появились силы в такой хрупкой девушке. Но именно страх за родных нам людей даёт нам небывалые силы, ломая психические перегородки.
— Сейчас туда нельзя! — пришлось прикрикнуть, чтобы до неё дошло, но глаза стеклянные и взгляд абсолютно не мог сосредоточиться на чём-то одном. Расширенные зрачки лихорадочно скользили по всем поверхностям, по деталям его одежды и лицу, делая лишь определённые точки на части, и снова искали новую точку. Маркусу пришлось хорошенько её встряхнуть, так что голова дернулась, как у тряпичной куклы. — Николь, с ним всё будет хорошо. Врачи знают своё дело. Он потерял много крови, но он жив.
Складывалось ощущение, что Пэрри старался больше убедить самого себя. Увидев синяки под глазами Ники, и как они наполняются слезами, он сжал её плечи.
— П…п-почему? — дрожал её осипший голос. — Что случилось?
Он сглотнул сухой ком:
— Предположительно — это ножевое ранение. Вляпались мы в говно, Николь, и Нэйту пришлось поплатиться. Поэтому он и не сказал тебе. Он боялся, что могут как-то навредить и тебе. Грубо выражаясь, его пырнули, потому что должен был победить не он. А он придурок упёртый, всё же по-своему делает, — печально усмехнулся Марк.
— Господи, — прохрипела сквозь слёзы Тёрнер, утыкаясь в грудь друга, и без стеснения промакивала его одежду солёными каплями.
— Всё будет в норме, Николь, — тихо шептал Пэрри, поглаживая по подрагивающей от всхлипов спине.
***
Ещё никогда веки Николь не были так тяжелы. Она их приоткрыла, видя вначале расплывающиеся силуэты. Всё тело ныло от неудобной позы. Скрючившись на стульях и уложив голову на плечо Пэрри, она задремала. Чувство пустоты преследовала её и во сне. Она летела в пропасть. Бездонную, всепоглощающую и такую мрачную, что, кажется, никогда более радость не расцветёт в её утомлённой душе. Эта потерянность заворачивала в душащую плёнку, как иссушенную рыбу, брошенную когда-то на суше под палящее солнце. Она в плену страха. Страха за Нэйтена. Её душа скрючилась в маленький комочек позы эмбриона и стонала, моля о прощении у него. Она же должна была быть с ним рядом. А её чёртова гордость довольно скалилась, закидывая ногу на ногу, и вальяжно затмевала все моменты счастья, что он дарил. И она послушала её, а теперь не расплатится. Невыносимо тяжело в грудной клетке, словно каждая венка лопается и она умирает от внутреннего кровотечения.
Двери реанимации открылись. Врач, довольно ещё молодой мужчина, стягивал маску с лица и вытер остатки пота со лба рукавом халата.
Взгляд резко прояснился. Исчезла плёнка. Надо собраться силами, вернее, их остатками. Николь моментально подскочила с места, не обращая внимания, как затекла нога и она подвернулась, не сразу вставая твёрдо на ступню. Накинутая на плечи куртка слетела на пол.
— Не стоит, — мужчина с густыми бровями утвердительно выставил ладонь перед стремительно приблизившей девушкой. Богат уже опыт от встреч обеспокоенных родственников. Часто рвали халат и отрывали пуговицы. — Предполагаю, вы девушка пациента, — она вяло кивнула. — Он сильный парнишка. Жизненно важные органы не пострадали, но потерял много крови. Сделали переливание, подлатали. Он ещё не пришёл в себя, но всё будет хорошо, через недельку будет скакать по палате.
Обжигающий и разрывающий лёгкие выдох облегчения сорвался с её губ. Но станет легче только тогда, когда увидит его собственными глазами. Сама убедится, что всё хорошо.
— Пустите к нему, — сипит Тёрнер, собираю мольбу в голосе.
— Пока нельзя, — качает доктор головой.
— Лучше пустите, вы просто не видели, что она вытворяет в полицейских участках, — приблизился к ним Маркус.
— Ладно, но недолго, — мужчине совершенно не хотелось спорить. Он дико устал. Да и если бы действительно всё было так серьёзно, рана-то не глубокая, естественно бы, не пустил никого. — Его нельзя сейчас беспокоить, — предупредил врач, проводив Тёрнер к палате и приоткрыв ей двери.
— Спасибо, — шепнула она, чувствуя, как снова начала дрожать, зайдя внутрь.
Двери мягко прикрылись. Коленки подкосились. Стоило бы, чтобы врач проконтролировал и её личное состояние, потому что едва не упала на пол и, кажется, потребуется нашатырь. Николь вцепилась в перила больничной койки, чтобы хоть как-то себя удержать, а с губ сорвался болезненный стон. Это не её стон, это сердце стонало от боли при виде её покалеченного мальчика. Его белая кожа стала серой. Под глазами залегли глубокие, едва ли не чёрные синяки. Щёки впали. Глаза прикрыты. Нижняя губа треснула в нескольких местах от сухости. Можно подумать, что не дышит, если бы не слабо улавливаемый подъём грудной клетки. Когда-то сильный, наполненный жизнью молодой человек ещё никогда не был так слаб. Это её вина. Она довела его. Высосала всю его энергию, не пожалела его сердце, как царица положения. Оставила, когда должна была быть рядом. А ведь он верил в неё всегда, а она подвела веру.
Подставив стул рядом с койкой, Николь протянула руку к его. В вену на сгибе тянулись прозрачные трубочки от капельницы. И только сейчас увидела, как дрожат пальцы, едва слушаясь. Самые кончики были ледяные. Она сжала его руку, и силы покинули окончательно. Она бы хотела отдать ему остатки, чтобы вновь открыл глаза и посмотрел, как может только он. Её личный дьявол. Но её же. Нэйтен был прав. Всегда прав. Они зависимы и эта зависимость вспыхнула так ярко, так пламенно, только сейчас понимая, что могла потерять навсегда. Больше не слышать его хрипловатый голос, ворчание, когда недоволен. Не видеть его ухмылки и задорных глаз, всегда пытаясь поддеть её, чтобы побесилась немного. Не чувствовать его холодных прикосновений, от которых будоражит всё естество. Не чувствовать защищённость в его объятьях и спокойствие.
Нет. Не согласна.
— Пожалуйста, — сама не узнаёт собственный голос и едва различает, что шепчет, опустив голову на его плечо и прикрывая глаза. — Пожалуйста, Нэйтен, — снова слёзы пробиваются, но она их не сдерживает. Откуда у неё их столько взялось? Наверно, накопилось за все годы, что не плакала. Но если это поможет, чтобы он открыл глаза и произнёс её имя, готова выплакать всё без остатка. Вторая рука Ники хватается за его больничную сорочку и сминает непослушными пальцами. — Ты прав, чёрт тебя подери. Ты всегда прав. Я жуткая эгоистка. Я всегда иду наперекор. Я эгоистка, которая всегда думала только о себе. Это я не жалела тебя никогда. Это я не достойна тебя, — крупные капли солёной влаги скатывались к самому кончику носа и щекотали кожу. — Но ты мне так нужен, Нэйтен. Прости меня… Пожалуйста…
Спина вздрагивала. Тёрнер проклинала себя и отказывалась верить, что всё это реальность. Вернуться в тот момент и наплевать на всё. Если хочет, пускай лжёт ей
