спросил Фролов.
— Нет уж, как решили, так и будем действовать. К тому же риск исключен.
— Хорошо. Значит, ты поднимаешь шум, чтобы получить возможность обыскать публику, — еще раз на прощание повторил Фролов.
— Не волнуйся, шум будет, что надо!
* * *
Официальное открытие выставки «Просветитель», включавшей в себя работы художников и дизайнеров, должно было состояться через день. Половина второго этажа павильона «Леонардо» была разделена передвижными модулями на секции. Закрытый просмотр был устроен только для художников, дизайнеры еще трудились над установкой своих творений. Приглашенные стали собираться к половине восьмого вечера. Они поднимались по широкой лестнице и, направляясь к картинам, проходили через секции с работами дизайнеров. Все окна в этой части здания были задрапированы плотной тканью, чтобы при помощи софитов можно было более эффектно осветить инсталляции.
Многие из приглашенных с любопытством оглядывали дизайнерские находки, некоторые из которых зачастую вызывали вопрос: «А зачем это?»
Поляна с разбитой на ней палаткой, со свернутыми и полуразвернутыми спальными мешками, с туго набитыми рюкзаками; по пластиковому руслу струится ручей, рядом лежит котелок и составлены палки для костра. Ощущение такое, будто поляну только что покинули, видимо, в поисках хвороста. Работа называлась «А завтра».
Другая инсталляция представляла собой интерьер комнаты все с тем же передающимся зрителям ощущением, что ее только что покинули на минуту.
На канапе брошен пеньюар, пол усыпан сухими лепестками роз… и тогда становилось понятным название «Тщетное ожидание». Женщина увяла, а все ждет…
Инсталляция «Разбитая жизнь» была представлена в двух вариантах.
Первый вариант — квадрат, выкрашенный в голубой цвет с белесыми разводами и рассыпанными по нему осколками стекол, которые искусно расположенные софиты заставляли то ослепительно сверкать, то переливаться разноцветными огоньками, и невольно думалось, какая это могла бы быть блестящая жизнь…
Второй вариант представлял, как пытались сложить красивую картину из разноцветной мозаики. Яркую, богатую по колориту, идеальную по композиции. Начали со светлых тонов. Вдруг, откуда ни возьмись, втиснулось коричневое пятно. Цвет восстановили, но потерялись линии, изменился задуманный сюжет. Потом светлые тона исчезли окончательно, вытесненные мрачно-коричневыми, черными с красными вкраплениями вспышек отчаяния… И все сошло на нет.
Фролов задержался около этой композиции. Внутренняя дрожь вышла через пальцы, заставив их несколько раз судорожно сжаться. Еще немного, еще год-два и о его жизни можно было бы сказать точно так же.
Он с трудом отвел свой взгляд и пошел на оживленный шум голосов и яркий свет. Его появление было встречено приветливыми восклицаниями. Сергей отыскал глазами Веру. Она была в приподнятом настроении. Говорила, смеялась, подходила то к одним, то к другим. Фролов поздоровался с Ладимиром и Ксенией, перебросился несколькими фразами с Александром Алексеевичем Михайловым, потом его кто-то остановил, желая высказаться по поводу «Колдуньи».
— Вера, — окликнул он проходившую мимо Астрову, — все в порядке?
— Не волнуйся! Смотри! — фужер в ее руке дрогнул, и шампанское чуть выплеснулось на пол. — Катков. Вот же…
Действительно, среди приглашенных слонялся сосредоточенно-злой Катков, высматривая Пшеничного, которого не было. Сергея отвлекли от Астровой, но он, насколько это удавалось, следил за объектом, стараясь подстраховать Веру. Впрочем, на нее можно было положиться. Такую сенсацию она не выпустит из рук. Объект, сам того не сознавая, был уже мышью, загнанной в мышеловку.
Фролова подвели к его же картине и принялись хвалить, расспрашивать, удивляться. Подошел официант с шампанским, выпили за успех. Кто-то рассказал анекдот, кто-то сообщил сногсшибательную новость, прошли к столу с закусками.
И вдруг раздался вскрик, захлебнувшийся сам в себе, как показалось Сергею. «Вера что-то уж очень! Незачем было так», — подумал он и встретился взглядом с недоуменно смотревшей на него Астровой. Фролов приоткрыл рот, желая спросить: «Это ты так кричала?» И тут вновь раздался вскрик, и в зал вбежала перепуганная девушка.
— Что случилось? — спросил кто-то.
Девушка махнула рукой в сторону дизайнерских инсталляций и произнесла:
— Там!..
Все бросились к узкому проходу между задрапированными окнами и стендами. Ворвавшись в полутемное помещение, освещенное лишь несколькими софитами, никто ничего особенного не заметил, но потом вскрикнуло сразу несколько человек:
— Смотрите, здесь кто-то лежит!
Включили общий свет и увидели у инсталляции «Разбитая жизнь, вариант второй» мужчину, лежавшего на спине. Когда пригляделись, с ужасом отвели глаза. В сонной артерии мужчины торчал острый кусок стекла.
— Наверное, его взяли вот отсюда, — сказал кто-то и показал на постамент, усыпанный стеклами.
— Да ведь это же Олег Пшеничный! — произнес чей-то голос.
У Фролова кровь отхлынула от головы, он пошатнулся. Как в тумане, увидел шелковый палантин Веры, который окутывал ее с плеч до колен поверх удлиненного платья. Вера сделала шаг по направлению к Пшеничному и упала в обморок. Тут все очнулись, засуетились. Фролов негнущимися пальцами набрал номер Терпугова.
— Борис, это я, Сергей… В выставочном центре «Леонардо» убит Олег Пшеничный… Приезжай!.. — с трудом проговорил он и постарался пробиться к Вере, которую усадили на банкетку.
Охранники перекрыли выход. Приехала «скорая помощь» и опергруппа во главе с подполковником Терпуговым.
Фролова поразила озабоченность врача, осматривающего Веру.
— Немедленно в машину! — скомандовал тот.
Астрову унесли на носилках. Оперативники принялись проверять документы.
— Как это случилось? Кто-нибудь видел? — обратился Терпугов к Фролову.
— Вон та девушка, она первая заметила.
Подполковник подошел к девушке и отвел ее в сторону.
— Она ничего не знает, — вернувшись к Сергею, сказал он. — Говорит, собралась уходить и, случайно увидев, что кто-то лежит на полу, закричала. Как думаешь, — после тяжелого вздоха спросил он, — убили куском стекла вот отсюда?
— И да, и нет! Я только вчера осматривал эту инсталляцию. Осколки здесь были мелкие и к тому же очень тонкие, — ответил Сергей, не выходя из задумчивости. — Этот кусок стекла сегодня принес с собой убийца и подложил сюда, чтобы позже им воспользоваться.
— Тогда надо искать перчатки, плотную ткань, которой преступник обмотал конец стекла, чтобы не пораниться и не оставить отпечатков, — потирая подбородок, заметил Терпугов. — Сам-то он, скорее всего, скрылся.
— Нет, он не скрылся, — ответил Сергей, глядя в одну точку. — Он попытается вынести перчатки, предполагаю, что перчатки, после того, как его отпустят.
— Ты знаешь, кто преступник? — едва успел понизить голос подполковник.
— Знаю. И знаю, каким образом он заберет единственную улику. Но не напугай его. Беседуй, спрашивай, допрашивай. Я тебе скажу, кого и когда надо брать.
Фролов отошел в сторону. Терпугова обступили, принялись говорить наперебой. Одни требовали, чтобы их немедленно отпустили, другие пытались что-то сообщить.
И тут Фролова точно обдало кипятком.
«Единственная улика!.. Астрову увезли в больницу, не обыскав, не проверив документов. А я, как марионетка на ниточках!.. Но зачем ей
