на самом деле рождаются самые сумасшедшие идеи. И только такие, поначалу самые нелепые, сейчас имеют шанс привлечь внимание инвесторов.
– А позавчера мы ездили на Лонг-Айленд, – сказала она, – почти на самый конец полуострова, в Маттитук. У моей начальницы и Джорджа есть небольшая ферма и дом у океана. Это дань ностальгии Джорджа по деревенскому детству. Я немного помогала им собирать перец чили, а потом мы загорали на частном пляже.
– Неслабая у тебя вышла командировочка, мама, хорошо оторвалась. Компания твоя что надо, – ехидно заметил Якуб.
– Это не все, сынок. Мне, бедняжке, откуда только силы берутся, пришлось сходить еще на бродвейский мюзикл. Они пригласили, потому и не смогла отказаться. Спектакль, кстати, потрясающий, незабываемый, – ответила она, посмеиваясь.
– А как твой отель? – спросил вдруг отец.
Она как-то сразу осеклась, засмущалась, вышла из-за стола и стала собирать тарелки.
– Отель как отель, в порядке. А как дела у вас?
В тот день он не уехал из дома, остался с родителями. Мать легла спать и в какой-то степени компенсировала джетлаг, а вечером пришла к нему в комнату. Через некоторое время вышла оттуда, снова встала перед дверью и постучала.
– Я хотела постучать, потому что мне показалось, что я вломилась в комнату в чужой квартире. Так чисто было здесь в последний раз, когда мы делали ремонт четыре года назад, – сказала она, оглядываясь. – А ты знаешь, что, когда тебе было пятнадцать, шестнадцать, у тебя была самая чистая комната в мире? Мы волновались тогда с отцом очень, – говорила она. – Что случилось, сынок? Ты пригласил к себе Надю? Ведь она должна быть в Мюнхене, насколько я помню.
Спрашивала о поездке Нади, выпытывала, где она остановилась в Мюнхене, как выглядит ее день, в чем именно состоит ее работа, скоро ли он собирается навестить ее. И наконец тихо спросила:
– Ты скучаешь по ней?
Он ответил, что да, больше всего вечером, что он ждет утра, потому что начинает каждый день с чтения ее мейлов, и что только теперь он понял, как она ему нужна. Это нормально, объяснила мать и рассказала, что давным-давно, когда она была очень молодой, тоже так скучала и тоже не могла дождаться утра. Диссонансом в этой благостной беседе прозвучал его вопрос:
– А эту книгу я нашел. Очень, очень странно. Ты ее брала? Читала?
Она не ответила, тихо закрыв за собой дверь.
В субботу утром, как всегда, он пошел за булочками. Больше из привычки, чем из необходимости. Когда Надя была дома, он всегда ходил по субботам за булочками…
Перед входом в пекарню его ждал Зигусь.
– Есть новости, есть дело, – сказал он, не выпуская неприкуренную сигарету изо рта.
– Слушаю Вас, пан Иероним. Какое дело? – спросил он с беспокойством.
– Имеются верные данные, что Искра возвращается в понедельник утром. Я это не к тому, чтобы сразу цветы, музыку, но пиво его любимое мы хотели бы приобрести. И какой-нибудь снеди, потому что в лазарете только джемы да маргарин. Полосатый за ним поедет. Потому что это слишком длинная прогулка для раненого бойца. Вы как, с нами?
– В котором часу его выписывают? – спросил Якуб.
– После завтрака, то есть после семи, – ответил Зигусь.
Он протянул Зигусю пятидесятизлотовую банкноту и сказал:
– Это в общий котел. И скажите там полосатому, что Искра пьет только портер. Дешевая моча не прокатит. С чем другим он постеснялся бы на кассу пойти. А пана Искру я сам привезу домой.
– Заметано. Полосатый в курсе, – ответил Зигусь, почесывая шею. – Не боись, на портер даст Мариолька из мясного отдела, так что не в этом суть. Короче, мы тут собираем на мяско, протеины, витамины, новый прикид, боретки, кэмэл, ну там одеяло и чтиво какое-нибудь. Вот относительно чтива у меня провал. Лично я читаю Мороза, когда стою у полки в книжном, люблю поржать, а вот в серьезных книжках теряюсь. Полосатый говорит, что Искра только русские читает. Не поможете ли, уважаемый, в этом направлении? Потому что я в смысле русских книжек ни в зуб…
– Читаете Мроза, – поправил его Якуб, – это хорошо. Само собой, помогу. Я куплю, что надо, пан Иероним. Как там у вас говорят, не боись. Гарантия сто процентов, – добавил он, имитируя хрипловатый голос Полосатого.
Зигусь улыбнулся себе под нос и вздохнул с облегчением. Пихая банкноту обратно в руку Якубу, сказал:
– Вы уже внесли свой взнос, даже с избытком. Мало того, что транспорт, так еще и чтиво. У нас на родине нынче книги, суки, дорогие, не подступишься…
Возвращаясь в Надин дом, Якуб пытался вспомнить, когда в последний раз слышал это архаичное определение ботинок – «боретки». У прабабушки Леокадии на Подлясье? Это она, когда родители привозили его в отпуск, каждый раз покупала ему новый медальон с Иисусом и новые боретки.
Надя постоянно расспрашивала про Искру. Конечно, он напишет ей, что Искра, наконец, возвращается и что супермаркетовская компания скидывается для него на подарки.
Он сидел на садовой террасе, ел булочки, запивая кефиром, читал почту. Позавидовал ее лекции. Он знал о Джозайе Зайнере из компании ODIN. В сети его было полно. Зайнер делал все возможное, чтобы о нем было как можно шире известно, и делал это очень умело.
Хакерство считается чем-то безумно крутым, потому что поколение, которое живет в основном в интернете, однозначно ассоциирует себя с борьбой против системы, против диктатуры крупных корпораций и банков. Теперь, когда модный префикс «био» стоит перед словом «взлом», а фоном проходит «генетика» и при этом кто-то твердит запоминающийся слоган «мои гены – мое тело, мое тело – мое дело», многие воспринимают это как стремление к свободе.
Зайнер действительно выглядит как хипстер, косит под миллениала, хотя таковым не является, потому что родился слишком давно, имеет дипломы двух факультетов, и при этом подчеркивает, что не любит ни научного, ни какого-либо другого исследовательского истеблишмента. Выкладывает на Ютуб, как вводит себе модифицированную через CRISPR копию своих генов, называет себя «первым в мире биохакером», пьет флуоресцентное зеленое пиво, в котором с помощью генетики изменил дрожжи, используя для этого протеины, полученные от зеленовато светящейся медузы. И, кроме того, основал свою компанию The ODIN – так же, как Стив Джобс свою Apple – в гараже, что тоже работает на его легенду.
Зайнер стал для многих миллениалов Че Геварой современной геномики. Симпатичный такой революционер с красивыми пухлыми губами, произносящими захватывающие обещания, которые пока трудно сдержать. А может, и слава богу, потому что обещания эти очень опасные.
Он вернулся на кухню и сел писать.
