-- Конечно, нет, -- рассмеялась Флоранс.
-- Однажды вечером вы начинаете покашливать, не слишком сильно, но упорно и до тех пор, пока ваш дядя не забеспокоится и не упрекнет вас в беспечности, в том, что вы слишком легко одеваетесь. А отсюда недалеко и до мысли о новом манто.
-- Вот оно что! Значит, ты вовсе не была простужена? -- воскликнул Бретт.
-- Была, дядюшка, была. -- И Флоранс поцеловала дядю под общий смех учеников Квоты. -- Может, не так уж сильно, но и в самом деле я немножко кашляла.
-- Безошибочный прием -- заставить противника стрелять первым. А теперь четвертый: разжечь желание, но это уже детская игра.
После небольшого молчания Квота, улыбнувшись, добавил:
-- Однако не будем и преуменьшать мой вклад. До меня все эти пять этапов валили в кучу, этим и объясняется огромное количество неудач. Я же установил для каждого этапа ряд рефлексов, которые требуется вызвать у клиента и которые не дадут ему возможности сопротивляться или ускользнуть. Они перечислены по порядку на этих вот страницах.
Квота вручил шестерым своим помощникам, Флоранс, Бретту и Каписте брошюрки, в которых в согласии с семью категориями приводились примерные диалоги между продавцом и покупателем.
Боясь нагнать скуку на читателя нашего повествования, мы не приводим списка всех восьмисот семидесяти пяти вопросов и ответов. Любопытный читатель сможет, если захочет, изучить эту брошюру, находящуюся в Национальной тагуальпекской библиотеке, адрес ее: Хаварон XV, бульвар Президента Боонена, 1100, где она свободно выдается читателям...
Свой урок Квота закончил следующими словами:
-- Когда вы сами вызубрите этот научный труд, каждый из вас передаст свои знания семерым продавцам, находящимся под вашим началом, причем каждый из них, естественно, обязан знать лишь то, что касается его категории. Когда самый бездарный из наших продавцов будет в состоянии повторять их, как магнитофон, задумываясь лишь на две десятые секунды, не больше, когда, одним словом, он будет ставить вопросы и давать ответы так же механически, как он ходит и дышит, тогда мы перейдем к некоторым опытам in vitro [на опыте, в лабораторных условиях (лат.)], а потом уже внедрим их в жизнь, то есть в практику нашей торговли. Благодарю за внимание, сеньоры.
11
Тем временем каждый из сорока двух продавцов, отобранных за хорошую память, глупость и безличность, были, в свою очередь, в зависимости от их преобладающих свойств причислены к одной из семи категорий, и Квота тоже окрестил каждую категорию именем какого-нибудь животного: продавец-карп, продавец-попугай, продавец-леопард, продавец-крот, продавец-лисица, продавец-цапля, продавец-сокол. Затем в течение пяти недель их усиленно тренировали, добиваясь от них чисто механического усвоения ста двадцати пяти вопросов и ответов своей категории, которые они подавали бы не задумываясь, с автоматизмом кибернетической машины. Ко дню испытания in vitro они, казалось, были натасканы безукоризненно.
Из чувства товарищества Флоранс не захотела сидеть сложа руки. Она много потрудилась, чтобы наравне с продавцами освоить метод Квоты и стать настоящим экспертом. Бретт считал, что он слишком стар для всех этих новшеств. Да и Квота находил, что для директора фирмы это вовсе не обязательно. На Каписту он тоже не стал оказывать давления. Вначале тот относился к этому методу с полнейшим скептицизмом, за которым легко угадывалось скрытое опасение, что новая система, не дай бог, себя оправдает. Но после одного случая, о котором будет рассказано ниже, Каписта скрепя сердце признал ее ценность и тоже взялся за работу.
Настал день первых опытов, и Квота собрал своих помощников.
-- Сегодня утром, -- начал он, -- мы на несколько часов откроем витрины. Впустим в магазин первых клиентов, а когда они очутятся в "ловушке", будем все вместе их изучать. Вы сами отнесете каждого к соответствующей категории. Выберете подходящих продавцов. Укрывшись в нише торгового зала, мы будем наблюдать за ходом торговли. А затем обсудим и оценим наши первые опыты.
Для Бретта это был час волнений и страхов. Наконец-то можно будет на практике проверить, насколько эффективен новый метод, и тогда все воочию увидят, что оно такое: гениальное ли открытие или наглый обман. Все его тревожило, и прежде всего безнадежная тупость продавцов, которая, хоть он и старался переубедить себя в обратном, никоим образом не может служить залогом успеха вопреки уверениям Квоты.
-- Но все же с авторучкой придумано не очень остроумно, -- твердил он. -- Если требуется с такой точностью определить именно ту минуту, когда ее следует протянуть клиенту...
-- Это не труднее, чем поцеловать женщину, -- перебил его Квота. -- Она отворачивается, потом на секунду подставляет губы, снова от вас ускользает... Такие вещи угадываются сами собой, для этого университетов кончать не нужно.
-- Пусть, -- настаивал Бретт, нервически подергивая носом, -- но я все время думаю, какие эти кретины несчастные, которых вы отобрали...
-- Вот именно, вот именно, думать ни к чему, -- сказал Квота. -- Голова нас всегда губит. Да и в любви тоже...
Но переубедить Бретта ему так и не удалось.
-- А вы-то сами ими довольны? -- снова пристал Бретт, когда на витринах с глухим шорохом поднялись металлические жалюзи.
-- Пока механика их мышления еще слишком человеческая. Нам не удалось полностью подавить в них способность думать. Но постепенно мы этого добьемся.
Флоранс услышала эти слова, и у нее впервые мелькнула мысль, что во всем этом есть что-то недостойное. Только мелькнула, только ветерок возмущения пронесся в ее душе, возмущения этим беспредельным, подчеркнутым презрением к людям, но это длилось всего миг, и она даже не успела насторожиться, так как прозвенел звонок и Квота воскликнул:
-- Ого, несмотря на ранний час, клиент уже есть! Видите, нам дал знать о нем фотоэлемент. Потушите свет. Наблюдайте за "ловушкой".
Сквозь фальшивое зеркало видно было, как в "ловушке" ярко вспыхнул свет. Дверь была распахнута. И почти сразу же, стремительно, как будто его подтолкнула светящаяся стрелка и всосал свет, из прихожей появился мужчина. Не успел он переступить порог, как дверь за ним захлопнулась, словно от сквозняка. Одет он был то ли в форму, то ли в ливрею.
-- Да это же Эстебан! -- изумленно прошептала Флоранс.
Так звали швейцара, которого приставили встречать посетителей. Когда за ним захлопнулась дверь, он вздрогнул и попытался было ее открыть, но тщетно. Громкоговоритель в это время прогнусавил: "Вас сию минуту обслужат". Но это, видно, его не успокоило, и он с растерянным и озабоченным видом стоял, почесывая затылок.
-- Зачем он явился сюда, почему ушел со своего поста? -- возмутился Бретт.
Он сделал шаг к двери. Квота попытался его удержать.
-- Подождите, он же не виноват...
Но Бретт уже распахнул дверь в "ловушку".
-- Какого черта вам здесь надо?
-- Я, наверно... ошибся дверью, сеньор директор, -- пробормотал Эстебан. -- Я заблудился.
-- Проработав здесь пятнадцать лет? -- насмешливо спросила Флоранс.
-- Да понавесили здесь всяких стрелок, -- защищался швейцар. -- Как тут не сбиться с толку, сеньорита.
К ним подошел Квота.
-- А может, у вас просто появилось желание посмотреть педальный холодильник? -- спросил он с ласковой усмешкой.
-- По правде сказать... -- запинаясь, начал Эстебан и вдруг залился краской, -- я подумал... взгляну одним глазком... просто, чтобы знать...
-- Не оправдывайтесь, старина, это совершенно естественно.
Квота фамильярно взял его за руку и повел в торговый зал. Там он уселся на край письменного стола и, покачивая ногой, сказал:
-- Вам нравится ваша работа? -- И, не давая Эстебану ответить, продолжал: -- Если вы хотите остаться у нас, вам нельзя будет так часто отлучаться со своего поста.
-- Разве я отлучаюсь? -- запротестовал швейцар. -- Да, никогда...
-- Неправда, я же вижу, вы постоянно играете во дворе с другими швейцарами в пулиш. (Тагуальпекская игра в шары.)
-- Так это, когда никого нет. Я же не во вред...
-- Правильно, до сих пор это было не во вред, -- добродушно согласился Квота, покачивая ногой. -- Но теперь все переменится, -- неожиданно резко добавил он. -- И вам, Эстебан, придется работать, не щадя сил.
-- Как так? -- с опаской спросил тот.
-- Сколько вы сейчас получаете?
-- Четыреста песо в месяц.
-- А будете получать тысячу, -- пообещал Квота.
-- Тысячу? -- У Эстебана даже дух захватило.
-- Тысячу? -- переспросил Бретт сдавленным голосом и сделал шаг в направлении Квоты.
-- Со временем можете рассчитывать и на большее, -- спокойно сказал Квота.
Бретт побледнел, раскрыл было рот, но не смог вымолвить ни слова. Эстебан застыл, как соляной столб.
-- Естественно, при условии, -- продолжал Квота, словно не замечая реакции окружающих, -- если вы распрощаетесь со своими шарами.
-- А что же мне придется делать? -- убитым голосом спросил Эстебан.
