Ладыгин. Ну, брат, — сравнил!
(Богомолов смеётся.)
Ладыгин (вдруг). Я считаю ваш смех неуместным.
Богомолов. Почему же?
Ладыгин. Так. Мне он не нравится.
Богомолов. Очень жаль, но иначе смеяться я не могу.
Ладыгин. Я прошу вас не смеяться.
Богомолов. Никогда?
Ладыгин. Прошу…
Букеев. Полно, Борис! Ты с ума сошёл…
Ладыгин. Нет, позволь…
Ольга (являясь в двери комнаты). Что за крик?
Букеев. Спорят.
Ольга. Яков! Ты споришь?
Богомолов. Нет.
Ольга (Букееву). Вы?
Букеев. Вот он…
Ольга. С кем же?
Богомолов. Сам с собой, очевидно.
Ольга. Не понимаю.
Ладыгин. Видите ли, я…
Ольга. Да?
Ладыгин. Я не допускаю, когда надо мной издеваются. (Вст[аёт], ух[одит].)
Ольга (нахм[урилась), удив{лённо]). Что такое?
Богомолов. Никон Васильевич сравнил его с жеребцом.
Букеев. Ну… не стоит говорить об этом. Я его сейчас успокою… Чудак тоже… [(Уходит.)]
Ольга. Что было здесь?
Богомолов. Да — ничего! Я говорю: Букеев уподобил его жеребцу, это было так неожиданно, я засмеялся, а он рассердился на меня и заговорил со мной эдаким, знаешь, дуэльным тоном…
Ольга (под[авляя] тревогу). И — только?
Богомолов. И только!
Ольга. Он такой спокойный.
Богомолов. Как бык.
Ольга (после паузы). Яков, мне нужно поговорить с тобой сегодня.
Богомолов. Чудесно. Поговорим.
Ольга (глад[ит] его волосы). Ты свободен вечером?
Богомолов. Да я весь день свободен. Здесь не работают. Вообще, здесь… странно! Я думаю, и ты тоже чувствуешь это. Тебе неудобно здесь?
Ольга. Нет, ничего. Хотя… я, может быть, уеду…
Богомолов. Что стесняет тебя, скажи?
Ольга. А как ты думаешь?
Богомолов. Букеев?
Ольга. Почему?
Богомолов. Он смотрит на тебя, как жаждущий на источник свежей воды… Какой неуклюжий человек, какой ненужный. Богат, богатство — сила, а в его руках оно — ничто! Ничего не делает, ничего не любит. И даже, кажется, себя не умеет любить.
Дуняша [(входит)]. Пожалуйте к чаю…
Ольга. Мне не хочется идти туда…
Богомолов. Попроси, чтобы тебе принесли.
Ольга. А ты идёшь?
Богомолов. Хочешь — останусь с тобой…
Ольга. Дуняша, — принесите нам сюда.
Дуняша. Слушаю…
Богомолов. Вот и поговорим, — да? Давно я не беседовал с тобой…
Ольга. Да. Ты не очень ищешь этого.
Богомолов. Здесь не хочется серьёзно говорить, — честное слово. Это — шуточная жизнь, её делает дядя Жан, шутник. (Остановился.) Знаешь, что нужно, Ольга? Нужно, чтоб люди поняли, как они одиноки во вселенной, — только тогда их воля устремится к познанию друг друга и свяжет их единым чувством близости. Только сознавая трагизм бытия, глубоко чувствуя его тайны, мы все обернёмся друг к другу, ибо тогда нам станет понятно, что для человека нет и не может быть ничего ближе и дороже человека. Человек делает бессмертными мёртвые вещи, может быть, он со временем…
Ольга. Господи! Как ты прав, когда сказал, что здесь, в этом доме, не место серьёзной мысли.
Богомолов. Мы поставлены в мире так оскорбительно, так иронично, что нам надо отвернуться от этой иронии.
Ольга. Кто понимает её?
(Дуняша вносит поднос с чаем.)
Ольга. Люди — неразумны.
Богомолов. О, это неправда!
Ольга. Ты слеп, люди — неразумны.
Богомолов. Это так кажется, потому что разум каждого обращён на самого себя и мелкое, а не — в мир и на великое его…
Ольга. Во мне живёт неразумная сила. Я хочу бунтовать. Мне трудно. Мне всегда чего-то не хватает. Я не могу, не умею жить…
Богомолов. Странно ты говоришь, Ольга, это ново для меня.
Ольга. Разве ты меня знаешь? Ты — тоже непонятен мне. Ты вызываешь у меня желание спорить с тобой, не соглашаться. Я хочу стащить тебя на землю, чтоб ты был ближе ко мне… ах, я не знаю, чего хочу!
Богомолов (смотрит на неё). Может быть, ты…
Ольга. Влюбилась, да? Это ты хотел спросить, да? Нет, я не влюблена, но… слушай, Яков, я изменила тебе.
Богомолов. Нет. Не верю…
Ольга. Да.
Богомолов. Здесь?
Ольга. Это всё равно…
Богомолов. Наверное — не здесь…
Ольга. Почему?
Богомолов. Ну — с кем же здесь? (Ходит, опустя голову.)
Ольга. Что ты молчишь?
(Богомолов взглянул на неё молча.)
Ольга. Говори же…
Богомолов (тихо). Что же я скажу тебе, друг мой, что? Я не знаю, что сказать.
Ольга. Разве тебе не больно?
Богомолов (пож[имая] плеч[ами]). Ты хочешь, чтоб я кричал? (Трёт лоб.) Как, должно быть, это неудобно и противно — отдаваться двоим… наверное, один из них возбуждает брезгливость…
Ольга (почти кричит). Что ты говоришь?
Богомолов. Тебе неприятно? Извини… с тобой я привык говорить обо всём, что думаю. И вот, неожиданно, я вспомнил жалобы проституток.
Ольга (вскочив). Противный головастик, у тебя нет души, у тебя только мозг, бессердечное насекомое…
Богомолов. Что ты? Друг мой, — что ты…
Ольга. Уйди прочь!
Богомолов. Неужели ты думаешь, что я хотел оскорбить тебя? Пойми, что это невозможно. Я столько пережил с тобой хорошего, я так благодарен тебе за это, и — ведь я тебя люблю! За что ты сердишься? (С улыбкой.) Это я должен сердиться, — ведь ты изменила мне, если это не выдумка!
Ольга. Нет! Это правда! (В отчаянии.) Боже мой, я ничего не понимаю!
Богомолов. Ну, хорошо, это правда, ты изменила мне, коварная женщина.
Ольга. Как ты можешь шутить, как ты смеешь?
Богомолов. Успокойся, Ольга, не кричи… В чём дело?
Ольга. Но — разве это не оскорбляет тебя?
Богомолов. Не будем говорить обо мне… (Под[ошёл], положил руку на плечо ей.) Ольга, — ведь это не серьёзно, да? Ведь если бы ты полюбила кого-то… ты вела бы себя иначе? не так ли? Забудем же об этом, Ольга, если это ошибка…
Ольга. А если это моя месть тебе?
Богомолов. За что?
Ольга. За то, что ты далеко от меня…
Богомолов. И ты решила уйти ещё дальше? Нет, — я думаю — это не так. Я ведь знаю — ты меня любишь, я это чувствую.
Ольга. Как трудно с тобой! Ты точно издеваешься.
Богомолов. Ольга, я понимаю, что быть красивой женщиной — это иногда большое несчастие. Она — сокровище, отовсюду к ней тянутся завистливые, жадные и часто грязные руки, все хотят обладать ею… я понимаю, как легко потерять себя в этой ядовитой атмосфере вожделений.
Ольга (в тоске). Кто говорит со мной? Человек, имеющий право любить меня, умная книга или какая-то непонятная мне идея? Я с ума сойду!
Богомолов. Послушай же, дитя моё! Ведь я не виню тебя ни в чём…
Ольга. Обвини! Оскорби!
Богомолов. Не будем говорить глупостей… Ты ошибаешься, думая, что я не страдаю. Нет, по-своему — я оскорблён, — не тобой, а — пошлостью события, прости меня — случилось пошлое. Это не страшно, но мучительно, именно потому, что пошло…
Ольга. О, боже мой…
Богомолов. Ты знаешь — я люблю любить, люблю самое чувство любви и умею любоваться им, — ты это знаешь. Помнишь?
Ольга. Да. Это было…
Богомолов. Это всегда со мной. На всю жизнь женщина — ты — останешься для меня владычицей мира, существом, от которого все племена и народы, силой, побеждающей смерть и уничтожение. Тебя ради возникло на земле всё прекрасное, от тебя вся поэзия жизни, всё для тебя — преступления и подвиги, — всё! Любовью к тебе насыщена жизнь, и пусть теперь формы любви несовершенны, грубы, но — настанет время, когда это лучшее чувство наше насытится религиозным сознанием и мы будем любить, обожая друг друга…
Ольга (сквозь зубы). Проклятый сказочник…
