Данте Алигьери - Божественная комедия. Чистилище

1. Час требовал не медлить по наклону
Горы: уж солнцем был полдневный круг
Отдан Тельцу, a полночь – Скорпиону.[1081]

4. И потому как те, кто во весь дух
Спешат, бояться, не давая взору
(Так побуждает в путь их недосуг), —

7. Мы чрез ущелье поднимались в гору
Друг другу вслед по лестнице крутой,[1082]
Где в ряд идти нам не было простору;

10. И как для взлета аист молодой
Подъемлет крылья, но, с гнезда родного
Боясь слететь, садится на покой.[1083] —

13. Так вспыхивал во мне и гаснул снова
Порыв желания спросить певца.
Я делал вид, как бы ищу я слова.

16. Мы быстро шли; но скрыться от отца[1084]
Не мог мой вид. – Спусти лук слова, если
Уж дотянул стрелу до копейца![1085]

19. Так он. И речи вдруг во мне воскресли.
И начал я: – Зачем тут им худеть?
На пищу зов замолкнул здесь не весь ли?[1086]

22. И он: – Припомни то, как мог истлеть[1087]
Царь Мелеагр, лишь плаха догорела.
И – горькою не будет эта снедь.[1088]

25. И вдумайся, как все движенья тела
Передаются в зеркале стеклом.[1089]
И для тебя смягчится твердость дела.

28. Но, чтоб ясней ты понял то умом.[1090]
Вот Стаций здесь, и я к нему взываю,[1091]
Моля его быть ран твоих врачом.[1092]

31. И Стаций: – Если пред тобой дерзаю
Я здесь раскрыть суд вечный, то затем.[1093]
Что отказать тебе я не желаю.[1094]

34. И начал так: – Когда мышленьем всем
Ты вникнешь, сын, в слова мои, прольется
Великий свет на твой вопрос: зачем?[1095]

37. Кровь лучшая, что в вены не всосется,[1096]
Став лишнею, нейдущею в обмен,
Как пища та, что со стола берется,[1097] —

40. Приемлет в сердце силу, каждый член
Творящую, – подобно той, какую[1098]
Несет, питая члены, кровь из вен,[1099]

43. И в органы (я их не именую)[1100]
Нисшед потом, очищенная вновь,[1101]
В сосуд природный каплет в кровь чужую.[1102]

46. Когда в одну слились два тока кровь.
Один – страдать, другой – творит готовый[1103]
(Так важен ключ, отколь их мчит любовь!),[1104] —

49. Кровь приступает к делу с силой новой.[1105]
Сперва сгущает, после же собой[1106]
Животворит материал суровый.[1107]

52. Активная тут сила, став душой,[1108]
Отличной в том лишь от души растенья,
Что та в пути, a этой дан покой,[1109] —

55. Приобретает чувства и движенья, [1110]
Как гриб морской, и силам, бывшим в ней[1111]
В зародыше, дает приспособленья.[1112]

58. Теперь-то, сын мой, и творит сильней
Мощь, данная рождающего сердцем,[1113]
Где скрыт природой план и смысл частей.

61. Но, как зародыш может стать младенцем
Еще неясно: уж таков предмет!
Тут бывший и умней, чем ты, безверием,

64. Блуждал, уча в том смысле целый свет,
Что нет в душе разумности возможной,[1114]
Затем что в ней к тому орудья нет.[1115]

67. Но ум открой ты правде непреложной
И знай: едва в зародыше свершит
Свое развитье мозг для цели сложной, —

70. Уж Первый Двигатель к нему спешит. [1116]
Как к торжеству природы, и вдыхает[1117]
Дух новый. Дух же все, что он ни зрит[1118]

73. Активного в душе, воспринимает[1119]
В свою субстанцию и, слив в одно,
Живет полн чувств, себя в себе вращает.[1120]

76. А чтоб тебе-то было не темно,[1121]
Взгляни, мой сын, как солнца жар, слиянный
Со влагой гроздий, создает вино.[1122]

79. Когда ж спрядет Лахезис лен, ей данный,[1123]
Дух, с телом разлучась, уносит прочь
В зародыше земной дар и небесный.[1124]

82. Другие силы все объемлет ночь;[1125]
Зато рассудок с памятью воля[1126]
Еще сильней свою являют мочь.

85. Спешит душа, сама себя неволя,
Чудесно пасть на тот иль этот брег,
Где и поймет, какой избрать круг поля.[1127]

88. Как скоро местом ей очерчен бег,[1128]
Из нее лучи исходят в месте этом,
Как из живого тела в прежний век.[1129]

91. И словно воздух в день дождливый летом
От преломленья чуждых в нем лучей
Изукрашается различным цветом,[1130]

94. Так здесь приемлет воздух ближний к ней
Тот вид, в каком духовно отразится[1131]
Душа, достигнув области своей.[1132]

97. И сходно с тем, как пламя всюду мчится
За светочем, пока он не потух,[1133] —
Так новый призрак за душой стремится.

100. Став через это видимым, уж дух
Зовется тенью; это ж образует[1134]
И чувства в нем, как зрение и слух.

103. Вот потому-то вздох нам грудь волнует;
Вот потому мы плачем, говорим,[1135]
Как здесь гора повсюду показует.

106. Смотря, каким желанием горим,
Такой и образ мы приемлем, тени;[1136]
И вот ответ сомнениям твоим.[1137]

109. Уж мы пришли в последний круг мучений[1138]
И, повернув направо, занялись
Заботою иной на той ступени.

112. Здесь полымем с утеса пышет вниз,
С карниза ж ветер дует вверх, склоняя
Огонь назад, чтоб защитить карниз;[1139]

115. Так что мы шли, друг другу вслед ступая,
Окраиной, и я страшился: там
Попасть в огонь, a здесь – сорваться с края.

118. – Тут надлежит, – сказал учитель нам,
Держать глаза всегда в узде закона;
Малейший промах здесь ведет к бедам.[1140]

121. «Summae Deus clementine» – из лона[1141]
Великого пожара грянул хор,
Велевший мне взглянуть во пламя оно.

124. И зрел я в нем ходивших душ собор,
И проходил я узкою полоской,[1142]
То под ноги, то к ним бросая взор.

127. Смолк первый гимн, и: «Virum non cognosco»,[1143]
Раздался крик, и снова голоса
Воспели гимн, но в виде отголоска.[1144]

130. И, кончив петь, воскликнули: – В леса
Бежит Диана, чтоб изгнать Каллисто,
В чьи помыслы Венерин яд влился.[1145]

133. И в честь супругов, сохранивших чисто
Свой брачный долг, как требует закон,
За гимном вслед запели голосисто.

136. Так, думаю, терзаться осужден
Сонм душ, пока палит их пламень рьяный:
Таким лечением в ходу времен,[1146]

139. Закроются в них, наконец, и раны.[1147]

1. Пока мы шли так друг за другом краем,
Мой добрый вождь мне повторял не раз:
– Смотри, не будь мной тщетно предваряем.[1148]

4. Мой правый бок палило солнце в час, [1149]
Когда весь запад, залит ярким светом,
Из голубого белым стал для глаз.[1150]

7. И падала на пламень темным цветом
Тень от меня, – на диво там всему[1151]
Собранью душ, ходивших в пекле этом.

10. И признак сей был поводом к тому,
Что обо мне там все заговорило:
– Не призрак тот, кто так бросает тьму!

13. И многие, насколько можно было,
К нам подошли с условьем лишь одним —
Не стать туда, где пламя не палило.[1152]

16. – О, ты, что сзади двух, подолгу к ним,
A не по лени, пролагаешь тропу,[1153]
Ответствуй мне: мы жаждем и горим![1154]

19. Не только мне, но и всему здесь скопу,
Ответ твой жажду утолит полней,
Чем свежий ключ в пустынях Эфиопу.

22. Скажи: что значит, что ты свет лучей
Загородил собой, как бы ни разу
Еще не зрел злой смерти ты сетей?

25. Так мне сказал один из них, и сразу[1155]
Я б все открыл, не увлеки меня
В то время то, что тут явилось глазу.

28. Шел посреди пылавшего огня[1156]
Навстречу к этим сонм, подъемля пени,
И я стоял, к идущим взор склоня.

31. И видел я, как с двух сторон все тени
Сошлись, и как лобзались их семьи,[1157]
И разошлись от кратких наслаждений.

34. Так рыльцем к рыльцу, встретясь, муравьи
В ватаге черной сходятся средь луга.
Как бы справляясь про дела свои.[1158]

37. И расходясь из братского их круга.
Пред тем, как в путь пошел пришедший сонм,
Перекричать все силились друг друга —

40. Пришедшие: – Гоморра и Содом!
A эти: – В телку входит Пазифая,
Чтоб насладиться похотью с быком![1159]

43. Как журавли летят: одна их стая
К пескам, другая – в край Рифейских гор,[1160]
То холода, то солнца избегая, —

46. Так приходил и уходил здесь хор.
Подъемля с плачем те же восклицанья
И ту же песнь, что пели до сих пор.[1161]

49. И подошли ко мне из их собранья
Те, коими вопрос мне первый дан,
И полон был их образ ожиданья.

52. Я, видевший уж дважды скорбь их ран,[1162]
– О, души, – начал, – вам же обеспечен
Когда-нибудь вход в царство мирных стран,

55. Не бросил я, незрел, иль долговечен,
Там членов тела, но несу с собой
И кровь, и плоть, судьбой моей отмечен.[1163]

58. Иду ж я вверх, да прозрит взор слепой![1164]
Жена есть там: ее благоволеньем[1165]
Вношу в ваш мир я смертный груз плотской.

61. Но да свершится быстрым исполненьем
Цел ваших дум – в том крае обитать,
Где мир любви, где круг быстрей вращеньем![1166]

64. Имен своих, чтоб мог я их вписать,[1167]
Не скройте мне, и почему уходит,
Поведайте, тот сонм за вами вспять?

67. С каким тупым смущеньем взором бродит
Тот житель гор, который, груб и дик,
Весь онемев, впервые в город входит, —

70. Таким у всех теней смутился лик,
Когда ж замолк в них ужас изумленья
(С высоких душ оно спадает вмиг), —

73. – Блажен, о ты, кто, к нам вступив в владенья, —
Вновь начал тот, что первый говорил,[1168]
– Чтоб лучше жить, здесь копишь наблюденья!

76. Народ, нейдущий с нами, согрешил
На том, за что в триумфе Цезарь хором
Насмешников Царицей назван был.[1169]

79. Он прочь пошел, крича Содом с Гоморром,
Как слышал ты, и тем себя винит
И множит жар огня своим позором.[1170]

82. Был собственный наш грех – гермафродит! [1171]
Законов человеческих чуждаясь,[1172]
По-скотски жили мы, забывши стыд.[1173]

85. Зато народ сей, с нами расставаясь,
В бесчестье нам, кричит нам имя той,
Что осквернилась, под скотом скрываясь.

88. Так вот кто мы! вот в чем наш грех плотской!
Коль хочешь все узнать не мимолетно, —
Нет времени для повести такой.[1174]

91. Что до меня, – откроюсь я охотно;
Я Гвиничелли, очищаюсь здесь,[1175]
Заране там покаявшись несчетно.

94. Отдался чувству сыновей я весь,[1176]
Узревших мать в тот час, как приключилась
Ликурга скорбь (сравнюсь ли с ними днесь?),[1177]

97. Когда того мне имя вдруг открылось,
Отец кто мне, и тем, кто лучше нас,[1178]
В ком петь любовь искусство возродилось.

100. Глухой, безмолвный, в думу погрузясь.
Я долго шел, в него глаза вперивши.
Но подойти не смел, огня страшась.

103. Взор наконец виденьем усладивши,
Я отдался к его услугам весь,
Приветствием его к себе склонивши.

106. И он: – Все то, что ныне слышу здесь,
Кладет в меня столь сильный след, что Лета
Не смоет, все смывавшая поднесь.

109. Но коль не ложь – речь твоего привета,
Скажи мне: что причиной, что в твоих
Словах и взорах дышит страсть к нам эта?

112. И я: – Звук сладких ваших слов живых![1179]
Покуда длится говор человечий, —
Нам ни забыть чернил, писавших их!

115. И он: – Тот дух, что ждет с тобою встречи,
(И указал мне), лучше на земли
Ковал язык свой, мать родной нам речи.[1180]

118. Как в прозе фабул, так в стихах любви[1181]
Он выше всех, и свет пусть крик подъемлет
Лиможцу в честь, – ты крику не внемли![1182]

121. Под шум молвы суд правды в свете дремлет[1183]
И, ложное составив мненье, он
Ни разуму, ни вкусу уж не внемлет.

124. Так некогда прославился Гвиттон,[1184]
Из рода в род хвалим молвой беспечной,
Пока над ним суд не был изречен.

127. Но если так взнесен ты бесконечно,
Что путь открыт в обитель, в те места,
Где сам Христос – аббат над братьей вечной, —

130. То «Отче наш» прочти ты у Христа!
Насколько здесь, где кончилась ошибка
Греха, для нас нужна молитва та.[1185]

133. Чтоб место дать той тени, что так шибко
Стремилась к нам, он тут исчез в огне,
Как в лоне вод ко дну уходит рыбка.

136. Я, подошел к указанному мне,
Сказал, что я в моем душевном мире
Почет ему готовлю в тишине.[1186]

139. И сладостью запел он, как на лире:
Tan m'abellis vostre cortes deman*,
Qu'ieu no-m puesc, ni-in vueil a vos cobrire:

143. Je sui Arnaut, que plor et vai cantan;
Consiros vei la passada folor,
E vei jauzen la ioi qu'esper, denan.

145. Ara vos prec per aquella valor,
Que vos guida al som de l'escalina
Sovenha vos a teinps de ma dolor.

148. Тут поглотила тень огня пучина.[1187]

140. Так нравится мне милый ваш вопрос,
Что грудь мою я вам открою шире.

142. Я тот Арно, что здесь пою от слез
О прошлой пошлости при мысли горькой,
И жду, чтоб Суд мне вечный мир принес.

145. И я молю вас силой той высокой,
Что вас ведет на верх горы, о нас
Попомните в судьбе такой жестокой.