В память революции городская дума решила построить здание народного университета и сразу собрала от купцов 700 тысяч рублей.
* * *
Казань. Университетская студенческая сходка постановила, что уличные выступления недопустимы. Губернатор и командующий Военным округом генерал Сандецкий телеграфировали Временному правительству о подчинении. Но Сандецкий арестован.
* * *
В Саратове ещё 1 марта восторженно встречены редакционные летучки о событиях в Петрограде. В редакциях днём и ночью – тысячи народа, требуют новых известий. К думе подошли манифестации, подхватили на руки городского голову и гласных и так, с рук, они говорили речи. Оркестры непрерывно играли «народную марсельезу» – и под марсельезу толпа несла на руках освобождённых политических. Исполнительный комитет заседает безпрерывно. Начальник гарнизона генерал Заяц присоединился. Арестована вся старая власть от губернатора до городового, 250 чинов полиции, а также предводитель дворянства. Арестованы лидеры чёрной сотни. Три епископа примкнули к новому правительству, группа духовенства обратилась с горячим воззванием к пастырям разъяснять значение Учредительного Собрания. Желая послужить родине, чины полиции просят отправить их на фронт.
* * *
Царицын. Ошеломляющее впечатление и необычайное оживление после агентских телеграмм. Чины сыскного отделения и начальник тюрьмы оказали сопротивление при аресте, отстреливаясь из-за баррикады. Священник Горохов в церкви произнёс зажигательную речь с призывом стать на защиту старого порядка и восстать против нового строя. Арестован по распоряжению Исполнительного комитета. Изо всех полицейских участков дела выброшены на улицу и сожжены. Охрана города поручена студенческому батальону. Неумолчно играет оркестр военной музыки.
* * *
В Моршанске гимназисты весело повалили за солдатами на манифестацию со своим гимназическим знаменем из тёмно-синего бархата с золотом, где вырезали дыру на месте двуглавого орла, и с красным знаменем «Да здравствует свободная школа».
* * *
Орёл. Забыто всё обычное, жизнь в городе забурлила, главная улица переполнена народом. Приходили полки и команда выздоравливающих с музыкой и с криками: «Ура! Свобода!» При освобождении тюрьмы получили свободу и все уголовные. Среди них был и генерал Григорьев, предатель крепости Ковно, он уже сел на извозчика, но его заметили и не дали уехать.
* * *
Тула. Солдаты спали, толпа подняла их ночью. Арестованы все власти и начальник гарнизона (но дал клятву верности новому строю и освобождён). Разгромлены все полицейские участки, арестована вся полиция. Направлен воинский отряд для подавления сопротивления в Богородицке. Все вокзалы от Тулы до Москвы в красных флагах.
* * *
Воронеж ещё и 3 марта был в руках старой власти. Но вечером прибыл поезд с воинской частью из Петрограда, и они водворили новый порядок: обезоружили станционных жандармов и энергично снимали городскую полицию. Охота петроградцев за полицией продолжалась весь следующий день. После этого состоялись митинги.
* * *
В Курске настроение восторженное. Губернатор бежал в Крым. Вице-губернатор безпрекословно подчиняется комитету. Полиции оставлено холодное оружие. Сподвижники Маркова-Второго скрылись. «Курская быль» закрыта за вредное влияние. Архиепископ Тихон заявил, что вполне сочувствует совершившемуся перевороту и благословляет действия нового правительства.
* * *
В Рязани губернатор взял подписку с редактора газеты ничего не печатать о событиях. Но это не спасло его, и вице-губернатора, и жандармских чинов, и начальника гарнизона от ареста через несколько дней. Арестован и командир полка, препятствовавший нижним чинам участвовать в освободительном движении. Распущены многие уголовные преступники.
Во Владимире арестован губернатор, его жена и некоторые чиновники с немецкими фамилиями.
* * *
Вятка. Петроградские события явились полной неожиданностью. На улицах толпы ликующего народа, полиции не видно. Епископ Никандр обратился к пастве с воззванием довериться Государственной Думе. Газета «Епархиальное Братство» вышла с аншлагом: «Привет тебе, народ освобождённый!»
* * *
Суздаль. Председатель уездной земской управы стал во главе полиции и отказался признать новое правительство.
Арзамас. Исправник вооружил всю уездную полицию и не желает признать власть Временного правительства.
* * *
В Уфе епископ Андрей (Ухтомский) издал послание пастве о подчинении Временному правительству.
В Екатеринбурге епископ Серафим в соборе назвал Думский комитет – шайкой бунтарей.
* * *
Ташкент. О перевороте объявлено с особой торжественностью. Генерал-губернатор Куропаткин, получив телеграмму князя Львова, собрал войсковые части, учебные заведения, представителей правительственных учреждений, русское и туркменское население – и лично объявил о происшедшем, а затем был отслужен молебен и принят парад. Ещё до отречения царя Куропаткин призвал подчиняться Думскому Комитету.
* * *
Астрахань. Казачий Круг объявил, что Астраханское казачье войско отдаёт себя в полное распоряжение Временного правительства. Избран новый наказной атаман, казачий хор исполнял марсельезу. Общественный комитет поздравил казаков с переходом на сторону народа.
В Баку арестованы главы Союза русского народа и их архив.
* * *
Херсон. В каторжной тюрьме 1700 каторжан обезоружили стражу, овладели тюрьмой, освободили ещё 200 каторжан из другого отделения. В это время у ворот тюрьмы собралась волновавшаяся толпа, взломала ворота и освободила ещё 300 арестантов-уголовников. Более 2000 освобождённых рассеялись по городу. При отсутствии достаточных сил администрации поимка бежавших затруднена.
* * *
Одесса. На улицах тысячи людей с летучками в руках обменивались впечатлениями. Собрание чинов полиции в присутствии рабочих обсуждало возможность искренного служения полиции новому строю. Из тюремного замка освободили политических заключённых, оказалось 7 человек. Опасались черносотенных эксцессов. Запрещены собрания Союза русского народа и Союза Михаила Архангела. Реакционная «Русская речь» превращена в прогрессивную «Свободную Россию». Газеты полны статей о заре новой жизни. По базарам поползли слухи, что теперь в России будет восстановлено крепостное право. Начальник штаба Округа генерал Маркс преподнёс красную розу «одесской прессе от свободной армии».
* * *
Киев. Освобождаемых из Лукьяновской тюрьмы забрасывали цветами. Среди освобождённых – знаменитая анархистка Таратута, приговорённая к 20 годам каторги и уже бежавшая однажды из одесской тюрьмы. Производятся предварительные аресты в порядке целесообразности. Толпа требует ареста инакомыслящих. По городу произведен ряд обысков в поисках Маркова и Замысловского, которые, по слухам, приехали в Киев. Городская дума постановила включить в свой состав 5 представителей еврейского населения. Организуется объединённый совет еврейских общественных организаций Киева. На городских базарах всего в изобилии, но распускаются тёмные слухи. Чёрные силы не спят.
Фредерикс и Воейков должны уехать из Ставки? – Вдовствующей императрице опасно и в Киеве. – Государь слушает объяснения генерала Иванова. – Письмо от генерала ГуркоЕщё новое огорчение: вчера от каких-то неназванных офицеров штаба попросили флигель-адъютанта Мордвинова передать Воейкову, что против него и Фредерикса в Ставке царит сильное возбуждение, и среди солдат тоже, почему-то их двоих считают виновниками всего прошлого, – и уже предрешается их арест. И оттого им советуют обоим как можно скорей уехать из Могилёва.
А – кто эти офицеры штаба, Мордвинов и сам не знал, ему передали через третьи уста.
Вдруг вот так – взять и уехать? В такое время – куда? И какое заблуждение: при чём тут Воейков? при чём Фредерикс?
Затем Воейкова пригласил к себе Алексеев и тоже подтвердил об этом возбуждении, и так обидно выразился, что в революционное время народу нужны жертвы, и чтоб не стать этими жертвами – зятю и тестю надо побыстрее уехать. Если уедут – вероятно, ничего и не будет, а иначе может восстать гарнизон.
Затем Алексеев явился и к Государю – с докладом о том же: что задержка обоих в Могилёве может вызвать опасность и для самого Государя. Затем пришёл и сам несчастный Воейков, угнетённый: как быть? и куда ехать?
Жаль было его, ещё больше жаль преклонного безпомощного старика Фредерикса, с его многолетней верностью, а теперь разгромленным домом, больной женой в госпитале, – куда же им ещё ехать?
