— Боже мой, ты до сих пор на меня злишься! — расхохотался Илья. — Глупая! Ну прости меня! Да, я платил людям деньги за положительные рецензии. Потому что боялся, что эти… мудаки тебя обидят. Хотел тебя порадовать, вот и дал парочке пидорасов денег за хорошие отзывы… И зря. Потому что все равно ерунда вышла. Вот мне зарок на будущее — не связываться с…
— Ко мне приходил человек с картины, — перебила его Татьяна.
— Что? С какой картины? — переспросил Илья.
Она помолчала.
— Картина… карандашный портрет у тебя в кабинете. Помнишь?
Илья не сразу понял, что она имеет в виду.
— Портрет? Скуп… человека в капюшоне? — уточнил он.
Она молча кивнула, до боли сжав его руку.
— Подожди, подожди! — улыбнулся он, крепко взяв ее за плечи и вглядываясь в лицо. — Начни сначала. Когда приходил? Ты точно уверена?
Она подняла на него темные, наполненные болью и странной тревогой глаза.
— Вчера. Он… все объяснил. Я не думала, что такое возможно. Но… я знаю, кто он.
Голос ее был глух. Илья смотрел, как она выговаривает тщательно подобранные отрывистые слова, и все никак не мог понять, к чему она клонит. К Тане приходил Скупщик? Зачем? Какая-то часть его сознания была уверена, что это сон, что он до сих пор не проснулся!
— Я продала ему талант, — прошептала она.
Илья закрыл глаза.
Не может быть. Это какой-то глупый розыгрыш.
— Повтори… пожалуйста… — попросил он.
Сейчас она рассмеется и скажет, что пошутила.
— Продала талант…
Мгновенно вспотели ладони.
— Дура! — заорал он, впившись в ее плечи железными пальцами.
Она дернулась, как от удара.
Илья вскочил с дивана, завертелся посреди комнаты, растерявшись, не понимая, что сейчас должен предпринять и куда немедленно нужно бежать или ехать. В голове крутилось гулкое: «Продала! Продала!».
Таня сжалась в комок на краешке дивана. Он дернул на себя ее руки ладонями вверх. Поперек левой тянулся едва заметный, кривой порез.
— За сколько? — прошептал он. Его затрясло от ужаса и омерзения. — Что он пообещал тебе такого, чего я бы не смог тебе дать?
Он ее ненавидел! Ненавидел это красивое лицо, ненавидел эти растерянные наивные глаза. Эти светлые, милые до тошноты волосы, эту тонкую шею, в которую отчаянно хотел вцепиться. Он мог бы с легкостью стащить ее с дивана и размозжить о стену. Выбросить в мусоропровод, как дешевую тряпичную куклу. Ярость пульсировала в каждой клеточке его тела. Дура! Дура!
— Что? Он? Тебе? Пообещал? — с ненавистью выпалил он ей в лицо.
— Не кричи, пожалуйста! — попросила она умоляюще, прикрыв глаза. — Он… сказал… если я продам талант, он вернет тебе твой.
В ушах зазвенело. Продираясь сквозь вязкую, оглушительную паузу, Илья силился понять, что Татьяна сказала секунду назад. Вылетевшие из ее рта звуки спутались в нечленораздельное бульканье. «Он»… «сказал»… «вернет»… «твой»…
Илья отпустил ее руки и попятился. Комната качнулась, внезапно ставший чужим и уродливым интерьер поплыл перед глазами.
— Он сказал, что ты мучаешься и что нет других вариантов! — зашептала Татьяна скороговоркой. — А у меня все равно никакой перспективы. Ты же видел, что написали в рецензиях! Ты что, будешь платить им после каждой выставки?
Илья внезапно расхохотался.
Вот почему так трясся Семаринский, главред «Афиши» бубнил что-то невразумительное в трубку, а верстальщица «Музеев сегодня» сломала ногу! Трюк с плохими отзывами — дело рук Демона!
— Глупая! Послушай меня! — перебил ее Илья. — Скупщик подстроил все с самого начала! Чтобы ты отступила, чтобы опустила руки. Он всегда появляется, когда человек перестает верить в себя. Очень складно говорит, много чего обещает… Он в таких делах мастер, он же тебя просто запутал!
— Да никто меня не путал! — усмехнулась она. — Думаешь, я сама не понимаю, что у меня нет перспектив? Людям вообще плевать на мои портреты! Всем до лампочки! Будь я хоть Ван Гог! Ха, они бы и Ван Гога сейчас запомнили только потому, что он отрезал себе ухо, а не за «Подсолнухи», например. Сейчас же тебе в рот заглядывают, только если ты популярен. Даже если ты бездарность и последняя сволочь! Но ты, Илья, ты — другое дело! Ты уже известен, тебя знают и любят! И это хорошо, что к тебе вернется талант, ты сможешь рисовать… донести до всех этих зацикленных на себе циников хоть что-то прекрасное! Может я, конечно, дура, но если ты нарисуешь хотя бы одну настоящую вещь, этого будет достаточно! И пусть они просто сфотографируются на ее фоне для Инстаграма или для Фейсбука, пусть даже краем глаза зацепят — этого хватит, чтобы там, внутри, в каждом… что-то изменить… Должна же быть польза от того, что у меня и у тебя есть талант! Какой тогда во всем этом смысл?
Илья закрыл глаза. Она и правда дура.
— И ты больше у него ничего не попросила? Деньги, славу, вечную молодость?
— Я не хотела у него ничего брать, — после паузы сказала Таня. — Это же просто обмен — мой талант в обмен на твой.
Или святая.
— Я что-то сделала не так? — в ее голосе зазвенели слезы.
Илья смотрел на нее. Ссутулившиеся плечи. Подавленный взгляд. Изломанная полоска рта. Раненый ангел с полотна Хуго Симберга.
— Да… — сказал он треснувшим голосом. —
