никак не надо. Тогда можно навсегда остаться в заснеженных камышах с пулей в затылке. Не зря же с ними уполномоченный… А он уже показал, что люди для него — мусор.
Охотник вздохнул и потянулся к кисету Степана. Как не ломай голову, ответы на вопросы могло дать только время. Жар костра нагрел мокрый полушубок, глаза слипались, накопленная усталость превращала реальность в пограничное состояние между сном и явью. Через несколько часов они проснутся от холода, постели из еловых лап и остывшие угли костра накроет снег, а впереди их будет ждать не отдых, а многие версты заболоченных владений Оби, новые тревоги и полная неизвестность в конце пути, от которой не стоит ждать ничего хорошего.
Почему-то во все времена, от создания первого человека до наших дней, люди очень хорошо знают и описывают муки ада, но многие не в состоянии даже представить, что ждет человека в раю. Образы вечного счастья не доступны нашему воображению, в то время как страдание и боль понятны и ясны.
* * *
Тысячи лет назад берега Оби покрывали густые, темные леса. Стройные кедры поднимались по холмам высоко в небо, верхушки могучих крон впитывали в себя солнечный свет, не пропуская лучи под сплетение ветвей, а внизу, под кронами, в зарослях папоротника, всегда было сумрачно и влажно. Еще в этих местах было много чистых лесных озер, дно которых постепенно заполнялось миллиардами опавших иголок и листьев. Столетиями тайга жила своей неторопливой жизнью, дожди сменялись снегами, а снега дождями, растения продолжали рождаться и умирать, но каждое мгновение в природе леса проходили незаметные глазу изменения.
От порывов шквального ветра и тяжести снегов мертвые деревья с треском ложились на землю в густые, мокрые папоротники и начинали гнить, вбирая в себя дождевую или талую воду. Стволы и ветви, сгнивая, распадались на куски, все плотнее прилегая к другим гниющим деревьям, сверху на них падали новые, а ежегодные разливы Оби наносили в пустоты вязкий ил. На черной каше пластами разрастались тяжелые мхи, образуя зыбкую, ложную сушу. С веками мхи покрыли темно-зеленым ковром огромные пространства и спрятали под собой перегной густых лесов, заросшие озера и береговую линию. Теперь у русла реки на многие сотни верст простирались торфяные болота, слишком молодые, чтобы быть надежными. Весной, разбухая от талой воды, они превращались в непроходимые топи.
По утрам над болотами лежали густые туманы. В полной тишине иногда что-то булькало, трясина с шумом выпускала воздух и, казалось, что болота дышат, словно единое бескрайнее живое существо. В клубах бело-серого тумана сразу принимались на веру рассказы стариков о том, что топи оставили нетленным тело отшельника Петра, но украли и растворили в себе его душу, и теперь живут его мыслями, страхами и тоской.
Позже туманы рассеивались, и наступал серый, бессолнечный день. Покрытые снегами мхи колыхались под ногами, журчала вода, и с каждым шагом сердце замирало, а спина покрывалась мелкими капельками пота. Казалось, что именно сейчас, с этим шагом, мхи разойдутся и человек, не успев даже крикнуть, с головой уйдет в бездонную, черную, вонючую жижу. Но мысли на этом не останавливались и шли дальше. Почему-то казалось, что первое, что он увидит после смерти, когда легкие до горла забьются перегнившими листьями и грязью, будут мертвые глаза отшельника.
Как идти? Куда идти? Карта новая, знаков нет, ничего нет. Четырьмя маленькими точками они медленно продвигались в густых туманах по огромному пространству речной долины, полагаясь только на опыт и охотничий инстинкт Кузьмича. Топограф отмечал пройденный путь свежими вехами, выставляя их в створ, но каждый знал, что вернуться им будет еще труднее, чем дойти. Лед под мхами начал таять, пустоты под кочками блуждали и там, где они вчера устраивали надежный привал, завтра могла скрыться в трясине целая деревня. Тайга освобождалась от сугробов, туманы с тихим шипением растворяли многие тысячи тонн снега, и теперь даже уполномоченный понимал, что через считанные дни их возвращение превратится в иллюзию.
Унылая, безрадостная картина царства мхов, сухого камыша и снегов до самого горизонта. Иногда им попадались чьи-то метки — выцветшие лоскуты тряпок на ветвях чахлых осин. А один раз они нашли среди заснеженных кочек следы давней стоянки — ржавый котелок, такой же ржавый нож с костяной рукояткой и истлевшее ватное одеяло, не понятно как попавшее сюда, на край света. Там же кругом валялись позеленевшие стреляные гильзы от винтовки, а на стволе одинокой березы виднелась прибитая стрелка, собранная из веток. Через заросли сухого камыша они прошли в указанном направлении, но через десяток метров наткнулись на черную воду заросшего мхами озера. Когда-то здесь разыгралась немая трагедия, подробностей которой уже никто никогда не узнает. Еще они находили полузатопленные, вмерзшие в лед бревна старой гати, но все давно развалилось и сгнило, и сейчас остатки разрушенной дороги вели в никуда, в топи.
Ближе к берегу стали попадаться островки настоящей суши. На одном из таких островков когда-то, очень давно, два купца, братья Елизаровы, построили торговую факторию. Место было выбрано крайне неудачно. Дальше на север, вниз по течению, проходили границы арктической тундры, там простирались те же болота, и, кроме глубоких снегов и вечной мерзлоты, ничего не было. Для любого здравомыслящего человека вся торговля начиналась и заканчивалась только на юге. Там, на берегах великой реки, в тишине стояли густые кедровые леса, там водились горностай, куница и соболь, а местные манси молились медвежьим головам, выставленным по углам стойбища, и каждый вечер оплакивали уходящее солнце. Больше всего на свете они ценили уход от действительности и почти по весу меняли спирт на серебристо-черные и рыжие меха.
Там, на юге, кто-то за один сезон неким волшебным образом зарабатывал капитал на всю оставшуюся жизнь, а кто-то напротив — разорялся. С годами, на берегах таежных рек вырастали сотни факторий, — многие предпочитали рисковать, осваивая новые территории. Но ставить факторию в болотах устья Назино было уже не риском, а безумием.
Кто знает, может быть, братья выбрали этот гиблый край для обмана кредиторов, занимая товары и деньги под якобы перспективное дело, может, они хотели иметь перевалочную базу для лодок с товаром, зимовье на пути к Обской губе. А может, они просто решили, что надо быть там, где других пока нет, — причины уже неизвестны, зато хорошо известен результат.
Как-то весенним вечером к заросшему камышом берегу причалили груженые лодки. Всю ночь на покрытой лесом возвышенности горели костры, а с первыми лучами солнца застучали топоры и зазвенели пилы. Братья
