Он повернулся, сел в машину и уехал.
Солнце стояло в полудне. Мягок был зной его.
В огородах, в садах нынче все спеет и зреет. И если бы он, Николай, не
пошел по весне к быкам, не связал себя, то теперь самая пора: живи и живи.
На мгновение Николай словно забыл, где он и что с ним: грело солнце,
слепила глаза сияющая склянь реки - доброе лето, о каком мечтал он зимою
в больничной палате.
Он очнулся. Надо было возвращаться к обеденному столу и к внуку. Два
шага всего...
Спасение было, он знал его. Пойти в землянку и выпить залпом стакан
водки. Сразу полегчает. Потом еще выпить. И все станет к месту: жалость к
себе, гордость и бесшабашная удаль. А потом все утонет в беспамятстве и само собой поплывет и покатится, как бог велит; и чем горше, тем, может, и
лучше. Будет о чем плакать во хмелю. Так было всегда. И нынче манило
выпить. Но глядел исподлобья, глазами жег, словно связывал, внук молодой.
- Ну что, дед? - не выдержав, спросил он издали. - Давай отбирать каких получше. Да не пять, а десять бычков отгоним, порадуем начальство. А то и всех... Тебе похвальную грамоту дадут. Еще одну к стенке на кухне прилепишь.
Николай молча прошел к столу, уселся остатнее доедать. А внук корил
и корил его:
- Вы как овечки. Бригадира, председателя, участкового - всех боитесь.
А вот чечены никого не боятся и потому живут. Армяне на станции тоже
никого не боятся. Ларьков наоткрывали, торгуют внаглую. Не боятся - и
правильно делают. А вы, как кролы, день и ночь труситесь.
Николай поднял голову, кротко спросил:
- Чего ты запенился?
- Но ты же гнать собрался быков. Я вижу... Начальник приказал. А что
договор подписан, там все указано, на это наплевать. Знают, что ты
слухменный.
- Охолонь... - остановил его Николай. - Волчок дремет, и ты подреми.
Скоро скотину подымать.
Артур поглядел на деда недоверчиво, но послушал его: лег, кинув на землю телогрейку. Сквозь смеженные веки глядел он, как дед взбодряет огонь,
ставит чайник. А потом ресницы тяжко сомкнулись, пришел долгий сон.
Полуденная жара спадала. Николай отворил ворота база, пуская скотину
на пастьбу. Понемногу, за шагом шаг, уходили от становья и крепко спящего внука.
Артур проснулся, когда вербовая тень давно ушла в сторону, по-вечернему
удлиняясь. Он вскочил в испуге. Показалось ему, что проспал он все на свете:
скотину и деда, который недаром не разбудил его.
Сердце на мгновение замерло и застучало отчаянно. Забыв о коне, Артур побежал прочь от становья. Он мчался быстрей и быстрей, стараясь увидеть впереди Николая и быков или понять, что потерял их навсегда. Он миновал один колок, другой. И, уже задыхаясь, отчаиваясь, увидел наконец пасущийся вдали скот и деда. Увидел и побежал еще быстрее. Теперь уже хватало сил и дыханья.
- Родные!! - закричал он, подбегая к гурту. Так счастлив он был, словно потерял их и снова нашел. - Родненькие! Гусарик! Купырь!
Одного на ходу он погладил, с другим поборолся, ухватив за короткие рога, третьего боднул в мягкий бок.
- Шварцик! Кулема! Звездарь! - звал он любимцев своих. И они мчались на зов, неуклюже кидая в стороны задними ногами. - Алка! - кричал он. - Запевай!
Му-у-у! му-у-у! му-у-у! - послушно отозвался бык.
Гурт ожил, сбиваясь возле молодого хозяина на зов его, как всегда с той
давней поры, когда день за днем он кормил их, поил, спасая от горького.
Память животины крепка.
Артур баловал, убегая от Шварцика, потом оседлал его, лежа на просторной спине. И снова теребил всех подряд: Тихоню, Рэмбо, Горбача.
Объявился Волчок, и вовсе завертелась карусель.
- Либо кнутом вас разгонять? - с усмешкой издали спросил Николай, глядя, как озоруют внук, Волчок, скотина.
Но молодые игры взбодрили его. Подумал, что в конце концов все
образуется. Председатель отступит. Ведь сколько сил положено. И вот они, быки, как из теста лепленные.
В оставшийся день, словно сговорившись, дед и внук не вспоминали
нынешнего, будто и не было ничего.
Вечером ждали подмогу. Стемнело. Кум Петро не ехал.
- Ложись и спи, - приказал внуку Николай. - Потом сменишь меня. Чего вдвоем сидеть?
Артур было отнекивался, не желая деда оставлять одного. Но тут издали, из-за речки. стала пробиваться песня:
Из-под то...
Из-под тоненькой блузочки!
Тяжело моему сердцу страдать!
Кум Петро добирался до стана долго. Он пел и пел, голос медленно
приближался.
Из-под то...
Из-под тоненькой блузочки!
Взбодрили в костре огонь, чтоб заметил.
И наконец объявился помощник, пьяненький, с велосипедом, через
плечо - ружье.
- Вот он и я! - торжественно объявил кум Петро, бросая велосипед и
раскрывая объятья. - Ты приказал - я прибыл. Потому что мы с тобой
годки, родились вместе, возрастали и вместе служили, значит - полчки,
односумы и кумовья... Самая родня из родни!
Артур посмеялся и ушел спать. Он лег не раздеваясь и, засыпая, слышал,
как грозил Петро: "Посекем их на капусту... Учуяли... Посекем...", и песню
пел:
Ворошиловский стрелок
Промаху не знает!
Потом была ночь. И резкое пробужденье. Голос деда: "Вставайте!"
выбросил Артура из постели. В этот раз не было ошаленья. Он вскочил, словно не спал, все сознавая.
- Дед?! - крикнул он в темноту.
- Буди Петра, ружье берите, - сказал Николай. - Гости едут.
Артур сдернул Петра с кровати: пусть очухивается со сна да похмелья, а
сам ухватил ружье и хоть и во тьме, но внагибку пробежал за шалаш и вынул
прихороненный ранец с припасом, который берег до поры.
Николай дежурил в самом базу, под навесом. Но когда услышал машинный гул, выбрался на волю и пристроился, как и прошлую ночь, возле тополя.
Машинные фары нынче светили. Дальний прожекторный свет их, повиливая, выхватывал из темноты деревья, городьбу база, уходил далеко за речку.
- Не хоронятся! - громко сказал Николай и приказал Артуру: - Ты возле шалаша будь, а Петро - по правую руку.
- Иду, иду... - бормотал в шалаше Петро.
Машина остановилась рядом с базом и смолкла. Но фары ее светили.
Щелкнула, отворяясь, дверца. Кто-то вышел.
- Уезжай, будем стрелять! - крикнул Николай. - Нас много!
- Хозяин! Слушай меня! - раздался от машины громкий голос. - Слушай хорошо! Даю пятьсот тысяч! Вы спите до утра! Проспали! Ничего не
знаете! Кто угнал, куда угнал! Ты понял, хозяин?! Пятьсот тысяч!
- Уезжай! Будем стрелять! - ответил Николай.
- Думай хорошо! Пятьсот тысяч!
- Уезжай! - повторил Николай и перебежал в сторону, к другому дереву.
Свет машины погас. Голос смолк. Затаясь, сидели и слушали, надеясь:
может, уедут?..
- Я как штык! - выбрался наконец из шалаша кум Петро. - Тут, парень...
Недоговорил он и рухнул на землю, услышав выстрел за выстрелом.
Затрещала городьба. Николай вскинул ружье, ударил на треск. Скотина
шарахнулась.
Артур побежал от шалаша внагибку, прижимая к себе сумку. Укрывшись
за стеной навеса, он пробрался вдоль нее и, глянув из-за угла, во тьме не
увидел, а скорее почуял людей, их движенье. Вынув из сумки ракету, он дернул шнурок. С шипом ракета ушла в небо и там, высоко, взорвалась багровым свеченьем, озаряя степь, скотий загон, трех незваных гостей, их машину, разломанную городьбу.
- Держите, тараканы!! - крикнул Артур, швыряя взрывпакет. - Огонь!
Грохнуло. Зазвенели стекла. Истошно завопили. Ломая городьбу, скотина кинулась прочь. Но вопль Артура перекрыл все звуки:
- Недолет!! Заряжай!! Держись, тараканы усатые!! Огонь!
Еще один взрывпакет полетел. Снова грохот. Сомкнулась багровая тьма.
- Заряжай!! - снова крикнул Артур.
Николай, ничего не поняв, лишь чуя и видя взрывы за базом и голос
Артура, бросился к внуку:
- Ты где, Артур?! Ты - живой?
- Здесь я! - громко отозвался Артур. - У миномета! Уезжают...
проговорил он тише, услыхав гул мотора.
Николай, еще не веря, во тьме ощупывал внука:
- Ты - живой? Живой?
- Убегают! - крикнул Артур. - По щелям!
Он уже не прятался.
- Это ты - в них? - спрашивал Николай. - Из чего?
- Из пушки, - ответил Артур. - Из гаубицы, прямой наводкой. Погоди,
дед. Я и тебя научу. Будешь артиллеристом...
Кум Петро объявился и шепотом сообщил:
- Чуток меня не убило. Как пчела прожужжала. Возле уха. И я враз
трезвый сделался.
Как-то сразу поверили, что опасность ушла. Стали собирать разбежавшуюся скотину.
- Волчок, сгоняй! - приказал Николай.
Собака умчалась во тьму, чтобы, делая за кругом круг, сбивать испуганную скотину в кучу.
- Шварцик! Шварцик! Рэмбо! Тихоня! Алка! - звал Артур, и быки спешили на голос. - Звездарь! Гусарик, Гусар! Кулема! - звал и звал он своих.
Собирали быков, чинили разломанную городьбу, провожая ночь и встречая новое утро.
Только-только управились и проводили кума Петра, как увидели: с той
стороны, от речки, мчится на велосипеде Артурова зазноба.
