вы с ним похожи.
Он улыбается, глядя на меня как на больного, и уходит.
Через минуту он появляется опять.
— Ну, чего еще, Борь, штаны снять не даешь?
— На будильник, а то отца встречать прозеваешь.
— Спасибо за заботу, мог бы его у себя оставить.
— Завтра суббота, у меня в субботу на него не срабатывает.
— Я ж говорю, ты анимальный.
— Поговори у меня еще.
Он растворяется. Я раздеваюсь и быстро ложусь в холодную кровать.
Завтра суббота, значит, она точно не приедет и в воскресенье, два дня я не увижу ее.
Я слышу, как он топает в туалет, потом моет руки, на кухне. И опять стучит в мою дверь.
— Чего еще?
— Не забудь, мудильник, завести будильник.
Я завожу будильник и засыпаю до утра, обняв руками подушку. Как долго все сохраняет ее запах…
В восемь часов что-то звенит, и я не понимаю, что, телефона у меня нет. Это проклятый Борин будильник. Единственно, что утешает, что я его сейчас так же разбужу, как его будильник, такой же тупой, как и он, меня. Я стучу в дверь, одевшись, за ней тишина.
Не так быстро сказка сказывается.
Я колочу пятнадцать минут, прежде чем он открывает.
— Что случилось, чего ты ломишься, как анормальный?
— Папу встречать надо.
Он заваливается опять в кровать.
— И чего б этому поезду не приходить в два часа дня.
— Надо переменить расписание, я позвоню на железную дорогу, Боря.
— Вот это ты изрек умную мысль, наконец; давно не слышал от тебя.
Он поворачивается на другой бок.
— Санчик, встреть его без меня.
Я, не тратя слов понапрасну, иду в кухню и набираю чайник холодной воды.
— Борь, считаю до трех: раз, два…
— Ну ладно, заразный, — он откидывает одеяло, — никогда от тебя споко́ю нет!..
Дальше мне его становится жалко, до того он несчастен, когда, дрожа всем стройным телом, не попадая в туфлю, закутавшись в длинное, чужое, пальто, идет на кухню умываться под холодную воду.
Он возвращается, и я преподношу ему сюрприз:
— Борь, я не смогу поехать.
— Это почему? — Он до конца еще не проснулся и не рассвирепел.
— Она должна приехать.
— Позвони, скажи, что отца встречать надо, чтобы не приезжала.
— Сегодня суббота, я не могу звонить.
— Что ж ты предлагаешь, чтобы я один ехал отца встречать?
— А что тут такого, я позже подъеду, часа через два.
— Нет, я один не поеду.
— Борь.
— Не-а, я ложусь спать.
— Три сигареты «Мальборо».
— Ум-м… не-а.
— Пять.
— Десять, и даешь на такси, а то я опоздаю, — говорит он.
— Нет ни копейки, папа должен привезти, заплати сам, я тебе вечером отдам.
— Давай сигареты, — рационально говорит он.
Я иду за пачкой и отсчитываю ему десять сигарет.
Через пятнадцать минут, с трудом, мне удается вытолкнуть его на улицу, да еще поймать ему такси.
— А как ты нас найдешь, Ромео?
— Мама сказала, что у него номер заказан в гостинице «Москва». Не забудь, вагон номер семь.
Время на столбе близится к девяти. Я, наверно, становлюсь ненормальным. Мне кажется, что именно сегодня она должна приехать. Всегда так по-идиотски получается.
Я сажусь ждать. В течение часа не раздаются ничьи шаги. В течение второго часа одна пара шагов прошла на кухню и вернулась через полчаса, чем-то шипя. Работает во вторую смену, подумал я.
В двенадцать я оделся поприличней, тщательно причесался, папа всегда пилит меня, что я вечно хожу непричесанный. Опускаю руку в карман пиджака, там нет даже мелочи, я не думал, что так плохо. Пятака на метро по всей келье найти не могу. Но натыкаюсь неожиданно на молочную бутылку, и с облегчением вздыхаю, это пятнадцать копеек. В молочном отделе заспанная и ненакрашенная продавщица долго ковыряется, и мне уже кажется, что я никогда не получу свои пятнадцать копеек из ее покрасневших рук.
Я сажусь в метро.
— Да, девушка, бронь была. Сегодня утром приехал, из Грозного.
— А, помню, я сама его оформляла. Такой представительный мужчина? Сейчас я вам скажу: номер тысяча двадцать седьмой.
— Спасибо большое.
— Пожалуйста.
Я стучу в дверь, дверь отворяет Боря и подленько улыбается. Я вхожу в номер.
Папа сидит в кресле, пиджак снят, и галстук ослаблен у воротника. Он поднимается мне навстречу.
— Горячий сын, нечего сказать. — Мы обнимаемся, он целует меня.
— Пап, ты прости, знаешь, занятия, лекции, сегодня с утра надо было в институте обязательно побывать.
Я знаю, это единственная отговорка, которая пройдет: для него институт — это святыня.
Они переглядываются с Бориком, тот ухмыляется.
— Что, все уже рассказал?!
— Ничего я не рассказывал, устраивай свои дела сам, не вмешивай меня, а то потом я буду виноват.
— А что он должен был рассказать?
— Ничего, пап. Как ты доехал, он вовремя встретил тебя?
— Он оказался, как ни странно, более теплым сыном…
— Угу, на чьем такси только он ехал теплоту проявлять.
— Да, кстати, — вскидывается Б., — отдавай, что за такси обещал.
— Сколько он тебе должен? — спрашивает папа.
Б. прикидывает две минуты.
— Три рубля.
Батя улыбается и щедрым жестом протягивает ему три рубля, вынув портмоне.
— И хотя там максимум рубль пятьдесят, но кто считает, да, Б.? — говорю я.
— Я бедный врач бесплатной медицины.
— Стань богатым, — советует ему папа, — и мне будешь помогать на старости лет.
Тут они оба прыскают, а потом смеются. Так как от Бори помощи дождаться, легче Антарктиду растопить.
— Ну, как ты тут, Саня, совсем от рук отбился, безбатьковщиной растешь. По отцу не скучаешь?
— Скучаю, пап, — я как-то никогда не мог говорить сантименты.
Папа садится в кресло.
— Па, кушать хочется, ты ж обещал ресторанчик.
Б. хлебом не корми, только своди в ресторанчик.
— Ты ел с утра что-нибудь, сынок?
— Не, пап, я не успел.
— Ну, пошли все пообедаем, отметим мой приезд и нашу встречу.
Просто так отец в рестораны не может ходить, прошлое, голодное и нищее, не позволяет, обязательно причина нужна.
Мы идем по коридору к лифту, Б. обгоняет нас, как ветер, нажимает кнопку.
— Он редко куда так торопится и стремится, — говорит мне папа, и мы смеемся.
Лифт останавливается, впуская нас.
— Ты бы так к диссертации лучше стремился, как к ресторану, — говорит папа.
Б. внимает: сейчас его кормить будут. Ради этого он способен вытерпеть все, хоть сто нравоучений.
— Тебе когда в институт, сынок? — спрашивает папа, обнимая меня.
Мы переглядываемся с Б.
— В половине второго, па.
— Если ты немного опоздаешь, это не страшно там у тебя?
— Да нет, конечно. Па, вообще сегодня только одна лекция, суббота, и
