сказать? Как мне ему это сказать?» Синхронно с очередной упавшей в капельнице каплей меня осенило, и я тихо спросил: «Джун, у тебя нет с собой телефона?».
Сестра, что до этого плакала, уткнувшись лицом в край моей кровати, видимо, всё-ещё не веря моему пробуждению, вскочила резко и с улыбкой бросилась к рюкзаку, моему рюкзаку. «Да, я всё взяла, все самые необходимые тебе вещи, может хочешь и приставку? Сейчас, телефон был где-то тут, сейчас… » – она вытащила в поисках оттуда и мою любимую чашку и маленькую с тетрадный лист картину Ния, которую наверняка стащила тайком, и мой счастливый браслет подаренный подружкой ещё в детском саду. Достала и любимый свитер, который чудом поместился в рюкзак, судя по тому, что вместе с ним выпала ещё куча вещей и, вытащив телефон с самого дна, она протянула его мне. «Спасибо, можешь встретить Ния внизу? Мне после всего будет ужасно неловко с ним говорить, хочу, чтобы вы вошли в палату вместе» – попросил я Джун и зажал кнопку включения после чего экран огласил меня приветливой заставкой.
Когда сестра покинула палату, и я остался один с её напутственным пожеланием: «Я скоро его приведу, не скучай». Я включил диктофон и попробовал сказать пару слов. Сейчас говорить впервые в жизни было стократ легче чем писать, ведь мне почти не требовалось шевелиться. Однако даже так, сердцу моему было проще претерпеть физическую боль, а не психологическую. Так что подняв телефон над головой я принялся печатать строчка за строчкой слова, которые хочу поведать от самого сердца.
«Привет, Суиин, прости, что возложил на тебя чувство вины, наверняка ты думала, что то, что случилось со мной – твоя вина. Это не так. В тот раз это был несчастный случай. Я сожалею, что похвалил Андрея в твоих глазах в тот день у порога ресторана. Прости, что вмешался в твою жизнь и сказал, кто был убийцей. Возможно тебе было бы проще жить в неведении. Как бы то ни было, поступил я правильно или нет, я не смел брать на себя смелость возомнить себя знающим всё, знающим и смеющим решать, какой должна быть твоя жизнь. Прости. И, честно, чем-то я правда похож на твою старшую сестру».
«Мама, папа, простите, что я так и не стал хорошим человеком. Вы видели мне судьбу во всём, чего я касался, принимали меня таким, каким я был, и всегда прощали мои ошибки. Я искренне хотел быть хорошим, простите, что доставил столько горя. Мне ужасно стыдно за то, что случилось. Простите меня. Я хоть и говорил это очень редко, на самом деле искренне люблю вас. Простите меня».
«Джун, прости, я доставляю тебе безмерно горя. И прежде я не уделял тебе достаточно внимания. Я часто отталкивал от себя, особенно в последнее время до несчастного случая. Если, когда я мог показаться грубым, прости меня. Прости меня. Я явно не тот старший брат, которым ты бы могла гордиться. Ты часто берёшь с меня пример, но впредь никогда не живи так, как я».
«Ний… Ний я хочу, чтобы ты прочитал это в тишине, дома. Дома. Далеко -далеко в одиночестве, в горах, где ты всегда хотел жить. Пожалуйста прими то что случилось, прости меня за все слова, что я тебе сказал. Я был ужасен в тот момент, и мне стыдно не столько за грубость даже, сколько за то, что я вообще посмел говорить подобное тебе. Ты был моим покоем и умиротворением. Успокоением. Утешением. Я прошу прощения за всю боль, что вынудил тебя испытать. Почему-то мне стало впервые в жизни легче. Я извинялся столько раз, искренне, от всей души сожалея, обо всём, что я делал неверно. Но… Только теперь мне должно стать легче, я надеюсь, что впредь, боль исчезнет навсегда».
По первому этажу от входной двери к регистратуре пробежал светловолосый юноша, с тяжёлой одышкой, он подал служащей паспорт и пробурчал имя пациента. Женщина протянула в ответ белую пластиковую карту – «восьмой этаж, палата 14, вам в лифт слева».
Стоило парню пройти в ворота, его подхватила под руки Джун, обняла, стискивая в объятиях всеми своими силами, и уткнулась носом ему в грудь. Ний лишь тепло погладил её по голове, и потом они молча поднялись, но если всегда прежде между ними летали невидимые молнии недоброжелательности, то сейчас повисло тепло и нежность. Уже в шагах десяти от цели Ний нервно подёрнул ухом. А подойдя к двери, взялся за пластиковую ручку и позвал Джун:
– Слушай, а внизу, рядом с торговыми автоматами, был ларёк с детскими игрушками?
– Да, был тако…
– Можешь, пожалуйста, спустится и купить два одинаковы игрушечных колечка? – перебил блондин.
– Зачем тебе?
– Хочу твоему братику предложить руку и сердце, вдруг ему для пересадки нужны.
– А!? Ты когда-нибудь уже оставишь эти глупые шутки? – гораздо теплее чем когда-либо прежде поинтересовалась Джун.
Вытащив тысячную купюру из кармана и вложив в руки девчонки, парень посмотрел милосердно: «Сдачу оставишь себе» – и улыбнулся по-новому. Прежде обжигающая улыбка стала такой, какой он всегда одаривал только Кирея.
– Серьёзно? Они же стоят рублей по пятьдесят?
– Да, всё, что останется – тебе.
– Хорошо… Спасибо… А, это… только братик просил, чтобы мы вместе зашли, ты устал я понимаю, почему со мной не пойдёшь, но подожди меня ладно?
– Хорошо – отозвался он, однако, как только силуэт скрылся за поворотом, Ний вошёл в палату.
Он взял табуретку и сел ближе к окну, чем к койке. Смотря в безграничное голубое небо, Ний шептал тихо слова на неизвестном никому языке. Под аккомпанемент монотонного писка приборов. Звуки пропали, а сам парень, обдуваемый ветром с растрёпанными, всё так же вьющимися, сухими белоснежными волосами, временами скрываемый развевающейся белым тюлем, отстранился от окна, только закончив таинственный монолог. После подошёл к некогда самому дорогому человеку и любовался закрытыми неподвижными веками, бледной кожей синеющими губами. Ниум из ослабшей ладони достал телефон, где виднелись последние строки: «Нарисуй меня когда-нибудь снова и назови эту картину – «Нежизнеспособный», склонился над его ухом и прошептал: «Спокойной ночи, сладких снов, я люблю тебя, Кирей».
О, сладкое снадобье из цветов руты,
Что опьяняло меня в часы смуты!
И скучно, и грустно, но кто виноват
В мучении горьком святых ребят?
В деревень, городов отдалении
Одинокий бесцельно брожу,
Предоставлю под сводом сомнения
Ленту мыслей вострому ножу.
До
