Жорж Санд - Франсуа-найденыш

— Ну, нет, — возразил он, — я еще не рехнулся. Нам вон сюда. Ваша кобыла тоже узнала дорогу, и мне вовсе не хочется всю ночь по лесу рыскать.

Так, не потратив зря даже четверти часа, он добрался до поместья Долленов, где жила Севера, и за все это время ее любезности вошли к нему в уши не глубже, чем канат в игольное ушко. По приезде домой она попыталась его задержать, доказывая, что ночь слишком темна, вода поднялась и вброд реку не перейти. Но найденыша такие опасности не пугали. Вся эта глупая болтовня давно ему наскучила, и, не дослушав Северу, он пятками сжал лошади бока, взял в галоп и поскорей вернулся на мельницу, где его ждала Мадлена Бланше, уже начавшая тревожиться.

Найденыш скрыл от Мадлены, на что ему намекала Севера: он не смел не то что рассказывать, но даже вспоминать об этом. Не скажу, что и я держался бы в подобных обстоятельствах столь же благоразумно; однако благоразумие никогда не вредит, да и описываю я вам все так, как было. Этот паренек был скромен, как честная девушка.

Севера же, поразмыслив ночью о случившемся, всерьез разобиделась — она сообразила, что найденыш, пожалуй, не столько простофиля, сколько гордец. От этой догадки ее обуяла злость, у нее разлилась желчь и в голове зароились мысли о мести.

Поэтому утром, когда Каде Бланше, наполовину протрезвев, возвратился к ней, она дала ему понять, что его юный работник — изрядный нахал, что ей пришлось держать его в шорах и даже утереть ему нос добрым тычком локтя: он, дескать, посмел лезть к ней с любезностями и поцелуями, когда они ночью возвращались через лес.

Этого уже было более чем достаточно, чтобы Бланше потерял голову, но Севере все казалось мало, и она еще высмеяла мельника за то, что он оставляет дома с женою такого слугу, который и по возрасту и по нраву способен не дать Мадлене соскучиться.

И тут Бланше внезапно приревновал и любовницу и жену. Он схватил свою здоровенную палку, нахлобучил шляпу до самых глаз, как гасильник на свечу, и одним духом добежал до мельницы.

К счастью, найденыша там не оказалось: он отправился валить и разделывать дерево, купленное Бланше у Бланшара из Герена, и обещал вернуться лишь к вечеру. Бланше кинулся бы и туда, где работал Франсуа, но он боялся, что если выкажет свою досаду, молодые мельники из Герена поднимут его на смех за неуместную ревность — он ведь сам бросил жену и помыкал ею.

Конечно, мельник мог подождать возвращения найденыша, но ему скучно было торчать целый день дома; ссоры же, которую он собирался затеять с женой, до вечера все равно не хватило бы. А в одиночку долго не просердишься.

В конце концов Бланше пренебрег бы и насмешками и скукой ради удовольствия хорошенько посчитать ребра бедному Франсуа, но на ходу он малость поостыл и смекнул, что этот проклятый найденыш уже не ребенок, а ежели человек в таких годах, что ему любовь в голову лезет, то, распалясь, он не побоится и кулаки в ход пустить. Все это побудило его для успокоения чувств опрокинуть кружку, что он и проделал, обдумывая про себя речь, которую собирался повести к жене, хотя еще не знал, с какого конца взяться за это.

Войдя, он грубо потребовал выслушать его, и Мадлена молча встала перед ним, как всегда грустная и чуточку надменная.

— Госпожа Бланше, — выпалил он наконец, — слушайте, что я прикажу, и знайте, что будь вы вправду такой, какой кажетесь и слывете, вы не стали бы дожидаться моего приказа.

Тут он остановился, словно переводя дух, но на самом деле почти стыдясь того, что собирался сказать, потому что добродетель читалась на лице его жены не хуже, чем молитва на страницах часослова.

Мадлена не облегчила мужу его задачу. Она безмолвно ждала, когда он выговорится, полагая, что Бланше намерен попрекнуть ее каким-нибудь лишним расходом, и отнюдь не догадываясь, к чему он клонит.

— Не прикидывайтесь глухой, госпожа Бланше, — гнул свое мельник. — Дело тут ясное. Эту шваль надо выбросить вон, и чем скорее, тем лучше, — я сыт по горло.

— Какую шваль? Что выбросить? — остолбенела Мадлена.

— Вы говорите — «что»? Значит, боитесь сказать — «кого»?

— Видит бог, я ничего не боюсь, — ответила она. — Объяснитесь, если хотите, чтобы я поняла.

— Не выводите меня из себя! — как бык, заревел Каде Бланше. — Я вам говорю: этот найденыш — лишний у меня в доме, и если он до утра не уберется, я выставлю его взашей, а то и под мельничное колесо брошу, коли ему это больше нравится.

— Дурные слова вы говорите и неразумное дело затеяли, мэтр Бланше, — ответила Мадлена, невольно став белее своего чепца. — Прогнав этого паренька, вы окончательно разоритесь: другого на такую работу, да еще за такие гроши, вам ни в жизнь не найти. За что вы хотите так безжалостно выбросить бедного мальчика на улицу? Что он вам сделал?

— Так знайте, госпожа мельничиха, что из-за него я выгляжу дураком, а у меня нет охоты быть посмешищем для всей округи. Он хозяйничает у меня в доме, а за работу, которую он тут делает, не деньгами, а дубиной расплачиваются.

Мадлена далеко не сразу поняла, что имеет в виду муж. Такое ей даже в голову не приходило, и она перебрала все возможные доводы, чтобы образумить Бланше и отговорить его от нелепой затеи.

Но все ее усилия пропали даром: мельник распалился еще пуще и, видя, как огорчает жену потеря Франсуа, ее верного слуги, вновь воспылал ревностью и сказал на этот счет столь грубые слова, что они наконец прочистили ей уши, и она разрыдалась от обиды, уязвленной гордости и безмерного горя.

Это лишь подбавило масла в огонь: мельник поклялся, что она влюблена в свою приютскую крысу, что он краснеет за нее и что если она завтра же беспрекословно не выставит найденыша за дверь, он, Каде Бланше, прикончит его и в муку смелет.

На это она ответила громче, нежели обычно, что он хозяин в доме и может выгонять кого угодно, но не имеет права чернить и позорить свою честную жену и что она будет молиться господу и угодникам его, чтобы они воздали за эту слишком незаслуженную и горькую несправедливость. И тут, слово за слово, сама того не желая, она стала упрекать мужа в беспутной жизни, резонно ссылаясь на то, что вор всегда первый кричит: «Держи вора!»

Это окончательно испортило дело: когда Бланше увидел, что он кругом не прав, у него остался один выход — дать волю гневу. Он пригрозил Мадлене, что заткнет ей глотку кулаком, и сделал бы это, если бы прибежавший на шум Жанни не встал между ними; он не понимал, что происходит, но был бледен как полотно и совершенно подавлен ссорой родителей. Бланше велел ему выйти, но мальчик разрыдался, и это дало мельнику повод обозвать сына невежей, трусом и плаксой, из которого по милости маменьки не выйдет ничего путного. Затем, собравшись с духом, он поднялся и, размахивая палкой, пригрозил прикончить найденыша.

Увидев, что муж осатанел от злости, Мадлена ринулась ему наперерез с такой отвагой, что он опешил и не успел ей помешать выхватить у него палку и забросить ее подальше в реку. Затем, все так же безбоязненно, она сказала:

— Не губите себя из-за своей глупости. Вспомните, как легко натворить бед, когда теряешь голову, и уж если в вас не осталось ничего человеческого, подумайте хоть о себе и о том, какой ценой люди расплачиваются за опрометчивый поступок. Уже давно, муж мой, вы ведете беспутную жизнь и все быстрей катитесь вниз по дурной дорожке. Но я помешаю вам, хотя бы сегодня, совершить еще больший грех, за который вас ждет кара и в этом и в лучшем мире. Никого вы не убьете, а вернетесь туда, откуда явились, не пытаясь отомстить за обиду, которой вам не нанесли. Уходите — я приказываю вам это ради вашего же блага, приказываю первый раз в жизни. И вы послушаетесь меня, потому что скоро убедитесь: это нисколько не умаляет того почтения, с каким я обязана к вам относиться. Клянусь верой и честью: завтра же найденыша здесь не будет, и вы сможете вернуться домой, не опасаясь встречи с ним.

С этими словами Мадлена распахнула перед мужем дверь дома, и Каде Бланше, обескураженный таким ее обращением, но, в сущности, довольный тем, что уходит, поставив на своем и не рискнув при этом шкурой, опять нахлобучил шляпу и, не проронив ни звука, возвратился к Севере. Разумеется, он не преминул похвастаться и ей и другим, как круто приструнил жену и найденыша; но поскольку ничего подобного не было и в помине, Севере пришлось удовольствоваться не жарким, а только его запахом.

Оставшись одна, Мадлена Бланше отправила Жанни и поле пасти овец и козу, а сама пошла в самый конец мельничного шлюза, в уголок, со всех сторон подмытый водой и усеянный старыми пнями, которые дали столько новых ветвей и побегов, что в двух шагах было ничего не видать. Она часто ходила туда молиться богу, потому что там ей никто не мешал и она могла прятаться в высокой буйной траве, словно водяная курочка в гнезде из зеленых веток.