немного, явно удивлённый таким длительным молчанием любившего потрещать Джулиана, но потом выдал и последнее своё условие. – Но ты знаешь, что с твоей стороны требуется жертва, чтобы начать инициацию. Ты явно хорошо помнишь, как из тебя истекала жизненная энергия в виде крови и прочих телесных жидкостей. Это было платой. Так что и сейчас ты должен заплатить. Или это может сделать Райан.
Джулиан посмотрел с надеждой на Райана, но тот стоял невозмутимо и всем своим видом показывал, что не собирается играть с ними в чёрную магию. Осознав, что он остался без союзника, Джулиан робко спросил, ведь он никогда не любил проявление физической боли. – А срезанный ноготь подойдёт?
– Категорически нет, – сразу же ответил Ланже. – Как и срезанные волосы или выдавленные прыщи. Ты должен почувствовать эту жертву физически, чтобы она имела значение. Самым простым вариантом будет тебе порезать руку, неужели ты в юном возрасте был лишён опыта селфхарма? Это несложно.
Джулиан на самом деле никогда не вредил физически своему телу, Райан это знал, но даже если у него бы и имелся когда-то давно подобный опыт, это всё равно не подготовило бы его к этому моменту. Он помолчал немного и ответил решительно. – Я слишком люблю своё тело, чтобы причинять ему боль. Мне никогда не было нужно заглушать душевные муки этим бессмысленным занятием. Но я понимаю необходимость жертвы, всё в порядке, я готов к этому. Давай сюда свой нож, а то мне уже становится дурно от разложения органов в этих зловещих тазах смерти!
И Джулиан остался верен своему слову, ножик с рукояткой из слоновой кости в его руках орудовал без колебаний или страха, и уже с первого разреза на запястье левой руки ему удалось задеть так глубоко, что кровь хлынула довольно сильно. Он сморщился от неприятных ощущений, но и это не ослабило его решительности. Райан завороженно наблюдал за этим, зрелище было одновременно отталкивающим и соблазнительным, но сейчас ему казалось, что Джулиан воистину был творцом этого полуразложившегося морга на окраине рая.
Со стороны казалось, что Джулиан и в этом профессионал, как будто он занимается подобными чёрными делами ежедневно, его уверенность и сосредоточенность не знали ни капли сомнения. Время как будто остановилось, они оба сейчас с Жаном понимали, что творец сейчас Джулиан, он исправляет недостатки Ланже, из-за которых скульптуры были обречены на вечную смерть, не впитав всего необходимого опыта, чтобы излучать гармонию. У них на глазах застыла магия, и мертвенность скульптур начинала сдаваться.
Джулиан брал орган из тазов с нечистотами (Райан не мог иначе воспринимать органы мёртвых людей) и направлялся с ними к скульптурам. Он водил конкретным органом по внутренностям скульптуры, пока его собственная кровь окропляла и безупречный мрамор, и слизистые внутренности мертвецов. Он несколько раз заклеивал свою рану, потому что не хотел потерять слишком много крови. Но как только его крови оставалось мало на мраморе или на органах, он снимал повязку и вновь освящал их своей жизненной силой. Джулиан смотрел только на то, что делал, его взгляд был сосредоточен на работе, которая казалась для него рутинной и практически конвейерной. Когда, по его мнению, было достаточно медитировать с одним органом, он швырял его назад в таз и приступал к следующему. Его траектория тоже была продумана, он двигался от самой сильно раскрытой скульптуры, у которой виднелись практически все внутренности до тех, у кого только недоставало лишь конкретных кусочков. Он ни разу не отвлёкся от важности своей миссии, ни разу не заговорил, и даже ни разу не кинул взгляд в их с Жаном сторону. Он отработал добросовестно от начала до конца.
Когда он закончил, магическая атмосфера медленно испарялась, только сейчас Райану не казалось, что он попал на заброшенное кладбище обители блаженных, сейчас он узнавал тот живительный блеск скульптур Ланже, они были завершёнными. Это было великолепно, завершённость их образов, несмотря на телесные недостатки, была неописуемой. Боже мой, Джулиан сейчас был творцом, он дорос до того, чтобы оживлять эти невоодушевлённые объекты высокого искусства, он сейчас олицетворял вечную красоту, от которой прямо кровоточили глаза, потому что это было не по зубам простым смертным. И только связывающая их с Джулианом нить смогла позволить Райану не только наблюдать за этим, но и пережить этот опыт. Кажется, даже Жан остолбенел, за несколько часов весь его пустой мрамор превратился в сады наслаждений.
После того, как Джулиану позволили принять душ и переодеться, Райан долго не мог вернуться в реальность, его заворожило то, что сумел сотворить Джулиан, в котором было так много жизни, что он был способен животворить даже мраморные скульптуры. Какое всё-таки сокровище он отыскал, теперь у него не осталось сомнений, что они на верном пути, и красота Джулиана и их покорение вечности неизбежны. Ясности стало ещё больше, загадка гармонии практически решалась у него на глазах.
После странного случая в галерее Жана Ланже, Джулиан воистину какое-то время ощущал себя творцом, и это новое чувство было великолепным. Он понимал необходимость этой грязи – гнилые органы, агония скульптур, кровавые жертвы, жажда вкусить хотя бы частичку жизненной энергии в лапах смерти, всё это было необходимой обратной стороной, чтобы понять жизнь. Джулиан уже не боялся принимать образно смерть, она не была ужасной, но без маячившей рядом жизни, она была бесконечным гниением, разрушающем и ведущем в бездну пустоты. Это противоречило концепции жизни, поэтому он не колебался принять вызов Жана, чтобы вдохнуть луч света в мраморные разлагающиеся тела, потому что их принятие смерти убивало гармонию, что он носил в себе, побывав на обеих сторонах. Он был в трансе, когда работал в качестве бога и исправлял недостаток фантазии Ланже, это была большая жертва, но его связь с мраморным Джулианом давала ему возможность гармонизировать каждую скульптуру, которые на тот момент ничем не отличались от мешков со строительным мусором.
После этого странного опыта он почувствовал себя гораздо увереннее, как будто у него теперь была полноценная власть над мраморным Джулианом, они были на равных теперь все, его жертва теперь сгладила всю его нерешительность и подтолкнула его к тому, чтобы не бояться брать слишком много. Он знал, что теперь слияние с мраморной копией будет другого уровня, он способен будет погрузиться в те дебри, что его пугали или сковывали, сейчас же он был открыт принять всё. Только так можно дойти до конца.
А в своей обыденной реальности Джулиан не знал покоя, доказывая то,
