а Хома Хомович как был в высоком звании старшего куда пошлют, так и остался. Из чувства зависти он и начал наговаривать на грибка-боровичка, пугать всех страшной рукой чудотворца Хомы, чтобы эта истерия помогла выбить новые ассигнования на нужды Пентагона.
Если бы журнал «Ньюсуик» с этой милитаристской вражьей статьей попал к Хоме с Мартохой, они, прочитав статью, в один голос сказали бы так:
— У них там брехня на столе, а правда под порогом, но ведь в Яблоневке правда и кривда — как огонь да вода, мы тут добро делаем — добро и будет, а доброго везде и всегда встречают по-доброму!
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
где рассказывается о покаянном письме академика Ионы Исаевича Короглы
Извечная яблоневская мудрость гласит, что кто спешит, тот людей насмешит, а кто тихо ходит, тот свое находит. Золотоглазый академик Иона Исаевич Короглы поначалу и в самом деле спешил, потому-то Хому не только гневил, а и смешил, а тут вдруг тихо пошел — и свое нашел!..
После погожей осени настала погожая зима, повеяло снежком, зазвенела музыка мороза. Улетели птицы за горизонт, а вместе с ними будто улетели и мечты, чувства человеческие, чтобы с приходом весны вернуться вместе с птицами. Яблоневка, ко времени управившись с полевыми работами, играла свадьбы, так что председателю сельсовета Перекучеренко Василю Игнатьевичу хлопот хватало. Почтальону Федору Горбатюку зимой тоже добавилось мороки, потому что хлопцы, два месяца назад призванные в армию, скучая по родным и близким, часто-часто писали пространные письма матерям и невестам…
Как-то раз Хома в заснеженном тулупе, в скрипучих подшитых валенках, покрасневший от холода, весело ввалился в хату, принеся с собой морозное облачко.
— Мартоха! — крикнул он с порога так радостно, словно жар-птицу поймал. — Письмо от академика Ионы Исаевича Короглы!
У Мартохи от удивления и шитье из рук выпало, лицо ее стало белее снега, потому что от этого академика вечно жди какой-нибудь напасти.
Может, Иона собирался послать по обыкновению свое письмо в правление колхоза, да перепутал?..
— У Ионы такая память, что не перепутает! — звенел, будто серебряная труба, голос старшего куда пошлют. Хома достал из большого конверта письмо и торжественно прочел: — «Дорогой и уважаемый Хома Хомович, здравствуйте!»
— Дорогой и уважаемый Хома Хомович… — испуганно повторила Мартоха, которая этого академика боялась уже, как бешеного пса. — Обращается так, будто не к добру…
В этот зимний вечер они читали и перечитывали письмо от золотоглазого Короглы, которого Хома с Мартохой между собой называли просто Ионой. В первых строках своего послания передавая искренние поздравления от коллег-шефов, маститых Мастодонтова-Рапальского и Козака-Мамарыго, знаменитый тюрколог в льстивой форме извещал грибка-боровичка, что уже, видно, он не приедет в Яблоневку, чтобы лечить синдром Хойзингера. Дело в том, что в тот памятный летний вечер Иону Исаевича до глубины души потрясло, как просто и эффективно старший куда пошлют в дерезе за курятником с помощью обыкновенной цыганской иголки вылечил большой отряд академиков. Доказав чудодейственность народной рефлексотерапии, старший куда пошлют мимоходом пробудил в нем, Ионе Исаевиче Короглы, дерзновенную мечту о том, чтобы избавиться от своего треклятого синдрома Хойзингера.
А поскольку ехать в Яблоневку к грибку-боровичку не позволяла ему гипертрофированная гордыня, он сам занялся изучением иглотерапии, добившись в этом значительных успехов. И если Хома лечил и лечит академическую или колхозную публику лишь цыганской иголкой, то Иона Исаевич пошел дальше, расширив свой инструментарий. Например, излечивая радикулит, весьма распространенный в ученом мире, он нагретым металлическим стержнем прижигает коллегам часть уха. Также весьма распространенную в ученом мире головную боль Иона Исаевич излечивает по методу диких бразильских племен, крохотными стрелами колет коллегам пятки — будь это во время международного симпозиума или на защите докторской диссертации. Беря пример с эскимосов, Иона Исаевич успешно практикует даже с помощью заостренных камешков, покалывая этими камешками и уши, и пятки, и другие части тела, в которых есть так называемые активные точки. Гай-гай, он стал видным магом акупунктуры, то есть иглоукалывания, он знает около семисот точек на человеческом теле, в совершенстве изучил все каналы, которыми эти точки связаны, он разгадал механизм действия точек стабилизирующих, тонизирующих, успокаивающих, точек-сигнализаторов. Теперь Иона Исаевич осваивает электропунктуру, то есть лечение с помощью электрического тока. А еще собирается использовать кибернетику. Заставить работать лазерный луч!
«Синдром Хойзингера у меня сразу прошел, будто его не было, как только я увлекся самолечением с помощью иглоукалывания, — хвастался Иона Исаевич Короглы. — Исчезло желание есть землю, которое преследовало меня с детства, не испытываю циркулярной депрессии, забыл о припадках психопатии, как рукой сняло шизофрению. И все благодаря Вам, Хома Хомович, великий иглотерапевт из Яблоневки, благодаря акупунктуре, перенятой у вас».
Дальше под большим секретом золотоглазый академик Иона Исаевич Короглы признавался, что, учась смелому мышлению у грибка-боровичка во имя возросших запросов научно-технической революции, он мечтает о широком использовании иглоукалывания в сельском хозяйстве. Да-да, пылко доказывал выдающийся тюрколог нашей современности, и акупунктура, и электропунктура, и психотерапия, и гипноз в животноводстве могут принести большой народнохозяйственный эффект. Смело экспериментируя в пригородном совхозе, он нашел активные точки у группы коров, которые давали низкие надои, продолжительное время иглоукалывал их — и теперь эта группа коров дает самые высокие надои молока во всем совхозе!
Избавившись от синдрома Хойзингера, золотоглазый академик Иона Исаевич Короглы пообещал полностью отдаться лишь тюркологии и иглотерапии, за которой он видел великое будущее, дал слово больше не затевать никаких склок и в письмах в правление колхоза «Барвинок» не только не сомневаться в конгениальности старшего куда пошлют, а, наоборот, неустанно доказывать его исключительность.
В конце письма Иона Исаевич Короглы писал про газель из парижской рукописи Дивана, которая принадлежит несравненному Бабуру, восхищаясь последним бейтом: «Как бы ни было тебе тяжело, не говори людям про свою боль, потому что твой плач, о Бабур, для людей — смех». Он признавал, что хотя Хома и не занимался всю свою жизнь тюркологией, но тогда, в коровнике, он таки квалифицированно проанализировал эту жемчужину арабской поэзии, потому что, судя по всему, с молоком матери впитал он тонкое понимание поэтического размера муджтасс-и мусамман-и махбун-и махзуф-и макту, а также исключительное понимание бинарной символической классификации в древних памятниках рунической письменности и дуалистической мифологии.
— Иона-то обошелся с
