И последняя поправка – ее живость, непосредственность были свободны от того налета лицедейства, который Эмори усмотрел в Изабелле. Монсеньор Дарси сильно затруднился бы, как ее назвать – индивидуумом или личностью. Возможно, она была бесценным, раз в сто лет встречающимся сплавом того и другого.
Сегодня, в день своего первого большого бала, она, несмотря на свою умудренность, всего-навсего счастливая девочка. Горничная матери только что причесала ее, но она тут же решила, что сама сумеет причесаться гораздо лучше. От волнения она не может ни минуты посидеть на месте. Поэтому мы и увидели ее в этой неприбранной комнате. Сейчас она заговорит. Низкие модуляции Изабеллы напоминали скрипку, но доведись вам услышать голос Розалинды, вы бы сказали, что он мелодичен, как водопад.
Р о з а л и н д а. Честное слово, я только в двух нарядах чувствую себя хорошо – в кринолине и в купальном костюме. В том и другом я выгляжу очаровательно.
С е с и л и я. Рада, что выплываешь в свет?
Р о з а л и н д а. Очень, а ты?
С е с и л и я (безжалостно). Ты рада, потому что сможешь теперь выйти замуж и жить на Лонг-Айленде среди «наших молодых супружеских пар современного типа». Ты хочешь, чтобы жизнь у тебя была цепочкой флиртов – что ни звено, то новый мужчина.
Р о з а л и н д а. «Хочу»! Ты лучше скажи, что так оно и есть, и я в этом давно убедилась.
С е с и л и я. Уж будто!
Р о з а л и н д а. Сесилия, крошка, тебе не понять, до чего это тяжело быть… такой, как я. На улице я должна сохранять каменное лицо, чтобы мужчины мне не подмигивали. В театре, если я рассмеюсь, комик потом весь вечер играет только для меня. Если на танцах я скажу что-то шепотом, или опущу глаза, или уроню платок, мой кавалер потом целую неделю изо дня в день звонит мне по телефону.
С е с и л и я. Да, это, должно быть, утомительно.
Р о з а л и н д а. И, как назло, единственные мужчины, которые меня хоть сколько-нибудь интересуют, абсолютно не годятся для брака. Будь я бедна, я пошла бы на сцену.
С е с и л и я. Правильно. Ты и так все время играешь, так пусть бы хоть деньги платили.
Р о з а л и н д а. Иногда, когда я бываю особенно неотразима, мне приходит в голову – к чему растрачивать все это на одного мужчину?
С е с и л и я. А я, когда ты бываешь особенно не в духе, часто думаю: к чему растрачивать все это на одну семью? (Встает.) Пойду, пожалуй, вниз, познакомлюсь с мистером Эмори Блейном. Люблю темпераментных мужчин.
Р о з а л и н д а. Таких нет в природе. Мужчины не умеют ни сердиться, ни наслаждаться по-настоящему, а те, что умеют, тех хватает ненадолго.
С е с и л и я. У меня-то, к счастью, твоих забот нет. Я помолвлена.
Р о з а л и н д а (с презрительной улыбкой). Помолвлена? Ах ты, глупышка! Если бы мама такое услышала, она бы отправила тебя в закрытую школу, где тебе и место.
С е с и л и я. Но ты ей не расскажешь, потому что я тоже могла бы кое-что рассказать, а это тебе не понравится, тебе твое спокойствие дороже.
Р о з а л и н д а (с легкой досадой). Ну, беги, малышка. А с кем это ты помолвлена? С тем молодым человеком, который развозит лед, или с тем, что держит кондитерскую лавочку?
С е с и л и я. Дешевое остроумие! Счастливо оставаться, дорогая, мы еще увидимся.
Р о з а л и н д а. Надеюсь, ведь ты моя единственная опора.
Сесилия уходит. Розалинда, закончив прическу, встает, напевая. Потом начинает танцевать перед зеркалом, на мягком ковре. Она смотрит не на свои ноги, а на глаза, смотрит внимательно, даже когда улыбается. Внезапно дверь отворяется рывком и снова захлопывается. Вошел Эмори, как всегда очень спокойный и красивый. Секунда замешательства.
О н. Ох, простите! Я думал…
О н а (с лучезарной улыбкой). Вы – Эмори Блейн?
О н (рассматривая ее). А вы – Розалинда?
О н а. Я буду называть вас Эмори. Да вы входите, не бойтесь, мама сейчас придет… (едва слышно) к сожалению.
О н (оглядываясь по сторонам). Это для меня что-то новое.
О н а. Это – «ничья земля».
О н. Это здесь вы… (Пауза.)
О н а. Да, тут все мое. (Подходит к туалетному столу.) Вот видите – мои румяна, мой карандаш для бровей.
О н. Я не думал, что вы такая.
О н а. А чего вы ждали?
О н. Я думал, вы… ну, как бы бесполая – играете в гольф, плаваете…
О н а. А я этим и занимаюсь, только не в приемные часы.
О н. Приемные часы?
О н а. От шести вечера до двух ночи. Ни минутой дольше.
О н. Я не прочь войти пайщиком в эту корпорацию.
О н а. А это не корпорация – просто «Розалинда, компания с неограниченной ответственностью». Пятьдесят один процент акций, имя, стоимость фирмы и все прочее оценивается в двадцать пять тысяч годового дохода.
О н (неодобрительно). Холодноватое, я бы сказал, начинание.
О н а. Но вам от этого ни холодно ни жарко, Эмори, верно? Когда я встречу человека, который за две недели не надоест мне до смерти, кое-что, возможно, изменится.
О н. Забавно, вы держитесь такой же точки зрения на мужчин, как я – на женщин.
О н а. Я-то, понимаете, не типичная женщина… по складу ума.
О н (заинтригован). Продолжайте.
О н а. Нет, лучше вы – вы продолжайте. Вы заставили меня заговорить о себе. А это против правил.
О н. Правил?
О н а. Моих правил. Но вы… Ах, Эмори, я слышала, что вы блестящий человек. Мои родные так много от вас ждут.
О н. Это вдохновляет!
О н а. Алек говорит, что вы научили его думать. Это правда? Мне казалось, что на это никто не способен.
О н. Нет. На самом деле я очень заурядный. (Явно с расчетом, что это не будет принято всерьез.)
О н а. Не верю.
О н. Я… я религиозен… я причастен к литературе, я… даже пишу стихи.
О н а. Вольным стихом? Прелестно! (Декламирует.)
Деревья зеленые,
На деревьях поют птицы,
Девушка маленькими глотками пьет яд,
Птица улетает, девушка умирает.
О н (смеется). Нет, не такие.
О н а (неожиданно). Вы мне нравитесь.
О н. Не надо.
О н а. И такая скромность…
О н. Я вас боюсь. Я любой девушки боюсь – пока не поцелую ее.
О н а (назидательно). Сейчас не военное время.
О н. Значит, я всегда буду вас бояться.
О н а (не без грусти). Видимо, так.
Оба минуту колеблются.
О н (обдумав все за и против). Я понимаю, это чудовищная просьба…
О н а (заранее зная продолжение). После пяти минут знакомства.
О н. Но прошу вас, поцелуйте меня. Или боитесь?
О н а. Я ничего не боюсь, но ваши доводы как-то не убеждают.
О н. Розалинда, я так хочу вас поцеловать.
О н а. Я тоже.
Поцелуй – долгий, на совесть.
О н (переводя дух). Ну как, удовлетворили свое любопытство?
О н а. А вы?
О н. Нет, оно только-только проснулось. (Видно, что он не лжет.)
О н а (мечтательно). Я целовалась с десятками мужчин. Впереди, скорей всего, еще десятки.
О н (рассеянно). Да, это вы могли.
О н а. Почти всем нравится со мной целоваться.
О н (спохватившись). Господи, а как же иначе! Поцелуйте меня еще, Розалинда!
О н а. Нет, мое любопытство обычно удовлетворяется с первого раза.
О н (обескуражен). Это правило?
О н а. Я создаю правила для каждого случая.
О н. У нас с вами есть кое-что общее – только я, конечно, намного старше и опытнее.
О н а. Вам сколько лет?
О н. Скоро двадцать три. А вам?
О н а. Девятнадцать – только что исполнилось.
О н. Вы, надо полагать, продукт какой-нибудь фешенебельной школы?
О н а. Нет, я, можно сказать, сырой материал. Из Спенса меня исключили, за что – не помню.
О н. А вообще вы какая?
О н а. Ну – яркая, эгоистка, возбудима, люблю поклонение…
О н (перебивая). Я не хочу в вас влюбиться.
О н а (вздернув брови). А вас никто и не просил.
О н (невозмутимо продолжает). Но, вероятно, влюблюсь. У вас чудесный рот.
О н а. Чш! Ради бога, не влюбляйтесь в мой рот. Волосы, плечи, туфли – что угодно, только не рот. Все влюбляются в мой рот.
О н. Не удивительно, он очень красивый.
О н а. Слишком маленький.
О н. Разве? По-моему, нет.
Снова целует ее, также на совесть.
О н а (слегка взволнованная). Скажите что-нибудь милое.
О н (испуганно). О господи!
О н а (отодвигаясь). Ну и не надо – если это так трудно.
О н. Начнем притворяться? Уже?
О н а. У нас для времени не такие мерки, как у других.
О н. Вот видите – уже появились «другие».
О н а. Давайте притворяться.
О н. Нет, не могу – это сантименты.
О н а. А вы не сентиментальны?
О н. Нет. Я – романтик. Человек сентиментальный воображает, что любовь может длиться, – романтик вопреки всему надеется, что конец близко. Сентиментальность – это эмоции.
