Я люблю женщин в том смысле, что хорошо отношусь к ним.
Я их понимаю.
Женщины интересны мне как личности!
Мне нравится наблюдать за ними.
Как они чистят зубы, как умываются, как морщат лоб, когда считают деньги (особенно, когда их мало).
Я их жалею!
В принципе, я бы мог связать свою судьбу с каждой из них.
Даже с Галиной Ивановной!
Мне кажется, я был бы неплохим мужем.
Когда бы мы летали самолетами "Аэрофлота" и вылет нашего рейса задерживался, я бы позволял им, чтобы они спали, положив голову мне на колени...
Если бы они болели, я бы ходил в аптеку за лекарствами...
Я бы заботился о них!
А в пятницу вечером мы бы обязательно мыли малыша. (Мальчика или девочку - роли не играет.) И обязательно в тазу! Малыш бы закрывал лицо ладошками, а я бы лил ему на голову воду из кувшина...
Кувшин бы я не доверил никому. Вплоть до развода!
Потом бы мы укладывали малыша спать, а сами, облачившись в хрустящие пижамы, смотрели бы "Взгляд".
Взамен я бы потребовал совсем немного.
Во-первых, чтобы моя жена не меньше двух раз в день принимала душ. (Лучше, конечно, три, но я готов согласиться и на два.)
А во-вторых...
(Я начинаю переминаться с ноги на ногу).
У каждой женщины есть такие дни...
Когда...
Ну в общем, мне бы хотелось, чтобы в эти дни шнурок от "тампакса" не свисал у нее до колена.
Вот, и все!
Я оглядываюсь. Окон Инги уже не видно. Забавный ребенок! В принципе, я мог бы жениться и на Инге тоже. Причем, сделал бы это с несравненно большим удовольствием, чем, скажем, на той же Галине Ивановне.
Если бы не одно обстоятельство...
Я опять начинаю мяться.
Милая Инга! Как бы тебе объяснить поделикатней...
Есть один секрет (средство, рецепт, назови как угодно), знать который должна каждая девушка.
Эти слова должны быть начертаны на каждой девичьей закладке...
С этими словами бабушки должны провожать своих внучек ко сну...
Эти слова должны стать девизом женских спортивных команд всего мира...
Я не могу тебе объяснить почему, но звучат они так:
"Нельзя ДАВАТЬ в первый вечер!"
Никому.
6.
Утро. Я вхожу в вестибюль института. Настроение превосходное. Я - бодр, энергичен. Слышно как спустился лифт (он находится за углом).
Я ускоряю шаг...
Кабина лифта качнулась под тяжестью вошедшего: вот-вот двери закроются.
Я сворачиваю за угол...
- Подождите!
Влетаю в лифт...
И носом к носу сталкиваюсь с Вольдемаром.
Поднимаемся мы молча. Вольдемар погружен, надо полагать, в свои геополитические планы и пребывает в состоянии внутреннего самосозерцания. Из Москвы он вернулся накануне.
Вместе нам ехать недолго. Ему выходить на третьем этаже, мне - на седьмом.
Я стою, слегка навалившись на стенку кабины. Румянец со щек у меня уже сошел. И что это я так раскраснелся? Эка невидаль: директор института. Даже не директор, - "и.о."! К тому же, мой "молочный" брат. (Не уверен, что слово "молочный" - самое точное. Ну, да ладно: проканает!)
И вообще!
Я решительно отодвигаю плечом Панюхова, который незримо сопровождает Вольдемара...
Я (с озабоченным видом):
- Слушай, старик. Меня беспокоит Виктория.
В о л ь д е м а р (прищурившись):
- Что ты имеешь в виду?
(Дружеский совет, так сказать, по ходу пьесы: "Чаще щурьтесь! Сойдете за умного!").
Я (дополняя слова жестами):
- Понимаешь, когда ей засаживаешь, особенно, когда сзади, там как будто что-то мешает.
В о л ь д е м а р:
- Да, я что-то не замечал.
Лифт останавливается. Вольдемар выходит...
Я (вдогонку Вольдемару):
- Нет-нет, ты обязательно посмотри!
В о л ь д е м а р (как бы делая мне одолжение):
- Ладно, посмотрю.
"Нет, плохо! Надо еще раз".
Я:
- ... там как-будто что-то мешает.
В о л ь д е м а р (холодно):
- Не замечал.
"Нет, никуда не годится!"
Я - полная бездарь. Я не умею строить диалог. В ответах Вольдемара нет второго плана. Нет стереоэффекта! Реакция Вольдемара предсказуема. 2 х 2 = 4.
Ох, не зря, видно, меня в свое время бортонули на Высших режиссерских и сценарных курсах. Там люди сидят опытные люди. Профессионалы! Им за версту видно - Кто Чего Стоит.
Стиснув зубы, я приступаю к третьей попытке. Как утверждают гороскопы, цифра "3" имеет для меня судьбоносное значение.
Итак, снова я:
- ... там как-будто что-то мешает.
В о л ь д е м а р (усмехнувшись):
- 1 000 000 : 1.
"Класс! Молодец, Вольдемар. Вернее, я. Попал! Ей богу, попал. Выходит, я - не такая уж бездарь"!
... вместе нам ехать недолго. Ему выходить на третьем этаже, мне - на седьмом.
И тут, сам не знаю почему, у меня срывается с языка:
- Как Москва?
- Н о р м а л ь н о, - отвечает Вольдемар.
"Нормально!"
Лифт останавливается. Вольдемар выходит...
"Нормально!"
Я не сразу прихожу в себя от потрясения. Такой пощечины мне еще никто не давал. Никто и никогда.
Только сейчас я вспоминаю, что вслед за "вздохом" идет "выдох". Точнее, должен идти.
Близкое состояние я испытывал лишь однажды. Это было еще в школе, на уроке физкультуры. Мы прыгали через планку. Я долго не мог взять высоту. Закапризничал, побежал в раздевалку. Учитель догнал меня и ребром ладони рубанул по шее.
"Нормально!"
Да, я же упустил главное. КАК это было сказано.
На плацу выстроены сотрудники института. В одну шеренгу. Камера панорамирует их лица...
Галина Ивановна, Юля, Панюхов, Ильин...
Перед строем, в лайковых перчатках, стоит
Вольдемар.
И л ь и н (подобострастно):
- Товарищ директор, разрешите обратиться! Как Москва?
В о л ь д е м а р (как бы делая одолжение):
- Нормально.
"Фот, тяк!"
Я вхожу в кабинет, цепляю куртку на вешалку. И сажусь за стол.
Передо мной лежит чистый лист бумаги. Я беру карандаш и начинаю чиркать им по листу.
Просто так.
Незримо ко мне приближается Всеволод Кочетов и, положив руку на мое плечо, строго спрашивает:
- Чего же ты хочешь? Ты же сам говорил: "Я - марксист, гедонист..." Кто ты там еще?
- Кинематографист.
- Вот-вот. Одним словом: говно! А он - без пяти минут директор института, доктор экономических наук, член-корреспондент. И может быть, даже Академик!
- Все верно.
- Каждый сверчок должен знать свой шесток, - наставительно изрекает мой собеседник и исчезает.
"Все верно, все верно..."
Я продолжаю чиркать карандашом по бумаге.
Все верно...
"Фот, тяк!"
Черт, привязалось это "фот, тяк"! Есть такой рассказ. О мальчике-подмастерье. Литературном брате Ваньки Жукова. Однажды он попал в цирк. Больше всего ему понравился клоун. Клоун падал со стула и все время повторял: "Фот, тяк!"
Я беру чистый лист бумаги и каллиграфическим почерком вывожу.
"Президиум Академии Наук. Прошу допустить меня для участия в конкурсе на замещение вакантной должности директора Института экономики".
Ставлю дату и подпись.
"Фот, тяк!"
7.
Первой о моем заявлении, как всегда, узнает Галина Ивановна.
Я вхожу в самую большую и самую светлую комнату нашего отдела. Женщины сидят на своих местах. Тут же присутствует Галина Ивановна.
Позу, в которой сидит Галина Ивановна, я могу охарактеризовать только как позу неудовольствия.
Локоть лежит на столе. В свисающей руке - пластмассовая линейка, которой Галина Ивановна постукивает себя по бедру...
"Он что, сам не понимает?"
Судя по тому, что при моем появлении в комнате воцаряется тишина, я делаю вывод, что до этого речь шла обо мне.
"Соперник нашего кумира - наш кровный враг!"
- Галина Ивановна, зайдите ко мне,- говорю я.
И уже в дверях замечаю висящие в воздухе слова:
"Владеть кинжалом мы умеем, мы близ Кавказа рождены!"
Как я их раньше не замечал.
... Галина Ивановна стоит в дверях. Сейчас она не просто секретарь-машинистка, наша незаменимая подавала, "сестра-хозяйка" (и пр., и пр., и пр.), она еще и мать Олега Кошевого в исполнении народной артистки СССР Тамары Макаровой.
"Я не знаю, где мой сын. А если бы и знала, то все равно бы не сказала. Даже под самыми страшными пытками."
Я (с немецким акцентом):
- Матка, садись!
Г а л и н а И в а н о в н а (садится).
Я:
- Яйко, млеко...
Г а л и н а И в а н о в н а :
- Чего-о-о?
"Нет, что это я, в самом деле? Совсем не туда забрел."
... Галина Ивановна стоит в дверях.
Я (заискивающе):
- Садитесь!
Г а л и н а И в а н о в н а :
- Я постою.
Я (ни к селу, ни к городу):
- Вы умело строите диалог. У вас навыки опытного драматурга.
Г а л и н а И в а н о в н а :
- Чего-о-о?
"Нет, так дело не пойдет! Надо взять себя в руки. Вздохнуть выдохнуть..."
... Галина Ивановна стоит в дверях.
Я:
- Садитесь!
Г а л и н а И в а н о в н а :
- Я постою.
Я:
- В ногах правды нет.
(Эта реплика лишняя. Потом уберу.)
Г а л и н а И в а н о в н а (молчит).
Я:
- Я написал заявление.
Г а л и н а И в а н о в н а (молчит).
(По-моему, здорово!)
