сдал, а не ты. И будем друзьями.
– Не надо мне такого друга, – сказал Ягуар. – Ты мелкий стукач, и меня от тебя воротит. Проваливай.
На сей раз Альберто послушался. В казарму он не пошел. Пролежал в траве на пустыре до самого свистка к ужину.
…Во всяком роде воцаряется разрушение.
Карлос Герман Бельи
Когда лейтенант Гамбоа подошел к дверям канцелярии курса, капитан Гарридо ставил какую-то тетрадь в стеллаж; он стоял спиной, видно было, как его шея морщинится от туго завязанного галстука. Гамбоа поздоровался, капитан обернулся.
– Здравствуйте, Гамбоа, – сказал он с улыбкой. – Готовы в дорогу?
– Да, господин капитан, – лейтенант переступил порог. Он был в выходной форме. Снял фуражку – тонкий след идеальной окружностью охватывал лоб, виски и затылок. – Уже попрощался с полковником, комендантом и майором. Только вы остались.
– Когда едете?
– Завтра утром. Но у меня еще много дел.
– Жарко становится, – сказал капитан. – Лето обещает быть знойным, изжаримся тут, – он хохотнул: – Ну да вам без разницы. Это же пуна – там что зима, что лето, все едино.
– Если не любите жару, – в шутку сказал Гамбоа, – можем поменяться. Я займу ваше место, а вы отправитесь в Хульяку.
– Да ни за что на свете, – сказал капитан и взял его под локоть. – Пойдемте, угощу вас стаканчиком.
Они вышли на улицу. В дверях одной из казарм кадет с фиолетовой повязкой дневального разбирал стопку обмундирования.
– Почему он не на занятиях? – спросил Гамбоа.
– Вы все туда же, – беззаботно сказал капитан. – Теперь-то что вам за дело до кадетов?
– Вы правы. Дурная привычка.
В офицерском кафе капитан взял два пива. Сам разлил в стаканы. Чокнулись.
– Никогда не бывал в Пуно, – сказал капитан. – Там вроде неплохо. Из Хульяки можно добраться поездом или автомобилем. Да и в Арекипу сгонять время от времени.
– Да, – сказал Гамбоа, – ничего, притерплюсь.
– Жаль, что так с вами вышло, – сказал капитан. – Вы, может, не поверите, но я вас высоко ценю, Гамбоа. А ведь я вас предупреждал. Знаете, как говорят? «Кто возится с младенцами, того непременно обмочат». И впредь не забывайте, что в армии уставу учить следует только подчиненных, но не начальство.
– Не люблю, когда меня жалеют, господин капитан. Я не ради легкой жизни пошел в военные. Училище ли, гарнизон ли в Хульяке – мне все равно.
– Ну и прекрасно. Ладно, не будем спорить. Ваше здоровье.
Они осушили стаканы, капитан долил. Окно у стола выходило на пустырь – трава выглядела чище и выше прежнего. Несколько раз под окном пробегала викунья: чем-то взволнованная, она скакала, вертела головой и всматривалась во что-то пытливыми глазами.
– Жарко ей, – сказал капитан, показывая пальцем на викунью. – Все никак не привыкнет. Прошлым летом тоже с ума сходила.
– Мне там не одну викунью предстоит встретить, – сказал Гамбоа. – Может, я и кечуа [19] выучу.
– У вас однокашники есть в Хульяке?
– Муньос. Больше никого.
– Муньос-обалдуй? Хороший малый. И выпить совсем не дурак.
– Можно кое о чем вас попросить, господин капитан?
– Ну конечно, дружище. О чем?
– Это насчет одного кадета. Мне нужно с ним переговорить, но не в училище. Можете его выпустить?
– Сколько вам потребуется времени?
– Полчаса, не больше.
– А-а-а, – протянул капитан с хитрой усмешкой, – вот оно что.
– Это по личному делу.
– Понятно. Морду набьете?
– Не знаю, – Гамбоа улыбнулся, – не исключено.
– Фернандесу? – вполголоса спросил капитан. – Не стоит руки марать. С ним и получше можно расквитаться. Это я беру на себя.
– Не ему, – сказал Гамбоа, – другому. Да и Фернандесу вы ничего уже не сможете сделать.
– Не смогу? – серьезно сказал капитан. – А завалить? Уж это точно смогу.
– Поздно, – сказал Гамбоа, – экзамены вчера закончились.
– Тьфу, – сказал капитан, – тоже мне препятствие. Дипломы-то еще не заполнены.
– Вы это серьезно?
Капитан снова повеселел:
– Да шучу я, Гамбоа, – сказал он со смехом. – Не пугайтесь. Никакой несправедливости не совершу. Забирайте вашего кадета и делайте с ним все, что вздумается. Только, пожалуйста, не по лицу – у меня и без того забот хватает.
– Благодарю, господин капитан, – Гамбоа надел фуражку. – Мне пора. До скорой, надеюсь, встречи!
Пожали руки. Гамбоа сходил в учебный корпус, поговорил с сержантом и вернулся на проходную, где оставил чемодан. Выглянул дежурный лейтенант.
– Тебе телеграмма пришла, Гамбоа.
Вскрыл, быстро пробежал глазами. Убрал в карман. Опустился на скамейку – солдаты встали и отошли – и застыл, глядя в пустоту.
– Плохие новости? – спросил дежурный.
– Нет, нет, – сказал Гамбоа, – семейные дела.
Лейтенант велел одному из солдат сварить кофе и предложил Гамбоа – тот кивнул. Через минуту на пороге проходной появился Ягуар. Гамбоа залпом выпил кофе и встал.
– Кадет выйдет со мной ненадолго, – сказал он дежурному, – капитан его отпустил.
Он подхватил чемодан и вышел на набережную. Зашагал по утоптанной земле вдоль обрыва. Ягуар шел в паре шагов позади. Вывернули на Пальмовый проспект. Когда училище исчезло из виду, Гамбоа поставил чемодан на землю. Вытащил из кармана листок.
– Что это значит? – сказал он.
– Там все ясно написано, господин лейтенант, – ответил Ягуар. – Мне больше нечего сказать.
– Я уже не служу в этом училище, – сказал Гамбоа. – Почему вы обратились ко мне? Почему не явились к капитану курса?
– Не хочу никаких дел с капитаном, – сказал Ягуар. Он немного побледнел, а светлые глаза избегали встречаться с глазами Гамбоа. Вокруг не было ни души. Море шумело совсем близко. Гамбоа вытер лоб и сдвинул фуражку назад: под козырьком обнажилась тонкая бороздка, краснее и глубже морщин на лбу.
– Зачем вы это написали? – повторил он. – Зачем?
– Это вам знать необязательно, – мягко, примирительно сказал Ягуар. – Вы меня просто сдайте полковнику. И все.
– Думаете, все так же легко устаканится, как в первый раз? – сказал Гамбоа. – Думаете, сойдет с рук? Или надо мной захотелось поиздеваться?
– Я же не дурак, – сказал Ягуар и сделал презрительную мину. – Но я никого не боюсь, господин лейтенант, чтоб вы знали. Ни полковника, ни вообще никого. Я защищал их от четвертых, когда они поступили. Они до одури боялись крещения, тряслись, как бабы, – я сделал из них мужиков. А они взяли и отвернулись от меня. Знаете, они кто? Кучка жалких предателей, вот кто. Все такие. Осточертело мне это училище, господин лейтенант.
– Хватит пороть чушь, – сказал Гамбоа. – Давайте честно: зачем вы написали эту бумагу?
– Они думают, я стукач, – сказал Ягуар. – Понимаете, они даже не пытались выяснить, как все было на самом деле: как только обыскали шкафчики, они, неблагодарные, отвернулись от меня. Видали
