морду, украсть и выпить, это, пожалуйста, с большим удовольствием, а как работать, – что-то недужилось братцам.
Близнецы могли позволить себе не работать, бабка была каким-то ветераном и получала очень хорошую пенсию. Так они и жили втроем, шведским столом, только бабка ела очень мало, крохи, что оставалось после внучков. Особенно веселые деньки наступали, когда бабка получала пенсию, и тогда из дома неслись песни и дым стоял коромыслом, а как денежки заканчивались, посылали бабку побираться Христа ради на паперть возле церкви. Бабка была колоритная, языкатая, подавали ей хорошо, и братцы были рядом, чтобы отвадить конкурентов и других нечестивцев, задумавшись покуситься на честно заработанное подаяние.
Только недавно с близнецами стряслась беда. Бабка, которой, казалось, сносу не будет, возьми и пойми этих бабок, нежданно преставилась на девяносто седьмом году жизни, причем так неудачно, когда до пенсии осталось всего три дня. Как братцы горевали! Их горестные стенания «как жить дальше?» достигли моих ушей.
Я решил помочь братцам. Все же близкие мне люди, как-никак в объятиях их матери я потерял невинность и заработал триппер.
После смерти бабки внучки бестолково бродили по дому, тыкались, горемыки голодные, во все углы, уже подъели все хлебные корки, а холодильник страшно было открывать, лампочка освещала аркан, на котором, высунув синий язык, повесилась бедная мышь.
Я спросил у близнецов:
– Чего хотите?
Братья помялись, а потом с надеждой выдали: сначала пенсию получить. А что дальше? Не знаем, уныло протянули близнецы.
Я хотел задать близнецам вопрос, как они думают получить бабкину пенсию, но посмотрев, как они судорожно чесали репки, заменяющие им головы, понял, что решать эту проблему придется самому. Близнецы годились только на роли театральных слуг с одной репликой «кушать подано».
Поэтому придумал – гениальный – не постесняюсь этого слова – план. Главное – чтобы бабка не подвела и завонялась раньше времени. Не, – хором возразили братцы, – не протухнет, мы проследим. – Тогда слушайте и повинуйтесь. – Есть, повеселев, – гаркнули братцы. С их репок сняли тяжкий груз выдумывания способа честного завладения бабкиной пенсией.
Поэтому о смерти бабки никому не сказали, а на вопросы досужих кумушек близнецы отвечали, что занедужила, и они ухаживают за ней. Их постные морды и трезвый вид говорил сам за себя, подтверждая, что бабка действительно больна.
Правда, один из близнецов поторопился и заказал гроб, но его потом перепродали. Бабка должна была быть живее всех живых. Иначе мой гениальный план мог потерпеть сокрушительное фиаско, как с живой покойницей.
В день получения пенсии в доме было полутемно, шторы на окнах опущены, и одуряюще пахло сердечными каплями. Бабулька сидела за столом, нахохленная, в платочке, в черном выходном платье, что висело мешком на высохшем теле, на ногах домашние тапочки с зайчиками. Эти дешевые тапочки в виде добычи с какой-то кражи принесли близнецы и подарили бабке. Сморщенное лицо бабки было бледнее обычного, а глазки прикрыты.
Разносчик пенсии вошел в дом и недовольно покрутил носом. Пахло тленом и сердечными каплями. Близнецы, не в пример обычного, были трезвые, говорили тихо, ходили чуть ли не на цыпочках, словно в доме действительно был покойник.
– Где бабка? – спросил разносчик пенсии. – С ней ничего не случилось?
Я внимательно отслеживал ситуацию и внушил близнецам: надо иметь постные рожи, чтобы с них можно было елей пить, и ответить – тихонечко, с участием – «занедужила родимая. Лежала и не вставала, но к вашему приходу поднялась, оделась и уселась за стол. Кремень, а не бабка. Только с нами отказывается общаться».
Разносчик пенсии вошел в зал и увидел сгорбленную фигурку за столом:
– Здорово, Капитолина Семеновна!
Бабка не ответила, а разносчик пенсии недоуменно посмотрел на близнецов. Те застыли в растерянности, чо делать-то?
Я быстро скомандовал: один к бабке, рукой подергать, вроде как отвечает, а другой на ушко пусть шепчет: «совсем оглохла и голос потеряла». Братцы в точности выполнили, бабка шевельнулась, только головы не подняла, а другой братец так на ушко нашептал, что разносчик от страха чуть в штаны не наделал.
Он еще раз посмотрел на бабку: бледная, молчит, но крепится.
Он отсчитал денежку, положил на стол, но бабка не шелохнулась, будто деньги причитались не ей, а близнецам.
Я шепнул: дайте стольник с пенсии, близнецы заскрежетали зубами, но выполнил в точности мою команду. Выбрали самую ветхую купюру, и под ручки выпроводили разносчика пенсий из дома.
Он вышел на улицу, вытер холодный пот со лба и с облегчением подумал:
– Слава Богу, буду здесь через месяц.
Близнецы от бабкиных щедрот хотели и мне отслюнить денежку, но я отказался. Просто отказался, причем не потому, что честный и брезгливый. Мне было важнее, что удался мой план. Кроме того, я почему-то чувствовал себя обязанным Вере. Столько лет прошло, а я помнил свою первую любовницу.
Братцы закатили привычную попойку, потом спохватились и обозвали их поминками. На столе стояли бутылки, немудреные закуски, и к уголку стола приткнулась сама виновница торжества, она так и сидела, не поднимая лица, слушая пьяные вопли братцев, но крепилась и молчала. Что может сказать покойница непутевым наследничкам? Пейте да не упейтесь?
Глупости.
Попойка тянулись ровно неделю, и наступил день, когда должны были принести компенсацию за коммунальные платежи. Братцы посмотрели на бабку, та пыталась крепиться, но устала, и совсем легла на стол. В доме сильно пахло тленом. Ничо, решили братцы, ничо. Мы сами с усами. К моей помощи братцы прибегать не захотели. Я не возражал. Колхоз – дело добровольное, а насиловать братцев советами я не собирался. Потом, всякий гениальный план срабатывает только один раз.
Близнецы действовали по привычной схеме: густо разлили по комнатам сердечные капли и какой-то древний одеколон. В результате в доме стал такой духан, хоть святых выноси.
Наступил второй день икс.
Почтальонша пришла в обед. Ее завели в дом, и она чуть не упала в обморок от запаха.
– В чем дело? – пробормотала она.
Братцы завели старую пластинку про болящую бабушку и то, как она крепится, ожидая компенсацию, но не желает ни с кем общаться.
Однако почтальонша оказалась недоверчивой, она легонько прикоснулась к бабке, и та вдруг кувырк со стула.
Почтальонша рядом грохнулась в обморок. Когда ее отхлестали по щекам, приведя в сознание, братья накинулись на нее чуть ли не с кулаками: «родную бабушку, единственную нашу заступницу убила! Нет, тебе, суке, прощения!».
Она бросила свою тяжелую сумку и в страхе убежала из дома.
Вечером этого же дня приехала полиция, и бабку забрали в морг.
Как потом выяснилось, бабка была летчицей, ночной ведьмой, и была награждена двумя орденами и пятью медалями. Ее похоронили за счет военкомата, и на кладбище караул дал нестройный залп, распугав ворон. Братцы на кладбище искренне рыдали, переживая, что не нашли раньше
