души недоказуемо, но люди живут и верят, что у них есть души. Люди ведут себя так, словно прибыли из другой жизни, из какого-то неведомого места, и у них побуждения и желания, необъяснимые с точки зрения так называемого здравого смысла. Для обиходного сознания жизнь – это увлекательное спортивное зрелище. Оно захватывает тебя целиком, если не становится скучным. Призрак бродит по планете, призрак уныния и скуки, и нарушает зрелищность истории.
Кэтлин повторила, что от лошадника Тиглера не слышала таких интересных вещей. Выразила надежду, что я все-таки поеду в Альмерию, это хороший город, а в фильме мне подойдет роль алебардщика.
– Я и сам хотел бы убраться из пансиона. Очень уж досаждают постояльцы. Но пока я все-таки останусь в Мадриде, чтобы внимательнее следить за делами со сценариями и с Текстером. Не исключено, что снова слетаю ненадолго в Париж. У меня там два адвоката, а это двойная головная боль.
– Не очень ты жалуешь адвокатов.
– Как тебе сказать… Я преклоняюсь перед Линкольном, а ведь он был адвокатом. Впрочем, от Линкольна ничего не осталось – разве что имя на автомобильных номерах в Иллинойсе.
Необходимость поездки в Париж скоро отпала. Из Нью-Йорка пришло письмо от Стюарта.
«Из вашего письма явствует, что вы совершенно не следите за газетами. Это верно, что находящийся в Аргентине Пьер Текстер был похищен неизвестными и увезен в неизвестном направлении. Ничего конкретнее я сказать не могу, равно как не могу сказать, находится ли он сейчас в руках бандитов. Но поскольку вы давний приятель Текстера, я обязан конфиденциально сообщить вам, что все происшедшее очень удивляет меня и временами я задаюсь вопросом: правда ли это? Заметьте, я не хочу сказать этим, что люди, схватившие Текстера прямо на улице, сочли его важной птицей. Нет никаких признаков того, что нападение было спланировано заранее, как это могло иметь место в случае с мисс Херст и сиамскими близнецами. Посылаю вам вырезку из «Нью-Йорк таймс», где на полосе, отданной письмам читателей и редакционным комментариям, опубликована заметка нашего друга Текстера. Высказывают предположение, что рукопись отправлена из какого-то тайника или темницы, где его держат. Как получилось, спрашиваю я вас, что Текстер имел возможность написать и переслать в «Таймс» материал о том, как его похитили? Вы, очевидно, обратите внимание на то, что он задался целью собрать средства для его выкупа. Мне говорили, что сердобольные граждане уже отправляют чеки в наше посольство в Буэнос-Айресе, надеясь, что Текстер воссоединится с семьей и обнимет всех своих девятерых детей. Похитители отнюдь не причинили Текстеру вреда, мало того, судя по всему, он неплохо проводит время. Пережитое, если я не ошибаюсь, даже отточило его стиль. Такой сенсации и саморекламе поистине нет цены. Ваша догадка о том, что он напал на золотоносную жилу, вероятно, имеет основания. Наш Текстер будет богат и знаменит – если не свернет себе шею».
В заметке Текстера я, в частности, прочитал:
«Я выходил из ресторана на одной из самых оживленных улиц Буэнос-Айреса и вдруг почувствовал, как трое неизвестных приставили к моей голове пистолеты. Под тройным прицелом я понял всю тщетность уловок перехитрить бандитов, которые я когда-либо лелеял. До этой минуты я не вполне сознавал, как часто современный человек сталкивается с такой угрожающей ситуацией. Голова моя ждала пули, и тем не менее в ней вертелись мысли о том, как спастись. Меня втолкнули в автомобиль, и я успел подумать: «Хана!» Меня не подвергли физическим издевательствам. Скоро стало очевидным, что я попал в руки не насильников и террористов, а просвещенных политиков, которые отстаивают принципы свободы и справедливости – разумеется, в их понимании. Они хотят доказать миру свою правоту и для этой цели выбрали меня, эссеиста и журналиста, довольно известного широкой публике. – Даже здесь Текстер не упустил случая прихвастнуть. – Боевики стараются убедить общественное мнение в том, что они не бездушные и безответственные фанатики, а опираются на давние и высокие традиции. Постоянно ссылаются на Ленина и Троцкого, считавших насилие незаменимым инструментом политической борьбы. Им знакомы имена революционеров, классиков той традиции, и в России девятнадцатого века, и во Франции века двадцатого. Меня даже заставляли посещать семинары по Жоржу Сорелю и Жану Полю Сартру. Да, мои похитители – серьезные принципиальные люди и обладают к тому же качеством, обозначенным Гарсиа Лоркой термином Duende, то есть внутренней силой, от которой закипает кровь и которая знает только повелительное наклонение».
Остальное в заметке было выдержано в том же духе.
Когда мы встретились с Кэтлин в кафе, я показал ей вырезку и сказал:
– Текстер всегда питал слабость к громким фразам. По мне, лучше получить три пули в затылок, чем сидеть на семинарах по Сорелю и Сартру.
– Ты слишком строг к нему. Он хочет жить. Вдобавок это, ей-богу, захватывающее приключение. Где Текстер в заметке пишет о выкупе?
– Вот здесь: «…Мне позволено воспользоваться случаем и просить моих друзей и мою родню внести пятьдесят тысяч долларов, дабы я снова мог увидеть моих малолетних детей». Ну и так далее. Ничего не скажешь, «Таймс» умеет кормить своих читателей сенсациями. Только оболваненная публика принимает такие публикации всерьез.
– Не думаю, чтобы террористы прикончили его после того, как разрешили обратиться к общественному мнению, – заметила Кэтлин.
– Да, с их стороны это было бы непоследовательно. Хотя кто их знает. Во всяком случае, я уже не так сильно беспокоюсь за Текстера. Надеюсь, с ним будет все в порядке.
Кэтлин начала выспрашивать, какие у меня планы на ближайшее время. Я ответил, что хочу провести месяц-другой в Дорнахе, неподалеку от Базеля – там находится Швейцарский штейнеровский центр. Сниму домик, может, дочери приедут погостить на лето.
– Ты должен получить кучу денег за «Кальдофреддо».
– Да, кое-что должен получить. Я по-прежнему намереваюсь отдать долю Гумбольдта дяде Вольдемару.
– На сколько же ты рассчитываешь?
– Тысяч на тридцать, самое большее – на сорок.
Мои ожидания оказались более чем скромными. Барбеш доторговался с киношниками до восьмидесяти тысяч. Кроме того, они заплатили пять тысяч за ознакомление со вторым сценарием и впоследствии взяли на него опцион.
– Не хотят упустить выгоду, – сказал Барбеш по телефону. Кантебиле как раз пришел к адвокату. Я слышал его громкий настойчивый голос. – Да, он здесь, – подтвердил Барбеш. – С таким типом мне еще не приходилось иметь дело. Сует нос куда не следует, действует через мою голову, шумит и угрожает мне. Осточертел хуже горькой редьки. Не будь он вашим доверенным лицом, мистер Ситрин, я давно выставил бы его за дверь. Давайте заплатим ему его десять процентов, чтобы
