их переосмысления. Я сижу рядом с ее призраком. И приглашаю ее заговорить.
В свое время мой психотерапевт разъяснила, что лучший способ совладать с вызывающими панику воспоминаниями — это думать о них как о сценах из фильма ужасов. Его скримеры пугают тебя в первый раз, потому что застигают врасплох и ты не знаешь, чего ожидать. Но, наблюдая за ними из раза в раз и уяснив, когда именно одержимая бесом монахиня сиганет из-за угла, ты их одолеваешь, и они над тобой более не властны.
То же самое я проделываю с каждой ужасной мыслью, которая когда-либо приходила мне в голову насчет Афины. Я глубоко погружаюсь в ужасное. Описываю каждую мучительную подробность моего вечера в китайско-американском клубе Роквилла. Насколько мерзко я себя ощущала, когда в сети впервые прорезался @AthenaLiusGhost, и как последствия этого подорвали мою психику. Я ухватываю призрак Афины и запечатлеваю его на странице, где он теперь закован в черно-белые вериги текста и бессилен сделать что-либо больше, чем издать тоненькое «Бу-у-у!».
Я пишу о том, какой никчемной Афина заставляла меня себя чувствовать в колледже; как я сглатывала едкую пилюлю зависти всякий раз, когда она добивалась того, чего не могла я. Какая буря раздирала меня при рассказе Джеффа о том, как она насмехалась надо мной на съезде. Не утаиваю и того, как она украла историю о моем вероятном изнасиловании. И описываю, как, несмотря на все, я по-прежнему ее любила.
Но, вкапываясь в прошлое, я ловлю себя на том, что воспоминания были не только дурные, но и хорошие, праздничные. Их гораздо больше, чем я предполагала. Я не позволяла себе подолгу зацикливаться на колледже, но едва я касаюсь поверхности, как все это выходит на передний план. Наши посиделки в Starbucks по вторникам после семинара «Женщины в викторианском свете»: мокко со льдом для меня, каркаде с гибискусом для Афины. Поэтические слэмы, где мы потягивали имбирное пиво и хихикали над исполнителями, которые не были настоящими поэтами и со временем наверняка вырастут из этой чепухи. Вечеринка с пением «Отверженных» на квартире у одного чудика с театрального факультета, где мы орали во всю глотку: «Еще один де-ень!»
Живописуя все это, я задаюсь вопросом, действительно ли наша дружба была такой уж натянутой, какой я ее себе представляла. Всегда ли присутствовало то ревнивое напряжение? Были ли мы соперницами изначально? Или я, в муках своей неуверенности, проецировала все это на Афину?
Помню тот день на выпускном курсе, когда Афина получила первое предложение по своему дебютному роману; когда по дороге на занятия позвонил ее агент и сказал, что скоро ее книга появится на полках магазинов. Сначала она позвонила мне. Мне. Еще даже не сообщив своим родителям.
— О боже мой, — выдохнула она. — Джун. Ты не поверишь. Мне самой не верится.
Затем она рассказала мне о предложении, а я ахнула, и мы обе визжали друг на дружку добрых полминуты.
— Господи боже, Афина, — прошептала ей я. — Это ведь происходит. Все, что ты хотела…
— Я чувствую себя так, словно стою на обрыве и вся моя жизнь передо мной.
Я так ясно помню этот ее сиплый шепоток — потрясенный, полный надежд и уязвимый одновременно.
— Я чувствую, что все вот-вот изменится.
— Так оно и будет, — заверила я ее. — Афина, ёшкин кот, ты ведь станешь звездой.
Мы еще немного повизжали, наслаждаясь присутствием друг друга по ту сторону провода, — ведь так приятно чувствовать соседство того, кто досконально знает и сопереживает твоей мечте; знает, как простые слова могут слагаться в предложения, а те — превращаться в законченный шедевр, который может запустить вас в совершенно иную, неузнаваемую вселенную, где у вас есть всё — мир, который вы создали под себя.
Я снова влюбляюсь в писательство. Снова начинаю видеть сны. С той поры как появились твиты @AthenaLiusGhost, я действовала во многом из страха, защитной реакции и неуверенности в себе. Но теперь я вновь проникаюсь предвкушением издательских перспектив и того, что этот мир может мне дать. С учетом обстоятельств Бретт продаст книгу Даниэле за гораздо меньший аванс, чем «Последний фронт». Но это будет внезапный удар. Еще перед официальным релизом будет готов второй тираж. Жернова печати закрутятся под неумолчный говор о немыслимой дерзости этого проекта. Стремительный дискурс повысит продажи, и свой аванс я отобью за считаные недели. А планка моего гонорара в сравнении с прежней удвоится.
Я чувствую себя настолько хорошо, что впервые за несколько недель захожу в Instagram и, игнорируя множество хэйтерских комментов ко всем моим предыдущим постам, выкладываю свое фото сегодняшнего дня — за деревянным столиком у окна кафе в «золотой час»; на лице легкие веснушки, волосы мягкими волнами ниспадают на плечи. Одна ладонь подпирает щеку, другая касается клавиатуры ноутбука, готовясь священнодействовать.
«Прямо в момент создания рукописи, — комментирую я внизу. — Любой негатив должен жестко пресекаться, ибо для писателя самое главное — это история внутри. Мы и так припозднились с переходом к следующей главе. И теперь мне не терпится поделиться этим со всеми вами».
Той ночью в Instagram вдруг активируется старый аккаунт Афины.
Этот пост я б даже не заметила, если бы не скролила свои уведомления в поисках лайков. Кто-то хвалит мою безупречную кожу и интересуется, как я за ней ухаживаю. Кто-то восклицает, что ему нравится кофейня, где я нахожусь. А кто-то еще выдает: «Новинка от Джунипер Сонг? Жду не дождусь!»
К нему есть пуш-уведомление с незамысловатой подписью: «Ты думала, что сможешь от меня избавиться?» Предположение, что это просто какой-то «левый» пост, наталкивается на знакомое изображение ногтя большого пальца, а в аккаунте стоит синяя галочка подтверждения, поэтому я нажимаю на просмотр.
И чуть не роняю телефон.
Это аккаунт Афины с постом, опубликованным впервые после ее смерти. На фотографии она сидит за своим письменным столом с милой улыбкой, но в ней все не так — глаза раскрыты чересчур широко, зубастая улыбка настолько натянута, что выглядит мертвенной, а кожа призрачно-бледная, несмотря на льющийся в окно солнечный свет. Она похожа на одно из изображений пресловутой «крипипасты» [70]: все вроде нормально, но при этом мурашки по коже. Справа от нее лежит раскрытый пэйпербэк «Последнего фронта». Слева — тоненькая «Мать-ведьма» в твердом переплете.
Я кликаю на заголовок.
«Ты думала, что сможешь от меня избавиться? Прости, Джуни, но я по-прежнему шевелюсь. Рада, что у тебя был хороший писательский день! У меня он тоже неплох — вот, листаю в поисках вдохновения кое-какие старые работы. Слышала, ты фанатка:)))».
