Нужно было исправить это упущение, и я пошел в будуар тетушки Далии, где долго пытался продиктовать текст кому-то, у кого явно были заложены уши. Потом я снова вышел на воздух. Я шел через лужайку, с намерением продолжить свое чтение, как услышал возле дома шум подъезжающей машины. Я обернулся и -- разрази меня гром! -- из машины выходил Киппер...
...Прошло не более двух минут с тех пор, как я отослал ему телеграмму, а от Лондона до Бринкли было порядка сотни миль: скорость же, с какой доехал Киппер, говорила о его чересчур быстрой реакции и скорей была приближена к реальности мультиков. Поэтому я окликнул Киппера не без некоторого недоумения.
Услышав знакомый голос, он почему-то подскочил как кот на раскаленной крыше, и я увидел, что лицо его изображает крайнее уныние, будто он пытается проглотить несвежую устрицу. Я сразу догадался, в чем тут дело, и загадочно улыбнулся. Ничего, пускай немного помучается...
Киппер судорожно глотнул воздуха и пробубнил загробным голосом:
-- Привет, Берти.
-- Привет.
-- Значит, ты здесь.
-- Да, я здесь.
-- Я рассчитывал тебя здесь увидеть.
-- Ну вот мы и увиделись.
-- Да, ты ведь сам мне сказал, что отправляешься сюда.
-- Конечно.
-- Как дела?
-- Очень неплохо.
-- Как твоя тетушка?
-- Прекрасно.
-- А ты?
-- И я вроде ничего.
-- Я рад за тебя. Давненько я не бывал в Бринкли.
-- Да.
-- А здесь все по-прежнему.
-- Да.
-- Почти ничего не изменилось.
-- Почти ничего.
-- Да, вот такая значит жизнь...
Тут он замолчал и снова начал судорожно глотать воздух, из чего я сделал вывод, что мы приближаемся к главному, а все что до этого, являлось лишь официальной частью нашей встречи. Очень напоминает, как раскланиваются государственные мужи перед тем как начать таскать друг друга за бакенбарды.
И я не ошибся. Судя по гримасе на его лице, Киппер, проглотив первую плохую устрицу, приступил ко второй:
"Я читал "Таймс", Берти."
Пока я решил не раскрывать карты. Я бы мог уже начать вдыхать в него надежду, но мне тоже хотелось побыть немного хозяином положения.
-- Ну да, конечно, ты об этом. Значит, прочел, говоришь?
-- В клубе, после ужина. Я не мог поверить своим глазам.
Знал бы он, что и я не мог поверить своим, но опять промолчал. Я только подумал, как это похоже на Бобби: не посвящать в свои планы тех, кого это особенно касается. Ну конечно, она просто запамятовала. А может просто наводила тень на плетень. Она это вообще обожает.
-- И я скажу тебе, Берти, почему я так удивился. Может тебе это и не понравится, но только пару дней назад она обручилась со мной.
-- Да что ты говоришь?
-- Да, черт меня возьми.
-- С тобой, говоришь?
-- Со мной, со мной. И все это время она, оказывается, вынашивала в душе этот чудовищный план.
-- Как нехорошо с ее стороны."
-- Так нехорошо, что я просто слов не нахожу. Теперь ты видишь, что такое женщина. Берти, женщины -- ужасные создания. Я буду счастлив, если доживу до того момента, Берти, когда женщины будут запрещены законом.
-- Тебе не кажется, что тогда могут возникнуть проблемы с продолжением человеческого рода?
-- Да зачем ему вообще продолжаться?
-- Да, конечно, я тебя понимаю.
Киппер раздраженно отмахнулся от пролетающего жука и продолжил:
-- Что меня в этом особенно поражает, так это бессердечие, с каким она это со мной проделала. Ни одного намека, что она собирается разорвать нашу помолвку. А еще на прошлой неделе, когда мы вместе обедали, она вдохновенно расписывала мне, как мы проведем медовый месяц. И вот вам!Как снег на голову. Уж можно было наверно, если собираешься разбить чью-то жизнь, написать письмо или хотя бы поздравительную открытку. Ну конечно, разве она способна на такое великодушие. Она предоставила мне самому прочитать это из газет. Я чуть не умер.
-- Представляю. У тебя наверно свет в глазах померк?
-- Еще как померк. Я весь день только об этом и думал, а сегодня утром отпросился на работе, сел в машину и приехал, чтобы сказать тебе...
Он замолчал, пытаясь справиться с подступившим волнением.
-- Ну?
-- ...сказать тебе, что, как бы там ни было, мы не должны рвать с тобой нашей старой дружбы.
-- Конечно же нет. Как ты мог даже подумать такое.
-- Ведь мы с тобой так давно знакомы.
-- Так давно, что и представить трудно.
-- Мы ведь дружили с тобой еще мальчишками.
-- Щербатыми мальчишками в школьных курточках.
-- Точно. Мы ведь были с тобой как родные братья. Я делился с тобой сладкими карамельками, ты со мной кислыми леденцами; если ты заболевал свинкой, я заражался ею от тебя, если у меня была корь, я делился ею с тобой. Мы во всем помогали друг другу. Поэтому невозможно, чтобы хоть что-то в жизни могло нас разлучить.
-- Это точно.
-- Мы по-прежнему будем время от времени вместе обедать.
-- Ну конечно же.
-- По воскресеньям будем вместе играть в гольф, иногдагонять мяч. Ты женишься, остепенишься, и я часто буду приходить тебе в гости на коктейль.
-- Да, я тебя приглашаю.
-- Спасибо, я приду. Хотя, боюсь, что не смогу сдержаться и приложусь шейкером к твоей гнусной супруге, Миссис Вустер, в девичестве Уикам, за то, что сделала из меня рогоносца.
-- На твоем месте я бы не стал ее так называть.
"Да, а ты был на моем месте?", -- сказал Киппер. Он всем был готов поделиться с лучшим другом. "Ты не слышал про Томаса Оутувэя?"
-- По-моему нет. Кто-то из твоих знакомых?
-- Драматург 17 века. Написал пьесу "Сирота". Там у него есть такие слова: "Кто предал Капитолий? Женщина. А Марк Антоний -- кто отнял власть над миром у него? Женщина. А кто Десятилетнюю войну начал, всю Трою превративши в пепелище? Все женщина. О лживая, проклятая, беду несущая -да, Женщина. Она." Оутвэй знал, что говорил, у него было правильное направление мыслей. Какие точные слова -- как будто он лично был знаком с Робертой Уикам.
Я снова загадочно улыбнулся. Было забавно, что мы так далеко зашли.
-- Не знаю, не знаю, Киппер, может я и ошибаюсь, но по-моему ты не так уж плохо относишься к Бобби.
Он передернул плечами.
-- У меня единственное желание -- убил бы ее собственными руками. Но она предпочла тебя, и поэтому все останется как есть.
-- И ты приехал сюда ради того, чтобы сказать, что мы по-прежнему друзья?
Я был тронут.
-- Ну, была еще конечно тайная надежда, что меня пригласят на обед, приготовленный Анатолем, а так я решил остановиться в гостинице "Бык в Кустах". Как ты нашел кухню Анатоля?
-- Она становится все изумительней.
-- Все так же тает во рту? Знаешь, уже два года прошло, как я пробовал его блюда, до сих пор прямо слюнки во рту. Вот это кулинар!
"О, да!" -- сказал я. Я бы даже снял шляпу, но шляпы, к сожалению, не было.
-- Как ты думаешь, дойдет у меня дело до приглашения на обед?
-- Конечно же, дружище. Страждущих никогда не отвращают от этого дома.
-- Я рад. А после обеда я пойду и сделаю предложение Филлис Милз.
-- Что?!
-- Я знаю, что ты подумал. Что она родственница Обри Апджона, да? Но, Берти, разве она виновата?
-- Ну конечно, это ее беда, а не вина.
-- Вот именно. Давай будем благородны. Ведь она очень милая, прелестная девушка, не то, что некоторые рыжеволосые Далиды, не будем называть их имени.
-- Но ты едва знаком с Филлис.
-Отчего же, мы очень тесно общались в Швейцарии. Мы с ней в прекрасных отношениях.
Мне показалось, что наступил момент, когда отсутствие новостей для Киппера -- уже не хорошие новости.
-- Нет, Киппер, по-моему не стоит делать такого предложения Филлис Милз. Бобби это может не понравиться.
-- Тем лучше: пусть знает, что она не единственная роза, благоухающая в саду жизни. Ну чего ты ухмыляешься?
На самом деле я не ухмылялся, а загадочно улыбался:
"Киппер, у меня есть для тебя потрясающая новость..."
Друзья, если есть среди вас люди с больной печенью, тогда может быть вы слышали о Лечебном бальзаме Доктора Гордона, он дает чудодейственный эффект. Опишу вам его никак не ради рекламы, а в целях художественного сравнения. Так вот, человек мучается, лицо у него исхудалое, глаза потухшие, всем своим обликом он говорит, что принятие пищи для него пустая трата денег. Но попьешь этот бальзам, и человек оживает, он румян как помидор и крепок как огурец, только что сорванный с грядки: у человека, как говорят французы, bien-etrе, хорошее самочувствие... Друзья мои, все, что я рассказал Кипперу, произвело эффект равный приему бальзама в суточной дозе для взрослых, до еды...
Итак, наш Киппер менялся на глазах: его начинало буквально распирать от счастья, словно надувную утку, которой только что заклеили дырку и запустили в тазик с водой. "Чтоб мне лопнуть!" -- воскликнул он, когда я выдохнул последнее слово. -- "Какой же я болван"
