позвал?
Посмеялись…
— Нет! Нет! Ты — подумай! — снова начал Карманов. — Романы у нас могли писать только дворяне!.. — Свобода какая-то в них была… От рождения! От предков. От избранности своей… Что ли?
Он вздохнул, поморщился.
— Да! Честь — вещь естественная! Кровная… Широта! С шести лет в гвардию записывали? В шестнадцать отец отправлял с дядькой-крепостным в свободное плавание. А тут тебе… Пугачев, и Швабрин, и императрица… А ему — хоть бы хны! Один завет отцовский в уме: «Береги честь смолоду»!
— «Капитанская дочка…» — согласился Корсаков.
— Она, она! Ты можешь спросить — а как же наши? «Тихий Дон»? и Федин, и Леонов? А ответ-то? Ведь тот же…
— Снова — «освобождение души»? — внимательно разглядывая Андриана, спросил Корсаков. — Отсутствие изначального рабства?
— Вот-вот! Недаром Антон Павлович писал — «по капле изживать из себя…» И не кто-нибудь, а сам Чехов!
Он поднял вверх указательный палец.
— А рабство-то в себе — чувствовал! Знал! Боялся, выжигал… А оно-то все равно — было! Не красовался же он прилюдно?! А?
— Было — было… — забарабанил пальцами по столу Корсаков.
— Ты о чем-то… Не о том думаешь! — вдруг рассмеялся Карманов. — Я тебе — о классике! А ты… Все о нашей «кухне»? О «будничном»… По лицу вижу!
Он встал из-за стола. Прошелся за спиной сидевшего у стола Корсакова. Вздохнул где-то за спиной Кирилла — тот не поворачивал головы. Не следил за передвижениями хозяина кабинета.
— Нет! Нет! Не просто… Все эти наши мысли! — беря в единомышленники Корсакова, продолжил Андриан, возвращаясь к креслу.
Лицо его теперь было серьезно, нахмурено. Еще раз Корсаков отметил, что Андриан стареет — выглядит на все свои полсотни.
Это уже был не «человек без возраста», а обремененный немалыми заботами, сложившийся, «тертый», большой чиновник.
— Как тебе. У Тимошина? — как бы между прочим спросил он.
— Спокойно!
— Это и плохо… Что спокойно! — с напускной, строгой веселостью ответил Карманов. — Затаился что-то последнее время Сергей Венедиктович… Все ждет чего-то? А так ведь всю жизнь… Можно прождать? А?
Несмотря на язвительную интонацию, слова Карманова мало что означали. Все это были только приступочки к основному разговору.
Он снова рассмеялся, но сам думал совсем о другом.
— Давно Ивана Дмитриевича не видел?
— Мельком как-то… В коридоре.
Корсаков напрягся.
— «Мельком»… Говоришь? — задумчиво повторил Андриан.
Андриан набрал воздуха в легкие. Снова поднялся из кресла. Решился, наконец, на откровенность:
— Нервничает… Нервничает наш дорогой Иван Дмитриевич!
Корсаков промолчал.
— Другому бы не сказал! Тебе — скажу… «Надулся, надулся…» Наш Иван Дмитриевич. Как ребенок — «надулся»! А ведь есть… Есть за что?
Кирилл сидел с каменным видом, как будто все это обращалось не к нему.
— По твоему… Хотя бы «делу»? Кто нашему бывшему Генеральному… Боялся правду сказать?
Кирилл по-прежнему молчал, но Карманов словно не замечал этого.
— А ведь дело было… Нешуточное! Хорошо, что ты проявил характер, принципиальность… Правда, тебе эта принципиальность стоила! Может… Нескольких лет жизни! Но ведь поправили!
Он строго посмотрел на Кирилла Александровича, как бы ожидая его благодарности… Кирилл отмолчался!
Андриан надел очки. Взял небольшой, плотно и мелко исписанный листок… Снова положил его на стол, чистой стороной вверх.
— В общем… Так! — начал он уже другим, бесстрастным, «аппаратным» голосом. — Не наше с тобой дело судить… «Большая» это была промашка… с Карсьеной? Или «малая»?! Но Ивану Дмитриевичу отвечать за нее… Придется!
Он снял очки, снова сел в кресло. Заглянул в листок и снова положил его чистой стороной вверх. Будто подсматривал в шпаргалку.
— Всю историю ты изложишь. Подробнейше! Хронологически… Включая последнюю командировку, данную тебе Манаковым…
Он назвал фамилию дяди, как будто это был совершенно посторонний для него человек. Словно он сам лично к этой акции не имел никакого отношения!
— Точные даты… Места! Встречи… Частные, официальные… Номера телеграмм, адресатов! Ответы из Москвы… Ну, те, с которыми тебя ознакомили?! Ну, и…
Он на мгновение замер.
— И все-таки… Без линии — «Пираев — Нахабин — Жигач» — тоже не обойдешься? А?
Увидев, что Кирилл хочет возразить, повысил голос.
— Понимаю! С этой линией дело становится… Грязненьким? Да, там твои… Отпрыски… Как-то замешаны? Все понимаю! Но…
Он даже развел руками, как бы показывая собственное бессилие.
— Но! — Повторил он уже строже. — Есть прямое указание. Есть сроки. И есть…
Андриан задумался. Неожиданно надолго… Даже нахмурился.
— И есть… Долг! Партийный…
Кирилл Александрович все понял…
— Партийный! Повторяю!
«Логинова «топили»! Не теряя ни дня… Успевая до скорых, кажется, вот-вот наступающих перемен. И «топили» — при его помощи!
Да, что там «помощи»?! Он выставлялся чуть ли не главным свидетелем обвинения!»
— Не… Жидко ли? — неожиданно спросил он Карманова.
Тот не понял.
— Не «жидко ли», спрашиваю? Моя персона? С какой-то… скольколетней давности Карсьеной? Против — самого Логинова?
Карманов тоже рассмеялся — неожиданно легко, почти радостно.
— А это — уж не твоя забота! Слышал байку про комара. Который случайно сел на гигантские весы… Комаришко-то все решил! Куда они качнулись…
Андриан так развеселился, что не мог остановить нервный свой смех.
Все-таки он не был уверен! В нем, в Корсакове?!
— Ну, а что мне… Будет? — почти в открытую, словно прицениваясь, спросил Корсаков.
Карманов смолк.
— Ты что? Не слышал?
— Что… именно?
— Есть такие слова… Которые произносятся редко… — печально проговорил Андриан. — Но значат они — ой, как много.
Корсаков рассмеялся.
Это удалось не без труда, но произвело впечатление. Андриан даже сморщился. Передернул
