Песнь двадцать четвертая
Шестой круг: чревоугодники. – Форезе Донати. – Пиккарда. – Бонаджиюнта Урбачьяни. – Папа Мартин IV, – Убальдин делла Пила. – Бонифацио. – Мессер Маркезе. – Джентукка. – Корсо Донати. – Второе мистическое дерево. – Примеры неумеренности. – Ангел воздержания.
1. Беседа наша не мешала ходу,
Ни ход беседе; быстро на обрыв[1017]
Мы шли, как челн в хорошую погоду.
4. И, взор в меня из впадин глаз вперив,
Сонм мертвецов, умерших как бы снова,[1018]
Дивился мне, приметя, что я жив.
7. И я сказал, не прерывая слова:[1019]
– Она, быть может, тише, чем должна,[1020]
Стремится вверх, в угоду для другого.
10. Но что Пиккарда? где теперь она?[1021]
И чье, скажи, здесь имя всех отличней
В густой толпе, что мной так смущена?[1022]
13. – Сестра – не знаю, что мне в ней приличней[1023]
Хвалить: красу иль кротость – на святом
Олимпе днесь в обители Владычней.[1024]
16. Так он сперва сказал мне, a потом:
– Дать имена здесь можно всем скитальцам,
Так образ наш здесь искажен постом![1025]
19. Вот этот дух – и указал он пальцем —
Бонаджиюнт из Лукки. Вон, смотри,[1026]
Вот тот, что смотрит больше всех страдальцем,[1027]
22. Держал святую церковь на земли.[1028]
Из Тура он, и здесь постится в горе
За вас, в вине больсенские угри.[1029]
25. Он указал мне и других в том сборе,
Чем были все довольны; ни один[1030]
Не выказал угрюмости во взоре.
28. Здесь скрежетал голодный Убальдин[1031]
С тем Бонифацием, что пас однажды[1032]
Жезлом духовным множество общин.
31. Здесь был мессер Маркезе, что день каждый
Был пьян в Форли; но так неутолим
Был жар его; что все страдал от жажды.[1033]
34. Но как, глядя на многих, лишь к одним
Мы сердцем льнем, – так я к певцу из Лукки[1034]
Льнул, быв ему знакомей, чем другим.
37. Он мне шептал, и там, где Божьей муки
Терпел он скорбь, чтоб телом изнывать,[1035]
Мне имя слышалось как бы Джентукки.[1036]
40. И я: – О дух! коль хочешь ты начать
Со мною речь, то пусть язык твой бросит
Шептать слова, чтоб мог я их понять.[1037]
43. И он: – Есть дева и еще не носит
Повязки жен! полюбишь за нее[1038]
Ты город мой, хоть всяк его поносит.[1039]
46. В нем вспомнишь ты пророчество мое;
A коль уста мои темно шептали,
То все поймешь, увидевши ее.
49. Но объясни: я вижу не творца ли[1040]
Новейших рифм? не ты ли пел: – Спрошу,[1041]
О донны, вас, что жар любви познали![1042]
52. И я ему: – Я тот, что лишь пишу
По вдохновенью страсти, и что скажет
Душе любовь, то в стих я заношу.[1043]
55. И он: – О брат! вот узел, что так вяжет
Нотария, Гвиттона и меня;
Вот то, что нежным новый стиль нам кажет.[1044]
58. Перо у вас, лишь истину ценя,[1045]
Покорствует одной любви внушеньям;
Но мы бежали от ее огня.
61. А кто идет не этим направленьем,
Не видит тот прекрасного границ.[1046] —
И он замолк с заметным наслажденьем.[1047]
64. Как на зимовье к Нилу, стаи птиц[1048]
Сперва сбираются в большое стадо,
Потом несутся в виде верениц. —
67. Так бывшие со мною Божьи чада,
Вдруг повернув, пустились снова в путь,[1049]
Став легкими по воле и от глада.[1050]
70. И как иной, бежать измучен в круть,
Со спутниками шествует не кряду,
А сзади, чтоб дать легким отдохнуть, —
73. Так, дав пройти тому святому стаду,
Со мной Форезе Содди шел и рек:
– Когда ж узрю тебя, мою отраду?[1051]
76. И я: – Не знаю, краток ли мой век;
Но, как бы ни был краток он, – a все же
Еще б скорей я к вам бежал на брег![1052]
79. Затем что град, где жребий дал мне ложе,[1053]
Что день, то больше гасит правды свет,
И обречен Тобой на гибель, Боже!
82. И дух: – Утешься! злой виновник бед
Уж на хвосте коня стремглав влечется
К долине той, где отпущенья нет.[1054]
85. И с каждым скоком все быстрей несется
Свирепый зверь, чтоб свергнуть в адский дол[1055]
Того, чей труп бесславно там прострется.
88. Круг этих сфер (и вверх он взор возвел)[1056]
Не весь свершится, как поймешь (коль зорок!)
Все, что сказать возможным я не счел.[1057]
91. Прощай! В сем царстве каждый миг нам дорог;
Идя ж с тобой, я слишком отстаю,
И должно мне бежать без отговорок.
94. Как конь выносит во всю прыть свою
Наездника из скачущего строя,
Чтоб честь ему дать первым быть в бою,[1058] —
97. Так с нами он расстался, бег удвоя,
И я в пути остался подле двух.
Прославивших весь мир, как два героя.[1059]
100. Когда ж от нас бежал настолько дух,
Что мог следить за ним я лишь глазами.
Как речь его пред тем следил мой слух,[1060] —
103. Вдруг вижу я: стоит, полна плодами.
Другая яблонь – подле, ибо к ней
Глаза мои тут повернулись сами.[1061]
106. Поднявши руки, множество теней,[1062]
Прося о чем-то, к дереву взывает:
Так молит рой несмысленных детей;
109. Но тот, кого толпа их умоляет.
Молчит, держа высоко цель их грез,
И этим их лишь пуще разжигает.
112. Потом, в слезах, собранье разошлось,
И подошли к громадному мы древу,
Отвергшему так много просьб и слёз.
115. – Идите дальше! Древо то, что Еву[1063]
Прельстило, – выше к небу поднято,[1064]
A здесь его лишь отпрыск. – Так напеву[1065]
118. Внимали мы, не зная, пел нам кто
В листве, и у скалы мы шли все трое?
Виргилий, я и Стаций, слыша то.[1066]
121. – Припомните, – рек голос, – проклятое
Исчадье туч, что с грудью нелюдской
Вступило в спор с Тезеем в пьяном строе,[1067]
124. И тех евреев, коих не взял в бой
С собою Гедеон на мадиамлян
За то, что так рвались на водопой.[1068]
127. Так краем, им же сей карниз обрамлен,[1069]
Мы шли, внимая повестям о том,
Как сластолюбцев грех бывал посрамлен.[1070]
130. На путь пустынный выступя потом,[1071]
Мы с тысячу шагов прошли в угрюмом
Молчании и в помысле святом.[1072]
133. – Куда идете; так предавшись думам? —
Раздался голос. Весь я задрожал,[1073]
Как конь, испуганный внезапным шумом.
136. Я поднял взор к тому, кто так вещал,
И никогда в горну столь ярко-красным
Не может быть стекло или металл.[1074]
139. Как тот, кто рек нам: – Если к высям ясным
Спешите вы, то надо здесь свернуть;[1075]
Идите ж с миром тут к странам прекрасным.
142. Он так сиял, что я не мог взглянуть,
И взор отвел я свой к моим вожатым,
Как тот, кто ищет лишь по слуху путь.[1076]
145. И как, зари предвестник, пред возвратом[1077]
К нам солнца майский шелестит зефир,
Цветов и трав упитан ароматом, —
148. Так на чело струился мне эфир,
И я почувствовал, как крылья взмахом
Наполнили амброзией весь мир.[1078]
151. И глас вещал: – Блажен, кто Божьим страхом[1079]
Так озарен, что сладостью земной
Отборных яств гнушается, как прахом.
154. И алчет сердцем Правды лишь одной.[1080]
Подъем в седьмой круг. – Теория зарождения человека. – Наделение тела душою. – Бесплотные тела по смерти. – Седьмой круг: сладострастные. – Примеры целомудрия.
1. Час требовал не медлить по наклону
Горы: уж солнцем был полдневный круг
Отдан Тельцу, a полночь – Скорпиону.[1081]
4. И потому как те, кто во весь дух
Спешат, бояться, не давая взору
(Так побуждает в путь их недосуг), —
7. Мы чрез ущелье поднимались в гору
Друг другу вслед по лестнице крутой,[1082]
Где в ряд идти нам не было простору;
10. И как для взлета аист молодой
Подъемлет крылья, но, с гнезда родного
Боясь слететь, садится на покой.[1083] —
13. Так вспыхивал во мне и гаснул снова
Порыв желания спросить певца.
Я делал вид, как бы ищу я слова.
16. Мы быстро шли; но скрыться от отца[1084]
Не мог мой вид. – Спусти лук слова, если
Уж дотянул стрелу до копейца![1085]
19. Так он. И речи вдруг во мне воскресли.
И начал я: – Зачем тут им худеть?
На пищу зов замолкнул здесь не весь ли?[1086]
22. И он: – Припомни то, как мог истлеть[1087]
Царь Мелеагр, лишь плаха догорела.
И – горькою не будет эта снедь.[1088]
25. И вдумайся, как все движенья тела
Передаются в зеркале стеклом.[1089]
И для тебя смягчится твердость дела.
28. Но, чтоб ясней ты понял то умом.[1090]
Вот Стаций здесь, и я к нему взываю,[1091]
Моля его быть ран твоих врачом.[1092]
31. И Стаций: – Если пред тобой дерзаю
Я здесь раскрыть суд вечный, то затем.[1093]
Что отказать тебе я не желаю.[1094]
34. И начал так: – Когда мышленьем всем
Ты вникнешь, сын, в слова мои, прольется
Великий свет на твой вопрос: зачем?[1095]
37. Кровь лучшая, что в вены не всосется,[1096]
Став лишнею, нейдущею в обмен,
Как пища та, что со стола берется,[1097] —
40. Приемлет в сердце силу, каждый член
Творящую, – подобно той, какую[1098]
Несет, питая члены, кровь из вен,[1099]
43. И в органы (я их не именую)[1100]
Нисшед потом, очищенная вновь,[1101]
В сосуд природный каплет в кровь чужую.[1102]
46. Когда в одну слились два тока кровь.
Один – страдать, другой – творит готовый[1103]
(Так важен ключ, отколь их мчит любовь!),[1104] —
49. Кровь приступает к делу с силой новой.[1105]
Сперва сгущает, после же собой[1106]
Животворит материал суровый.[1107]
52. Активная тут сила, став душой,[1108]
Отличной в том лишь от души растенья,
Что та в пути, a этой дан покой,[1109] —
55. Приобретает чувства и движенья, [1110]
Как гриб морской, и силам, бывшим в ней[1111]
В зародыше, дает приспособленья.[1112]
58. Теперь-то, сын мой, и творит сильней
Мощь, данная рождающего сердцем,[1113]
Где скрыт природой план и смысл частей.
61. Но, как зародыш может стать младенцем
Еще неясно: уж таков предмет!
Тут бывший и умней, чем ты, безверием,
64. Блуждал, уча в том смысле целый свет,
Что нет в душе разумности возможной,[1114]
Затем что в ней к тому орудья нет.[1115]
67. Но ум открой ты правде непреложной
И знай: едва в зародыше свершит
Свое развитье мозг для цели сложной, —
70. Уж Первый Двигатель к нему спешит. [1116]
Как к торжеству природы, и вдыхает[1117]
Дух новый. Дух же все, что он ни зрит[1118]
73. Активного в душе, воспринимает[1119]
В свою субстанцию и, слив в одно,
Живет полн чувств, себя в себе вращает.[1120]
76. А чтоб тебе-то было не темно,[1121]
Взгляни, мой сын, как солнца жар, слиянный
Со влагой гроздий, создает вино.[1122]
79. Когда ж спрядет Лахезис лен, ей данный,[1123]
Дух, с телом разлучась, уносит прочь
В зародыше земной дар и небесный.[1124]
82. Другие силы все объемлет ночь;[1125]
Зато рассудок с памятью воля[1126]
Еще сильней свою являют мочь.
85. Спешит душа, сама себя неволя,
Чудесно пасть на тот иль этот брег,
Где и поймет, какой избрать круг поля.[1127]
88. Как скоро местом ей очерчен бег,[1128]
Из нее лучи исходят в месте этом,
Как из живого тела в прежний век.[1129]
91. И словно воздух в день дождливый летом
От преломленья чуждых в нем лучей
Изукрашается различным цветом,[1130]
94. Так здесь приемлет воздух ближний к ней
Тот вид, в каком духовно отразится[1131]
Душа, достигнув области своей.[1132]
97. И сходно с тем, как пламя всюду мчится
За светочем, пока он не потух,[1133] —
Так новый призрак за душой стремится.
100. Став через это видимым, уж дух
Зовется тенью; это ж образует[1134]
И чувства в нем, как зрение и слух.
103. Вот потому-то вздох нам грудь волнует;
Вот потому мы плачем, говорим,[1135]
Как здесь гора повсюду показует.
106. Смотря, каким желанием горим,
Такой и образ мы приемлем, тени;[1136]
И вот ответ сомнениям твоим.[1137]
109. Уж мы пришли в последний круг мучений[1138]
И, повернув направо, занялись
Заботою иной на той ступени.
112. Здесь полымем с утеса пышет вниз,
С карниза ж ветер дует вверх, склоняя
Огонь назад, чтоб защитить карниз;[1139]
115. Так что мы шли, друг другу вслед ступая,
Окраиной, и я страшился: там
Попасть в огонь, a здесь – сорваться с края.
118. – Тут надлежит, – сказал учитель нам,
Держать глаза всегда в узде закона;
Малейший промах здесь ведет к бедам.[1140]
121. «Summae Deus clementine» – из лона[1141]
Великого пожара грянул хор,
Велевший мне взглянуть во пламя оно.
124. И зрел я в нем ходивших душ собор,
И проходил я узкою полоской,[1142]
То под ноги, то к ним бросая взор.
127. Смолк первый гимн, и: «Virum non cognosco»,[1143]
Раздался крик, и снова голоса
Воспели гимн, но в виде отголоска.[1144]
130. И, кончив петь, воскликнули: – В леса
Бежит Диана, чтоб изгнать Каллисто,
В чьи помыслы Венерин яд влился.[1145]
133. И в честь супругов, сохранивших чисто
Свой брачный долг, как требует закон,
За гимном вслед запели голосисто.
136. Так, думаю, терзаться осужден
Сонм душ, пока палит их пламень рьяный:
Таким лечением в ходу времен,[1146]
139. Закроются в них, наконец, и раны.[1147]