поваром и его женой.
Как я потом узнала, женщины-миссионерки не были старыми, вернее, они были разного возраста. Мисс Грутофф, с вьющимися волосами, оказавшаяся вдвое моложе беловолосой, была медсестрой и директором школы. Мисс Таулер была директором приюта и выпрашивала для нас пожертвования у всех, кто был готов нас пожалеть. Она вела воскресные служения в часовне, руководила постановками по темам христианской истории и играла на пианино, обучая нас петь, «как ангелы». В то время я, конечно, не знала, кто такие ангелы, да и петь тоже не умела.
Испугавшие меня иностранные мужчины оказались вовсе не коммунистами, а учеными, работавшими в каменоломнях, где были найдены кости «Пекинского человека». Два иностранных и десять китайских ученых жили в северном крыле монастыря. Они ужинали в монастырской столовой вместе с нами. Каменоломня была в двадцати минутах ходьбы по петлявшей между холмами извилистой дорожке.
В общей сложности в монастыре жило около семидесяти детей: тридцать больших девочек, тридцать маленьких и около десяти совсем малюток. Общее количество все время менялось, потому что не все дети выживали. Большинство девочек, как и я, были плодами любви, закончившейся самоубийством, другие являлись детьми юных проституток или просто незамужних женщин. Некоторые были такими, каких мы с Гао Лин видели на улице Нищих: без ног или без рук, одноглазые или карлицы. Были и полукровки: дети от смешанных союзов с иностранцами. Одна девочка оказалась дочерью англичанина, отец второй был немцем, третьей — американцем. Мне они казались экзотически красивыми, а Сестра Юй все время над ними издевалась. Она говорила, что эти девочки унаследовали западную спесь и что ее необходимо вычищать смирением.
— Можно гордиться тем, что ты делаешь каждый день, — говорила Сестра Юй. — Но не заносчивостью из-за рождения.
Она часто напоминала нам, что мы не должны жалеть самих себя, потому что это потакание своим слабостям.
Когда кто-то издевочек грустил, Сестра Юй говорила:
— Посмотрите на Маленькую Дин! У нее нет ног, но она улыбается день напролет!
Пухлые розовые щечки Маленькой Дин приподнимались еще больше и едва не прикрывали ей глаза — так она была рада тому, что у нее вместо рук и ног одни культи. Сестра Юй считала, что мы можем немедленно утешиться, если подумаем о другом, чья жизненная ситуация хуже нашей.
Я стала старшей сестрой этой Маленькой Дин, а сама Дин была старшей сестрой девочке по имени Маленькая Цзюн, у которой была только одна рука. У каждой из нас были подобные отношения, нас учили отвечать друг за друга, как в семье. Большие и маленькие девочки жили вместе в трех комнатах, в каждой из которых стояло по двадцать кроватей в три уровня. На нижнем уровне были кровати самых маленьких девочек, на среднем — тех, кто чуть постарше, а на третьем уровне — уже совсем взрослых. Таким образом, получалось, что кровать Маленькой Дин была под моей, а Маленькой Цзюн — под кроватью Маленькой Дин. Место каждой девочки зависело от ее ответственности и уважения, которым она пользовалась.
Для миссионеров мы были Девочками Новой Судьбы. В каждом классе висел красный плакат, на котором золотой краской были написаны именно эти слова.
И каждый день во время упражнений мы пели о своей судьбе в песне, которую написала мисс Таулер, на английском и китайском языках:
Мы можем учиться, мы можем познавать.
За кого нам замуж идти — нам самим выбирать.
Мы можем работать и зарабатывать себе на жизнь,
А плохой наша судьба будет,
только если нас этого лишить.
Каждый раз, когда в школу приезжали высокие гости, мисс Грутофф готовила с девочками представление, а мисс Таулер играла на пианино что-то драматичное, как в немом кино. Одна группа девочек держала в руках плакаты с надписями, имевшими отношение к Прошлой Жизни: опиум, рабство, амулеты. Они ходили по сцене на спеленутых ногах, а потом беспомощно падали. Потом появлялись Девушки Новой Судьбы в виде докторов. Они исцеляли курильщиков опиума, распутывали спеленутые ноги страдалиц Прошлой Жизни и метлами выметали бесполезные амулеты. В конце представления они благодарили Бога и кланялись высоким гостям, иностранцам, приехавшим в Китай, и благодарили их за помощь девушкам в освобождении от Прошлой Жизни и продвижении к Новой Судьбе. Благодаря этому представлению мы зарабатывали много денег, особенно если нам удавалось растрогать гостей до слез.
Во время службы в часовне мисс Таул ер всегда говорила, что у нас есть выбор: становиться христианами или нет, что никто никогда не заставит нас уверовать в Иисуса. Мы должны прийти к вере сами, искренне и по доброй воле. Но Сестра Юй, которая попала в приют, когда ей было семь лет, часто напоминала нам о своей прежней судьбе. Ее заставляли просить милостыню, и, если она не набирала достаточно монет, вместо порции еды ее ждали ругань и проклятия. Однажды, когда она попробовала запротестовать, муж ее сестры просто выбросил ее на улицу, как ненужный мусор. А в этой школе мы могли есть столько, сколько хотели, говорила она. И не нужно было бояться, что кто-то выбросит нас на улицу. Мы сами могли выбрать, во что нам верить, хотя каждый, кто отказывался верить в Иисуса, был личинкой, поедающей труп, и после смерти должен был отправиться прямиком в ад, чтобы там его пронзали копьем, жарили, как утку, на медленном огне и подвергали всяческим мучениям, хуже того, что происходило в Маньчжурии.
Иногда я задумывалась о судьбе тех, у кого не было выбора в вере. Куда они попадут после смерти? Я помню маленькую девочку,
