class="p1">— Король послал меня в Варшаву с различными поручениями, — ответил Дызма, доставая письмо. — Имею письмецо для пани подканцлерши.
Говоря это, он подал запечатанное частной печатью короля письмо, которое Радзеевская, слегка покраснев, быстро схватила, но, подумав, положила подле себя на столе, не распечатывая.
С беспокойством стала расспрашивать, когда он выехал из лагеря и что там нового.
Стржембош отвечал, стараясь поменьше распространяться о подканцлере, хотя она и о нем расспрашивала, — правда, с видимым отвращением.
— Неприятеля мы еще не видели, — говорил он, — но пленных приводят в лагерь ежедневно, и из показаний ясно, что все его войско находится у Дубна и Олыки, а может быть, и ближе. Король хочет идти навстречу, и нетерпеливо рвется в бой, но Потоцкий и Каменовский доказывают, что позиция под Берестечком удобна и для лагеря и для сражения, и другую такую найти трудно.
Все бы шло хорошо, потому что подходят еще и новые силы, — заключил Стржембош, — если бы не брожение и смута, уже начавшиеся в посполитом рушеньи.
— О! Это легко можно было предвидеть, — с живостью ответила Радзеевская. — Есть люди, которые всегда готовы сеять смуту, и, конечно, не преминут и здесь пустить ее в ход, а людей, готовых бунтовать, всегда найдется довольно. Бедный король!
— До сих пор, — прибавил Стржембош, — он остается полным мужества и таким деятельным, каким я его еще никогда не видал. Даже под Зборовом, хоть и там он не сидел, сложа руки, он не был таким неутомимым, таким строгим; да вряд ли это поможет…
Дызма не докончил.
— Да, — отозвалась, невольно оживляясь, подканцлерша, — вряд ли это поможет, если под ним роют ямы!
Она погрузилась в грустную задумчивость.
— Долго ли твоя милость пробудет в Варшаве?
— Не знаю; все зависит от того, как меня примет королева и когда захочет отправить.
— Не забудь же зайти ко мне, так как я должна написать ответ, — сказала вполголоса подканцлерша. — А до Варшавы с нами поедешь?
Стржембош ответил:
— В случае надобности я мог бы поспеть туда в полдня.
Но Радзеевская отрицательно покачала головой. Больше она ни о чем не расспрашивала и взялась за письмо короля; Стржембош понял, что ему пора уходить.
Он поклонился и вышел; а по приказанию подканцлерши ее маршалок повел его в соседнюю избу для угощения.
Остаток пути прошел очень весело, так как Стржембош, щадя измученного коня, не спешил и проводил время в приятельской беседе с приближенными пани Радзеевской. Она сама несколько раз призывала его, расспрашивала о разных подробностях и узнала от него, что подканцлер после перехваченного письма ничего не посылал в Варшаву вместе с королевской корреспонденцией, а отправлял гонцов из Крылова. Стржембош знал о двух или трех таких посылках.
Это наводило на размышления: она не могла сомневаться, что муж строил против нее козни.
На последней остановке Стржембош уже не мог совладать с своим ребяческим нетерпением, простился с подканцлершей и пустился вперед в Варшаву.
Сердце у него билось, он забыл обо всем, что оставил за собой. Перед ним носилось, точно на крыльях весеннего мотылька, озаренное лукавой усмешкой личико Бианки.
Молодость эгоистична: чужие беды исчезли из его памяти, — он будет счастлив! Дела короля, подканцлерши, война, обо всем этом он и думать забыл. Он стыдился самого себя, но какое-то мощное стремление уносило его — бороться с ним он не мог. Конь уже с трудом выдерживал быструю скачку, но принужден был бежать, когда же вдали показалась башня Святой Марии и стены костелов и замка, он невольно снял шапку, приветствуя город.
В замке его прибытие, как и всякого посланца из лагеря, возбудило радость: дали знать королеве. Забросали его вопросами: где король? Показался ли неприятель? Не было ли уже, битвы?
Не успел он переодеться, как уже двое пажей, один за другим, потребовали его к королеве, так как он никому не хотел доверить письма.
Он застал Марию Людвику, нетерпеливо ходившую по комнате. Она взяла письма, спросив:
— Откуда?
— Из-под Берестечка.
На столе лежала большая карта; королева наклонилась над ней.
— Король? — спросила она.
— Здоров, слава Богу, и очень деятелен, — отвечал Стржембош, — и если бы люди служили ему так же, как он о них заботится…
Королева нетерпеливо взглянула на него и засыпала коротенькими вопросами.
Из них было видно, как обстоятельно ее уведомляли обо всем; она уже знала о бунте на Подгорье и спрашивала, высланы ли войска для его усмирения; слышала о Хмельницком под Олыкой и об орде.
Стржембош едва поспевал отвечать. Она одновременно пробегала глазами письма и предлагала различные вопросы, по-видимому, не слушая ответов.
Наконец, завела речь о подканцлере, и Дызма, готовившийся к этому заранее, начал без всякого стеснения рассказывать, как он ежедневно докучал и навязывался королю и с кем водился в лагере. Не утаил, что шляхта собирается бунтовать, и дал понять, кто ее подстрекает.
Мария Людвика молчала, стиснув губы. Наконец, упомянула о подканцлерше.
— Где же ваша прекрасная пани?
— Давно уехала из лагеря, — сказал Стржембош, — и сегодня или завтра утром будет в Варшаве.
Глаза королевы блеснули гневом; она пробормотала, как будто говоря сама с собой:
— Расстались-таки!
Стржембош все время стоял у порога, так как вопросы не прекращались. Он сам, по собственной инициативе, начал рассказывать, как огорчался король, не получая писем от королевы, почему и отправил его узнать о здоровьи ее величества и привезти верные известия.
Все это Мария Людвика встретила молчанием и как будто не слушала, и еще раз спросила:
— Так сегодня вернется в Варшаву?
Дызма даже не понял сразу и, только подумав, сообразил и подтвердил, что подканцлерша должна быть уже не далеко от города.
Она снова начала расспрашивать о войске, обозе, гетманах, прибывающих полках, волнении среди шляхты. Дызма удивлялся ее памяти, обстоятельному знанию всего, что делалось в обозе. Видно было, что королеве доносят обо всем, причем сообщают и сплетни, рассчитанные на возбуждение недоверия к королю. Стржембош горячо защищал его, опровергая ложные вести.
Королева, не возражая, только пристально смотрела на него.
Эти расспросы продолжались так долго, что Марии Людвике доложили, наконец, об ужине, и Дызма был отпущен, с приказанием явиться завтра утром.
Отделавшись от этих расспросов, он попал в руки придворных, которые поджидали его в передней и тащили с собой.
Из их вопросов он еще яснее мог видеть, какие здесь пущены сплетни. Говорили, будто подканцлер застал жену с королем, отчего последний и поссорился с ним.
— Но это бессовестные выдумки! — кричал возмущенный Дызма. — Я постоянно нахожусь при короле! Никогда ничего подобного не было. Королю теперь не
