дома не долго дойти,
А я жду средь равнины ночи,
Смотря в бесконечности возможности,
Не надеясь и вовсе себя спасти,
Касаясь руки тоски.
В людях столько ничтожности,
Самолюбия глупой гордости…
Но разве же это неправильно?
Если это ступень эволюции,
Значит ли, что так и надобно?
Выживает сильнейший лучший…
Человек – существо социальное –
Принёс грязь животных в духовное,
Святые грёзы хрустальные
Разбиваются зря взращённые.
Порока виновник рядом,
Ложь на нём окаянном,
Тот, кого пригрели все вы,
Кому подарили любви,
Тот, кого вы считаете другом,
С кем за руку взявшись пошли,
Чью подлость попутали с мёдом,
Чей голос красивым нашли.
Совратившего вас из корысти,
Полюбили вы высшее зло,
Что за сладкой и вкусной улыбкой
Ядовитое хранит копьё.
Обвиняю, греховных, корю,
А ваш мир то живёт понемногу,
Я с недавнего так же хочу,
Может таким и я буду?
О, Рута, паду на колени я!
О, Рута, склоняю главу!
О, Рута, что в древних поверьях
Червонная в одном часу
На день Ивана Купалы
Девицам внушала забавы,
Тобою я тело натру,
Тобою святой и спасительной
Я хату свою окурю!
yuriXina
20 августа, 2020г.
Ниум вышел под лучи рассветного солнца. Его кожа сияла белизной и холодом, и от того сливалась с окружающим искрящимся снегом. Мороз пробирал до костей и пар изо рта закрывал вид.
Парень уже три года как живёт в самостроенном ветхом доме на окраине страны. Здесь грубая земля встречась с ранними заморозками, ведь дом он расположил, как и мечтал всегда – в горах. Юноша исхудал, заботится о пропитании в подобном месте дело не лёгкое и мало что получалось вырастить. Одежда потёртая и рваная была самошитой. Однако Ниум, как и прежде, не обращал внимания на подобные, по его мнению, мелочи и на то, что спать ему приходится у костра, и на то, что единственным способом хоть сколько-то цивилизовано принять ванну для него стало ходить на неблизкий горячий источник или весь день собирать дрова и растапливать самодельную баню вручную.
Парень всё так же заботится лишь о своём искусстве. Рисует соком травы, вырезает из дерева, вышивает картины на ткани, а если ему удаётся продать часть урожая или убитых животных, то покупает бумагу и пишет на ней углём. Он всё так же любит музыку и находит отдушину в оставшихся с прежней жизни инструментах. Пусть скрипка уже пришла в негодное состояние и сейчас как украшение стоит рядом с подобием постели, но флейта, прячащаяся на полке, под столом, служила верой и правдой. Сами постель и стол были лишь отголосками былой роскоши, спал он на пуху диких птиц и меху убитых зверей, обшитых с двух сторон кусками ткани, а столом служил большой пень с вытесанными парнем самостоятельно полками. Однако его, как можно догадаться, совершенно устраивает такая жизнь.
Ниум каждое утро, перед тем как начать свой день, любит, среди с трудом выращенных им капуцинов, вдыхая этот ещё не ушедший ночной чистый воздух, поговорить с невидимым духом, которого способен найти лишь в своей голове.
«Ты – моё высшее искусство».
Он усмехается и отправляется к ежедневной рутине: в тёплое время Ниум обычно возделывает землю, носит воду из реки, что в четырёх километрах от сюда течёт буйным горным ручьём. Спускается в город и смотрит на людей издалека, подмечая новые идеи для своего искусства. Иногда его на беседу вытаскивает одинокий придорожный пьяница, а порой приглашает на чай прохожий, ох эта широкая русская душа – напоить каждого горячим чаем. Ниум всё так же не болтлив, но из интереса соглашается и, принятый в чужом не богатом, но щедром доме как родной, проводит вечер, а к ночи возвращается к себе и творит о том, что видел и что думал. Он так и не встречал человека, подобного Кирею, да и не надеялся отыскать.
В холодные времена, когда урожай собран, и на хранение в погреб убран, блондин выходил ежедневно за дровами и растапливал костёр посреди дома, что бы не замёрзнуть до смерти и тратил весь день на музыку. Временами, когда своими силами не справлялся с трудностями или, когда ему не хватало инструментов для выполнения какой-то работы, он играл в ближайшей деревне на флейте и забавлял детей самодельными куклами, тогда иная прохожая женщина кинет в пустую банку монету, угостит пряником, и, вслушавшись в мелодию вспомнит мультфильм о корабле «Аврора», что видела в далёком детстве и не стесняясь начнёт петь, одаривая окружающих мягкой улыбкой.
Люди не знали, откуда приходит немой мальчишка и кто он такой, появлялся не чаще раза в сезон и ни с кем не сближался, но молва о нём ходила, как о городской легенде.
Как бы то ни было, сегодня выдался особенный день. К отшельнику с изрядным трудом добрался высокий мужчина, которому пришлось поднять все свои правительственные связи, дабы выследить совершенно обычного одинокого скитальца.
Гость явился с командным тоном и дерзким пинком по двери ногой, как гром среди ясного неба, так что Ниум с неожиданности выпучил глаза, и чтобы убедится, что пред ним живой человек, а не он ошибся, когда собирал летом травы, бросил корку чёрствого хлеба в гостя.
– Больно вообще-то, совсем одичал?
– Ты так внезапно.
– Заряжай ты, идиот, хоть иногда телефон в бесплатных уличных розетках, знал бы, что я приеду.
– Упс! Прости-прости – Ниум повёл кистью, подзывая вошедшего к себе – Виктор, у меня нет телефона.
– Как же бесишь…
– Проходи, угощу чем, сейчас вот карамель варю – хозяин дома указал взглядом на чугунный котелок над огнём.
– Спасибо, откажусь – с пренебрежением отрезал гость – я пришёл…
– Похвастаться? – перебил Ниум.
– Нет, вижу ты жизнь свою угробил, хвастаться, что я приехал на внедорожнике за 5 лямов было бы крайне некрасиво с моей стороны.
Хозяин дома усмехнулся и спросил: «Зачем я тебе?», не переставая, помешивать карамель и не отводя взгляд от её консистенции, «Вот-вот и будут леденцы, нельзя упустить момент» – думал он.
– Я по поводу Кирея.
– Он умер.
– Да, я узнал об не так давно.
– Нужно было сообщения проверять.
– У меня нет времени на подобное – раздражённо повысил голос Виктор – я соболезнования принести хотел.
Ниум на это лишь нелепо улыбнулся, давая понять, что подобные слова здесь и сейчас совершенно никому не нужны.
– Но – не давая паузы, продолжил гость – дело не только в этом, есть подозрения, что травмы