переехать к нему, но пока что ему было достаточно и этих встреч. Джулиан за время, проведённое вне его галереи, не успевал сильно загрязниться, и хотя первые минуты после возвращения он ронял тут свои искры хаотичности, слияние с мрамором быстро помогало ему обрести целостность.
Это был их период медового месяца, пускай, не в классическом понимании этого словосочетания, но оба они успокоились, приняли друг друга такими, какими они были (хотя Райан и подгонял Джулиана под свои стандарты телесной и духовной красоты), и ничто не могло остановить их наслаждаться этими прекрасными днями. Каждый из этих дней теперь был наполнен смыслом, каждый из них направлял их ближе к своей цели, и от этих мыслей ему становилось так легко на душе, что он готов был даже признаться сам себе, что любовь прекрасна, даже к человеческому созданию. Но его любовь не проста, она выше примитивных норм, что способны испытывать простые людишки, его любовь была божественного уровня, ведь она вела его к вечности. Они теперь говорили на одном языке, все непонимания и конфликты остались в прошлом, перед ними, наконец-то, чётко была сформулирована общая цель, и каждый из них усердно работал над тем, чтобы двигаться к ней. Он понимал, что логично будет, если после этого мирного и счастливого затишья настанет некий кризис, но он уже знал, что он будет последним, перед моментом кульминации, воплощением их мечты. И хотя пока что у него были лишь смутные образы, как достичь этого наивысочайшего состояния, с каждым днём его понимание росло, а его решимость крепла, и если и вера Джулиана не дестабилизируется, ничто не остановит их.
Его покой нарушил визит в галерею Жана, который позвал их обоих на ужин и посвящение. Что это было за посвящение, тот не уточнил, но важность просьбы заставила его подкорректировать свои планы и перенести встречу с арт дилером, который специально прилетел из Венеции. Он до сих пор часто общался с Ланже, от того и знал, что происходит в жизни этого продуктивного скульптора, но вот этот недосказанный сюрприз явно не сулил ничего хорошего. Его собственнические мысли заставляли его укреплять иммунитет, если это будет касаться скульптуры Джулиана, он отстоит свои права на неё, даже если потеряет с ним дружбу.
Ужин оказался слегка нервозным, Ланже торопился, от того сервировка была совсем не безупречной. Не хватало приборов, названия блюд были перепутаны, тёплую еду унесли слишком быстро, а в десерте был аллерген, который не подходил Джулиану. Разговоры тоже были какими-то рваными и несосредоточенными, хотя они как могли, соблюдали столовый этикет. Все хотели поскорее покончить с этим провальным ужином и уже приступить к осуществлению того, почему их, собственно говоря, сюда пригласили.
И когда они оказались в самой мастерской, вдали от запахов еды, грязных столовых приборов и хаотичных разговоров, от которых болела голова, Райан ощутил тревожное возбуждение, когда рассмотрел все стоящие скульптуры разной степени обнажения и разложения. Хм, может быть, так выглядят морги рая, думал он, разглядывая неподвижные застывшие мраморные изваяния, застрявшие где-то между жизнью и смертью. Их присутствие было грузным, каким-то неестественным, Райан не видел в них той искры света, которая могла от контакта с ними спровоцировать очистительный катарсис, их мертвенность была печатью несовершенства, им не хватало жизненной искры. Примерно так он ощущал себя рядом с мраморной скульптурой Джулиана, когда живой Джулиан давно не создавал с ней контакт или противился этой связи (к счастью, сейчас это уже осталось в прошлом). И до него теперь дошло, что Жан имел в виду под освещением, им недоставало жизненной энергии, только почему он сам не мог вдохнуть в них этот луч света?
Ланже как будто прочитал его мысли, даже решив избежать предисловия и лишив торжественности такого пафосного момента. – Ребята, мне нужна ваша помощь, мои скульптуры готовы к выставлению в твоей галерее, Райан, но им не хватает жизненного вдохновения, и я бы хотел, чтобы ты, Джулиан, помог подтолкнуть их из тенистой стороны анти-жизни к зелёным лугам жизни. Райан, если ты готов, ты тоже можешь помочь, но мне кажется, что у тебя недостаёт опыта делиться своим жизненным светом с моими творениями.
Райан уж точно не собирался участвовать в этом оккультном ритуале чёрной магии, потому что он был уверен, что обычным воображением тут не обойдёшься. Он всегда был наблюдателем, он вёл процесс и получал результаты, но движения всегда исходили от Жана или Джулиана, поэтому он и тут умывал руки, но он в любом случае собирался посмотреть на этот спектакль, как бы Жан ни организовал его.
Жан тем временем продолжал объяснять свои желания, уже обратившись к Джулиану. – Думаю, ты на всю жизнь запомнил не только свою первую встречу с моими скульптурами в Париже (как жаль, что я тебя в тот момент не видел), но и тот случай в морге. Именно он вдохновил меня на серию этих работ, как я уже вам и говорил, поэтому отчасти и вы – творцы этих скульптур, и вы оба причастны и ответственны сейчас за то, как мы их презентуем миру. Поскольку я впервые работал с мёртвой стороной физической жизни, мне было не так легко прощупать их дуальную гармонию между жизнью и анти-жизнью, и вот они застряли в анти-жизни, и всё, что от тебя требуется, так это освятить их и на жизненный путь. Помани их к себе, стань их учителем и источником света, иначе тьма их окончательно поглотит, и ничто не сможет пробудить их мертвенность.
Жан смотрел Джулиану в глаза, который сосредоточенно пытался скрыть свою суетливую нервозность, ведь она так раздражала Райана, но поскольку тот так и не ответил, Ланже уже выдал более подробно, что от него требуется. – Метод с органами сработал безупречно, даже когда ты держал чужое сердце в руках, когда я лепил его мраморную копию, так что тебе просто предстоит сделать то же самое. Даже проще. В этих тазах сложены человеческие органы и образцы тканей, они совсем свежие и в хорошем состоянии, но у нас немного времени, прежде чем тут начнёт вонять. Ты просто будешь ходить с конкретным органом, костью или мышечной тканью и будешь ими касаться этих же мраморных мест моих скульптур. Но не бесцельно, а с мыслями о том, что ты как творец освящаешь эти места и придаёшь им искорку жизни. Не мне тебе объяснять, короче, ты сам прекрасно знаешь, что такое делиться своим жизненным энергетическим запасом. Думаю, ты меня понял. – Ланже помолчал
