— Костя, — сказала Наташа.
— Да?
— Сядь, — она показала на диван рядом с собой.
Он поставил чайник на стол. Но тут же поправился и переставил его на фаянсовую подставку.
— Я читал где-то, — сказал Попов, — что благородный человек берет всегда чуть-чуть меньше, чем ему положено…
Она взяла его руку в свои ладони.
Кажется, он этого не заметил.
— …А отдает, наоборот, чуть-чуть больше, чем положено… — сказал он.
Она нежно гладила его руку.
Он обернулся к ней, печально улыбнулся.
— Верно, Наташенька?
— Костя! — сказала она.
Он замолчал.
— Почему мужчины такие болваны? — спросила она.
Он не смотрел на нее. Видел только собственную руку, которая лежала в ее ладонях.
— Я люблю тебя, — сказала Наташа. — Слышишь? Я тебя люблю…
Муж Наташи, Сережа Васильев, стоял в очереди у книжного магазина.
Очередь была на улице и двигалась чрезвычайно медленно.
На пороге магазина появилась решительная девица в синем халате.
— Не стойте, — сказала она. — Ровно в семь закрываю.
Часы на столбе показывали без десяти семь.
Очень медленно двигалась очередь.
Очень волновался Сережа Васильев.
Большая стрелка на часах коснулась цифры «12» именно в тот момент, когда Сережа подошел к двери магазина.
— Все, — сказала ему девица, — будьте здоровы.
На лице Сережи была великая печаль.
— Я умоляю, — сказал он.
Девица удивленно посмотрела на него. Она привыкла, что покупатели чаще всего скандалят, иные, бывает, заигрывают, некоторые даже канючат, но к таких словам девушка не привыкла.
— Ишь ты! — усмехнулась она. Сознание, что в ее лишь власти пропустить или не пропустить этого парня, было ей приятно. — Стихами увлекаетесь? — спросила она.
— Не я, — объяснил Сережа. — Жена… Она о Цветаевой сколько лет мечтает… Продавщица с любопытством его разглядывала. И вдруг посторонилась, пропуская парня в магазин.
— Ишь ты, — сказала она. — Кто-то еще своих жен любит… Чудеса!
…С томиком стихов в руке Сережа Васильев вбежал в квартиру.
— Наташа! — крикнул он.
Ему не ответили.
— Наташенька! — повторил он.
В передней появилась Вера Захаровна.
— Ее нет, — сказала она.
— Звонила? — спросил Сережа.
— Нет.
…Втроем — Вера Захаровна, Павел Романович и Сережа — ужинали на кухне.
Все молчали.
Сережа чему-то улыбался.
— Цветаева — это большая редкость! — сказал он.
Вера Захаровна кивнула…
…Сережа сидел в своей комнате и читал книгу. Вошла Наташа.
Он бросился к ней.
— Наташа, я Цветаеву купил!
Она рассеянно улыбнулась.
Он ее обнял. Стал целовать.
— Здорово, да? — говорил он. — Ты мечтала, правда?
— Мечтала, — рассеянно ответила она.
Он целовал ее, а она стояла неподвижно, не шевелясь, будто окаменела.
— Я сейчас, — неожиданно сказала Наташа и вышла из комнаты.
…Теперь в кухне были Вера Захаровна, Павел Романович и Наташа.
— Вера, — терпеливо сказал Павел Романович. Он, видимо, хотел ей что-то объяснить.
Она резко обернулась к нему.
— Bce, что ты можешь мне сказать, я знаю! — бросила она.
Григорьев вздохнул. И тихо вышел за дверь.
В кухне остались мать и дочь.
Они молчали.
— Наташенька, — из глубины квартиры позвал жену Сережа Васильев.
Она не отозвалась.
— У твоего мужа золотое сердце! — резко сказала дочери Вера Захаровна.
Наташа пожала плечами.
— Золотое, — согласилась она. — Золотое… Ну и что?
…Сережа Васильев лежал в постели — в их комнате, на их широком двуспальном диване.
Он улыбался.
— Наташенька, — позвал он. — Где ты?
…Она сидела на кухне и плакала.
— Наташенька! — донеслось сюда.
— Иду, — сказала Наташа, не поднимаясь с места. — Иду…
В шестом классе «А» шел урок.
Учительница объясняла новое задание.
А тем временем мальчик Костя Попов что-то заворачивал в бумажки, надписывал их и рассылал по рядам.
Вот получил один ученик. В бумажку был вложен рубль и записка: «Мой долг за Ленинград. Попов». Ученик удивился. Посмотрел на Попова. Тот сидел, надменный, невозмутимый.
Получил записку с рублем толстый Петька Федотов. В ней написано: «Подавись, скотина». Петька побагровел весь.
Получил записку и Володя Азаров. Как ошпаренный посмотрел на Костю Попова:
…Во время перемены в школьном дворе Азаров и Костя Попов стояли друг против друга в окружении ребят.
— …Дурак, — говорил Азаров. — За что ты ребят обидел?
— Почему обидел? За меня вносили… Я отдал…
— Так не отдают, — сказал Азаров.
— А как отдают? — спросил Костя.
— Не знаешь? — спросил Азаров.
— Нет, не знаю, — сказал Костя.
— Это… — сказал Азаров. — Ну все равно что плюнуть ребятам в лицо.
— Почему? — спросил Костя.
Однако толком объяснить Азаров не умел. Он стоял, пыхтел, и лицо его было страдающим.
А Костя, наоборот, был сейчас совершенно спокоен. И абсолютно уверен в себе.
…В это время к школе бежала девочка. Вбежала во двор. Увидела толпу ребят. С краю стоял толстый Петька Федотов. Задыхаясь, девочка спросила, его:
— Костя… Где Костя?
— Не мешай, Ленка, — сказал Петька. — Брат занят.
— Пусти! — крикнула девочка.
Но Петька расставил ноги и спиной загородил ей дорогу.
Она забарабанила кулаками по его спине.
— Пусти!.. Костя!.. — крикнула она.
Все обернулись. Толпа расступилась.
Она бросилась к Косте, вцепилась в него.
— Ну чего тебе? — сердито спросил Костя. — Чего надо?
— Папа… — сказала Лена и замолчала. Очень трудно было это произнести. — Папа… умер…
На кафедре была одна Наташа. Сидела и что-то печатала на машинке. Вошел незнакомый студент. Остановился у порога.
— Да? — сказала Наташа, подняв голову.
— Константин Иванович будет сегодня? — спросил студент.
— Нет, сказала Наташа. — Ни сегодня, ни завтра… На конференции… Студент кивнул. Он потоптался на пороге.
— Тогда я оставлю… — сказал он и положил на стол свернутый лист ватмана.
— Оставьте, — сказала Наташа.
В это время открылась дверь, и в комнату вошел Попов.
— Какими судьбами? — удивилась Наташа. — Уже кончилось?
— Нет, — сказал Попов и вопросительно обернулся к студенту.
— Вот принес… — сказал тот.
— Хорошо, — сказал Попов. — Идите. Я погляжу.
— До свидания, — попрощался студент.
— До свидания, — ответил Попов.
Студент вышел.
— Ты чего приехал? — спросила Наташа. — Забыл что-нибудь?
Попов молчал.
Костя, — сказала Наташа. — Что-нибудь случилось? — в голосе ее прозвучало беспокойство.
Он пристально смотрел на нее.
— Я очень… хотел тебя видеть, — после долгой паузы произнес он. — Сегодня. Сейчас.
На секунду лицо ее застыло, но тут же расцвело от счастья.
— Костенька, — шепнула она.
А он, кажется, никогда еще в жизни не испытывал такой растерянности, такого смятения…
— Мне необходимо было… немедленно… тебя увидеть, — тихо, угрюмо, почти враждебно повторил он и вдруг, опустившись перед ней на корточки, стал целовать ее руки.
Наташа и Попов лежали рядом.
Он гладил ее волосы.
— Костенька, — сказала она. — Родной мой…
Задумчиво он произнес:
— Знаешь, я и прежде, бывало, увлекался женщинами… Цветы, конфеты… Но прежде я никогда не выключал свой мозжечок…
Приподнявшись на локте, она слушала его.
— …Свою кибернетическую машину, — сказал он. — Потому что… понимаешь… я всегда боялся перед женщиной… разоружиться…
— Но это же ужасно, Костенька, — произнесла она после паузы.
— Что? — он понял по-своему. — Что вдруг потерял голову, всякий контроль над собой?.. Но потому, наверное, что люблю тебя…
Она внимательно его рассматривала.
— Да, люблю, — повторил он. — Люблю!.. Слышишь? — он страстно, горячо стал целовать ее руки, плечи.
Не отрываясь, смотрела она на Попова.
— Костенька, — очень тихо произнесла Наташа, — ты меня уговариваешь… или, — она горько улыбнулась, — или… самого себя?
По длинной аллее парка бежали двое. Бежали небыстро, тренировочной трусцой — теперь это называется: убегать от инфаркта. Бегуны приблизились к нам, и мы узнали Павла Романовича Григорьева и Степана Гавриловича Никитинского. На обоих были трикотажные спортивные костюмы.
— Дышите носом, — на ходу посоветовал Григорьев.
— Не разговаривайте, — попросил Никитинский. — Пыхтите как паровоз.
— Сейчас… придет… второе дыхание, — с трудом вымолвил Григорьев. Он действительно задыхался.
В конце аллеи находилась скамейка. Никитинский добежал, сел на нее. Григорьев с великим облегчением опустился рядом.
