлать?
Ямщикъ задумался.
— А вотъ что, хозяинъ любезный, ласково уже сказалъ ямщикъ. — Я съ тебя, хозяинъ, и денегъ твоихъ за прогоны не возьму, только ты у заставы слѣзь, да попросись у будочника въ будку отдохнуть…
