смешно коверкала, например, слово «любовь» звучало как – лубоф, и таких искажений было порядком в ее речи, что, конечно, изрядно веселило порой «почтенную» публику. Андрейка и сам невольно заулыбался, и из вежливости ему даже пришлось отвернуть голову в сторону и сделать вид, как будто он увидел на стене что-то невероятно интересное.
По лицу бабушки тоже пробежала недобрая тень – видимо, она собиралась что-то съязвить на этот счет, но в последний момент благоразумие перевесило чашу весов, и она решила не усугублять, пока дело не дошло до ругани и взаимных обид. Все же у нее было не так уж много подруг.
– Значит так, Андрейка. Супа поешь – тарелку в рукомойник. Хлеб в избе на печке – сам принесешь. Я вернусь часам к девяти, чтоб дома к этому времени был. Все, Маша пойдем.
И старушки, умело повязав платки на голове, были таковы.
Андрейка остался в пустом доме один на один с тарелкой супа.
***
И хоть с эмалированной поверхности тарелки на мальчика, сквозь гущу куриного бульона, задорно поглядывали вислоухие щенята, нарисованные на дне, есть не хотелось вовсе, а зрелище утопших в супе животных сегодня никак не способствовало аппетиту. Поэтому после недолгих колебаний суп отправился за окно. Думать и переживать о чем-либо тоже уже не было сил – детская психика не рассчитана на подобные перегрузки, поэтому в случае сильного направленного стресса быстро перегорает и отключается, тем самым уберегая рассудок от сильных повреждений. Словно предохранитель в электроприборе. Андрейка теперь чувствовал только апатию и безразличие ко всему. А следом пришла тяжелая, свинцовая усталость. Не хотелось ничего, кроме как укрыться с головой под тяжелым, чуть влажным одеялом и провалиться в бездну сна, отодвинув все проблемы на потом. Так он и поступил.
***
Снились Андрейке рыбы. Он не знал их названия, но они выглядели примерно как те, что ему иногда удавалось выловить из реки. Самые обыкновенные. Их было много. Они открывали и закрывали рты, то ли пытаясь вздохнуть, то ли что- то сказать. И без того ничего не выражающие глаза рыб были подернуты мутной пеленой, через которую они, кажется, совсем плохо видели.
Вода, в которой плавали рыбы, была холодной и темной, что еще больше ухудшало обзор. Впрочем, вокруг все равно не было ничего, кроме темной толщи воды, которая уходила во все стороны, и, казалось, сколько ни плыви рыба через эту темноту, все одно окажешься примерно там же, где и сейчас, потому что везде было одинаково. Поэтому рыбы никуда не уплывали, а лишь тихо курсировали взад-вперед в интуитивно очерченном пространстве. И так как плыть было некуда, да и незачем, а видеть вдаль не было никакой возможности, то они все время занимались одним – смотрели друг на друга, подплывая то ближе, то чуть отплывая, иногда даже касаясь чешуйчатыми боками или хвостами, при этом не переставая ни на секунду хлопать беззубыми, словно у бабки Маши, ртами.
Вначале Андрейка не понимал, зачем они так старательно это делают, хоть и было видно, что многим рыбам это действие дается с заметным трудом. Но когда он присмотрелся, то он понял, что рыбы, хлопая пастью, создавали тонкие колебания воды вокруг себя, тем самым искажая реальность. Хлопать ртом необходимо было совершенно не случайно, а закономерно, последовательно и по специальной технике. Разные техники искажали водную гладь вокруг рыб тем или иным образом. Это было похоже на произнесение заклинаний или заговоров, прямо как в сказках – настоящая же природа этого явления была непонятна Андрейке, но выглядело действо необычно и непонятно.
Наконец мальчик догадался, в чем смысл – подслеповатые рыбы на самом деле и не видели соседей через тонкую пленку возмущения пространства, точнее видели, но не по-настоящему, а лишь измененную транслируемую форму, которую каждая рыба создавала постоянно тем, что без конца хлопала ртом. Становилось ясно, что немые рыбы использовали это умение для коммуникации друг с другом. Строилось их общение так – рыбы показывали друг другу небылицы, которые сквозь мутную призму на глазах становилась былью, самой настоящей, но только для конкретной рыбы. Так строился мир, в котором они существовали. Система подобных взаимоотношений поражала своей сложностью и многообразием, если удавалось посмотреть на нее в целом. Но главное и самое удивительное было то, что мелкое и, казалось бы, незначительное искажение воды отдельными рыбами в массе приводило все пространство жизни этих существ в бесконечный шторм из помех, в котором совершенно невозможно было увидеть хоть что-то действительно реальное. Реальными, пожалуй, была только холодная чернь воды и редкие прикосновения рыб о друг друга. Потому как, на самом деле, ничего другого тут не было. Но, что виделось и как воспринималось это слепыми рыбами, живущими иллюзиями, оставалось только догадываться.
Поначалу восхитившись такому диву, очень скоро Андрейка стал скучать, потому что понял, что ничего нового среди одних и тех же рыб не делалось и не случалось и, по сути, они просто плавали взад-вперед, хлопали ртами и таращили бельма в пустоту, наполненную галлюцинациями.
В какой-то момент мальчику стало совсем противно смотреть на рыб, но внезапно его внимание выделило из общей массы рыб одну, которая «стояла» в воде неподвижно и внимательно глядела на Андрейку. Не было сомнений в том, что она смотрит именно на него, что было удивительно, но еще больше Андрейка удивился, что у этой странной рыбы глаза не были заволочены мутной пленкой, как у остальных. Рыба глядела на него ясным и внимательным взглядом. Глаза, точнее один, который было видно, потому что рыба стояла боком, отражал боль и безысходность. А еще видно было, что рыба испытывает облегчение, глядя на мальчика. Видимо, из-за того, что за долгое время увидела что-то кроме холодной пустоты и одурманенных сородичей. Глаз дрожал от бесконечного одиночества этой «бракованной» особи, в которой теперь тлела некоторая надежда, как будто рыба ожидала каких-то кардинальных, решительных действий от этого необычного великого существа, которое простиралось над ними прямо сейчас.
Андрейка, поняв это, смутился. Он не представлял, чем может помочь конкретно этой и всем остальным рыбам. Ему захотелось покинуть это место. Он развернулся и стал плыть прочь, что было силы. Но как часто бывает во снах, силы покинули его, и неистовые гребки руками и ногами не приносили никакого эффекта – он почти не сдвинулся с места. Изредка оборачиваясь, мальчик видел, как та самая рыба все еще печально и умоляюще смотрит на него.
***
Тут он проснулся. Точнее его разбудила бабушка.
– Вставай, лежебока, сейчас отоспишься, а ночью будет не уснуть. И чего ты вообще дома? Все ребята большой гурьбой отправились куда-то туда, в сторону светлого бора.
Сон мигом сошел с Андрейки. Он едва не проспал вечернее культурное мероприятие. Тогда уж каждый малыш в деревне в полном праве мог считать его трусом до конца дней. Мальчик как ошпаренный подскочил с кровати и засобирался уходить. По всей видимости, было уже много времени, потому что в комнате царил сумрак. Нужно было спешить со всех ног.
– Ты чего такой потерянный, кошмар что ли приснился? – спросила бабушка удивленно.
– Да…нет, не знаю, странное что-то, не понял, но неприятно…рыбы снились, странные.
Бабушка подошла к телевизору, нажала большую кнопку на панели, и темный, дремавший до этого экран озарился ярким неестественным светом, внутри которого пели и танцевали красивые люди, блистая яркими одеждами, счастливыми и уверенными лицами.
– Рыба, говоришь… видать, настоящий улов тебе уже во сне снится… хе-хе, – вновь принялась она за обычные колкости, усаживаясь поудобнее перед телевизором, громкие звуки из которого уже заполняли собой все пространство дома.
Мальчик не обиделся на нее – он знал, что бабушка говорит это не в обиду, а чтобы поднять собственное настроение. Всегда, после удачной остроты, лицо ее на время смягчалось, глаза задорно поблескивали, как, должно быть, бывало в молодости, и даже шаг становился легче.
Мальчик, уже стоя на пороге, оглянулся. Синеватый свет от телеэкрана падал на бабушку, освещая ее лицо – блуждающую улыбку и округлившиеся глаза, которые уже перестали воспринимать что-либо вокруг, кроме цветного, слегка рябого изображения вертепа из волшебного ящика. Она выглядела забавно, словно малое дитё. Андрейке
