Бенедикт Спиноза - Этика

ПОЛОЖЕНИЕ XL

Кто вообразит, что другой ненавидит его, и не думает, чтобы он сам подал ему какую-нибудь причину для ненависти, тот будет взаимно ненавидеть его.

Кто вообразит, что другой чувствует ненависть, тот на этом основании и сам будет чувствовать ненависть (по пол. 21 этой части), т. е. (по схол. пол. 13 этой части) печаль, сопровождаемую идеей внешней причины. Но он (по предположению) не воображает никакой другой причины этой печали, кроме того лица, которое его ненавидит. Следовательно, потому, что он воображает себя ненавидимым кем-нибудь, он будет удручаться печалью, сопровождаемой идеей того, кто его ненавидит или (по той же схол.) будет его ненавидеть, – что и требовалось доказать.

Если кто-либо вообразит, что он дал основание для ненависти, то он (по пол. 30 этой части и его схол.) будет чувствовать стыд. Но это (по пол. 25 этой части) случается редко. Кроме того, эта взаимность ненависти может возникнуть оттого, что за ненавистью следует стремление делать зло тому, кого ненавидят (по пол. 39 этой части). Итак, кто воображает, что он ненавидим кем-нибудь, тот будет воображать его причиной какого-нибудь зла или печали; и поэтому он будет удручен печалью или страхом, сопровождаемыми идеей того, кто его ненавидит, как причиной, т. е. будет его ненавидеть, как было сказано выше.

Если кто-либо вообразит, что тот, кого он любит, испытывает к нему ненависть, то он будет чувствовать одновременно и ненависть, и любовь. Ибо поскольку он воображает, что он ненавидим любимым человеком, постольку он определяет (по пред. пол.) иметь к нему взаимную ненависть. Но (по предположению) он тем не менее любит его. Следовательно, он будет чувствовать одновременно и ненависть, и любовь.

Если кто-либо вообразит, что кто-нибудь, к кому он относился без всякого аффекта, причинил ему из ненависти какое-нибудь зло, то он тотчас же станет стремиться отплатить ему тем же злом.

Кто вообразит, что кто-нибудь питает к нему ненависть, тот также (по пред. пол.) возненавидит его и (по пол. 26 этой части) будет стремиться припомнить все то, что может причинить ему печаль, и будет стараться (по пол. 39 этой части) сделать ему это. Но (по предположению) первое, что он вообразит в этом роде, это – причиненное себе зло. Следовательно, он немедленно станет стремиться отплатить ему этим же злом, – что и требовалось доказать.

Стремление причинить зло тому, кого мы ненавидим, называется гневом; стремление же отплатить злом за причиненное нам зло называется местью.

Если кто-либо вообразит, что кто-нибудь любит его, и думает, что он не подал никакой причины к этому (что может быть по короля, пол. 15 и по пол. 16 этой части), то и он будет его любить.

Это положение доказывается тем же путем, что и предыдущее; см. также его схолию.

Если кто подумает, что он дал основание для любви к нему, то он будет хвалиться этим (по пол. 30 этой части с его схол.); это случается довольно часто. А противоположный этому случай, как мы сказали, бывает тогда, когда кто-либо вообразит, что кто-нибудь его ненавидит (см. схол. пред. пол,). Далее, эта взаимная любовь и, следовательно (по пол. 39 этой части), стремление делать добро тому, кто нас любит и кто (по пол. 39 этой части) стремится нам делать добро, называется благодарностью. Но мы видим, что люди гораздо более склонны мстить, чем платить благодеяниями за благодеяния.

Кто вообразит, что тот, кого он ненавидит, любит его, тот будет чувствовать вместе и ненависть, и любовь. Это доказывается тем же путем, как и первый королларий предыдущего положения.

Если ненависть перевесит, то он будет стремиться тому, кто его любит, причинить зло: аффект этот называется жестокостью, особенно если думают, что тот, кто любит, не подал никакой причины к ненависти.

Кто из любви или в надежде на славу делает кому-нибудь благодеяние, тот будет опечален, если увидит, что его благодеяние принимается без благодарности.

Кто любит какую-нибудь вещь, себе подобную, тот стремится, насколько может, сделать так, чтобы и она его любила (по пол. 33 этой части). Кто, таким образом, делает кому-нибудь благодеяние из любви, тот делает это, побуждаемый желанием, чтобы и его любили, т. е. (по пол. 34 этой части) в надежде на славу или (по схол. пол. 30 этой части) на радость; поэтому (по пол. 12 этой части) он будет стремиться, насколько может, воображать эту причину славы или представлять ее действительно существующей. Но (по предположению) он воображает иное, что исключает существование этой причины. Следовательно (по пол. 19 этой части), этим самым он будет опечален, – что и требовалось доказать.

Ненависть усиливается взаимной ненавистью и может быть, наоборот, уничтожена любовью.

Кто воображает, что тот, кого он ненавидит, чувствует к нему ненависть, у того по той самой причине возникает (по пол. 40 этой части) новая ненависть, в то время как (по предположению) еще продолжается прежняя. Если же, напротив, он вообразит, что тот чувствует к нему любовь, то, поскольку он воображает это, постольку (по пол. 29 этой части) созерцает себя с радостью и постольку (по пол. 29 этой части) будет стремиться нравиться ему, т. е. (по пол. 40 этой части) постольку будет стремиться не иметь ненависти к нему и не причинять ему печали. Это стремление (по пол. 37 этой части) будет больше или меньше по мере аффекта, из которого оно проистекает. И потому если это стремление будет больше того, которое возникает из ненависти и которое побуждает причинять печаль ненавидимой вещи (по пол. 26 этой части), то оно одержит перевес и уничтожит в душе ненависть, – что и требовалось доказать.

Ненависть, которая вполне побеждается любовью, переходит в любовь, и любовь отсюда бывает больше, чем была бы, если бы ей не предшествовала ненависть.

Это доказывается таким же образом, как и пол. 38 этой части. Ибо кто вещь, которую ненавидит или которую обыкновенно созерцает с печалью, начинает любить, тот радуется уже по тому одному, что он любит, и к этой радости, которая заключается в любви (см. опред. ее в схолии пол. 13 этой части), присоединяется еще другая, которая происходит оттого, что стремление устранить печаль, заключающуюся в ненависти (как мы показали в пол. 37 этой части) вполне поддерживается, сопровождаемое идеей того, кого ненавидели, как причиной.

Хотя все это в действительности так, однако же никто не будет стремиться ненавидеть или причинять печаль какой-нибудь вещи с тем, чтобы потом насладиться этой большей радостью, т. е. никто не пожелает, в надежде на вознаграждение вреда, нанести себе вред, и не пожелает заболеть в надежде на выздоровление. Ибо всякий всегда стремится сохранять свое существование и, насколько возможно, устранять печаль. Если бы можно было думать противоположное, что человек может желать ненавидеть кого-нибудь с тем, чтобы потом любить его большей любовью, тогда это значило бы, что он всегда будет желать ненавидеть его. Ибо чем больше будет ненависть, тем больше будет любовь, и поэтому он всегда будет желать, чтобы ненависть усиливалась более и более, и по этой же причине человек будет стремиться сильнее болеть, чтобы впоследствии наслаждаться большею радостью при восстановлении здоровья; а следовательно, он будет стремиться всегда болеть, – что (по пол. 6 этой части) абсурдно.

Если кто-либо вообразит, что кто-нибудь, подобный ему, питает ненависть к вещи, подобной той, которую он любит, то он его будет ненавидеть.