Эрэнчин провел день в тревоге. Он не мог понять, куда пропал Бато. Обошел всех знакомых, но мальчика не нашел. До вечера простоял он у хашана. Увидев подходившего Бато, он бросился ему навстречу.
- Где ты пропадал? Разве можно покидать дом в такое тревожное время?
- Папа. Мой папа... - только и мог проговорить Бато.
Успокоившись, он рассказал учителю о встрече с отцом.
- В народе говорят: "Если жив будешь, и из золотой чаши напьешься". Ты обязательно встретишься с отцом, - уверил его Эрэнчин.
Вечером к ним зашел один из учеников и рассказал последние новости.
- Учитель, все говорят, что этот барон Унгерн является пятым перевоплощением нашего богдо и будто бы это утверждает сам богдо. Странное какое-то перевоплощение. Как бы думаете?
Эрэнчин иронически рассмеялся.
- Это нашему богдо померещилось, когда он слишком хватил водки. Наша Монголия натерпелась и от одного богдо, а если их будет два, пожалуй, мы не вынесем.
Как-то к Эрэнчину пришел тибетский лама, с которым он вел богословский спор. Они проговорили до поздней ночи. В заключение беседы Эрэнчин сказал:
- Когда подумаешь обо всем, что сейчас творится, то приходишь к мысли, что наша религия - сплошной обман.
- Что вы говорите? Вы бредите.
- Вовсе нет, я набираюсь ума.
- О, вам надо уехать, пока не поздно, в Тибет. Иначе вас ждет гибель. Ваши речи - это же богохульство! - Тибетский лама сухо поклонился и вышел.
Лучшие свои годы посвятил Эрэнчин изучению буддийских канонов. Если погрузить прочитанные им богословские книги на арбу, то она будет полна доверху. Однако в последнее время ему стало казаться, что вся его жизнь потрачена впустую. Буддийская религия учит, что надо воздерживаться от всех устремлений и желаний и дожидаться нирваны. Но ведь если все будут воздерживаться от поисков истины, то человечество придет к гибели. Выходит, учение Будды направлено против жизни? Выходит, религия, якобы пекущаяся о счастье всех людей, желает им гибели?
Эрэнчин хорошо знает, что ученики Будды придумали много способов держать верующих в покорности. Однако сами они не отказывались от своих желаний на земле. Наконец договорились до того, что барон Унгерн, который уничтожает тысячи человеческих жизней, является одним из святых. Это же настоящее кощунство!
И вот Эрэнчина все чаще стал преследовать вопрос: "А что ты сделал для счастья людей?" И он отвечал: "Ты ничего не сделал. Занимался пустыми диспутами, от которых ни одному голодному и страдающему человеку не стало лучше". Эрэнчин углубился в чтение богословских книг, но чем больше он читал, тем больше его одолевали сомнения.
- Бато! А ты веришь в богов? - спросил он как-то ученика.
Бато с удивлением посмотрел на своего учителя. Что за странный вопрос задает он ему? Эрэнчин печально улыбнулся и вздохнул.
- Нет ничего тяжелее, Бато, чем потерять веру, - сказал он, - но и впрямь, зачем я это тебе говорю? Ты еще ничего не понимаешь.
Как-то Эрэнчин и Бато вышли на улицу. К ним подошла женщина. Протягивая Эрэнчину коробку спичек, женщина попросила благословить ее.
- Я не знаю, что такое благословение, - ответил Эрэнчин.
15
В середине большого зала, где пахнет благовонными тибетскими свечами, стоит большое, богато отделанное бронзой кресло - подарок русского царя. На нем восседает богдо, похожий на глиняного божка.
Из вмонтированного в кресло музыкального инструмента слышна музыка. Но богдо, видимо, не слушает ее.
Два невидящих глаза богдо уставились в одну точку, изредка губы богдо-хана кривятся в усмешке. В зал вошел придворный лама и доложил:
- Ваша светлость, поступили многочисленные донесения о том, что изгнанные из Урги по вашему велению гамины по пути отступления отнимают у аратов скот и имущество, не останавливаясь перед убийствами.
Богдо зевнул.
- А чем же, по-твоему, они еще должны заниматься, раз отступают? Прекрати лучше этот надоедливый шум, - сказал правитель, показывая на кресло.
Лама нагнулся, выключил музыку и снова доложил:
- Ваша светлость, во дворец прибыли министры и ноёны вашего великого государства, они ждут вас.
- Мне сейчас некогда. Лучше позови сойвона Данига, - буркнул богдо.
Вошел сойвон Данига и опустился перед богдо на колени.
- Это Данига? - спросил богдо, поворачивая лицо к вошедшему.
- Да, мой повелитель.
- Ты знаешь ламу Эрэнчина?
- Да, мой повелитель.
- А ты знаешь, что этот ничтожный червь день и ночь хулит меня?
- Знаю, мой повелитель. Я об этом уже несколько раз докладывал вам.
- Так вот, он уже прожил свой век. Понял? Уходи.
- Понял, мой повелитель, - ответил сойвон и вышел.
В начале прошлой зимы Жамбал и Цамба приехали на несколько дней в Ургу, да тут и застряли - гамины после первого нападения унгерновцев на город никого не выпускали. Жили они в Гандане у знакомого ламы. Дел у них не было, и они каждый день играли в карты. Им не везло, они влезли в долги. Пытались поправить свои дела за счет китайских торговцев, вымогая у них деньги, но и этими деньгами не смогли погасить долги.
Как-то вечером в предместье Урги они познакомились с сойвоном Данига. Тот пригласил их к себе, угостил водкой, жареным мясом и кумысом. Все это было неспроста. Данига решил убрать Эрэнчина их руками.
- Есть у вас желание заслужить милость богдо? - спросил он их за столом.
- А как это можно сделать? - разом спросили оба монаха.
Данига некоторое время молчал, потом пристально посмотрел на обоих.
- Кто из вас знает ламу Эрэнчина из Гандана?
- Я знаю, - ответил Цамба.
- Так вот, по повелению богдо он уже достиг конца своей жизни, - сказал Данига.
Жамбал немигающими глазами посмотрел на Данига.
- Значит, его надо убрать? - прямо спросил Жамбал.
- Да.
- Но мы ведь ламы, мы должны подумать и о нашем будущем, - сказал Жамбал.
Данига налил водку в чашки и, взяв свою, стал медленно пить.
- Каждый получит по сто золотых.
Услышав это, Цамба даже вздрогнул. Такие деньги на улице не валяются. Он довольно улыбнулся.
- Если его светлость... - начал Цамба, но Жамбал, подмигнув, прервал товарища:
- Мы не можем взять на наши души такой большой грех.
Данига улыбнулся.
- Хорошо, получите по сто пятьдесят золотых.
Цамба сидел как на иголках. Он считал, что торговаться дальше опасно. Сойвон может рассердиться и, чего доброго, прогнать их. Но Жамбал не сдавался.
- Это будет грех, которого боги не простят, - сказал он.
- По двести золотых, и все, - решительно сказал Данига и встал.
Жамбал вытер с лица пот.
- Если это повеление его светлости, мы подчиняемся, - сказал он.
На следующий день поздно вечером Эрэнчин и Бато вышли погулять на окраину Гандана.
Заливались лаем ургинские собаки, на небе уже выступили звезды, с северо-запада дул холодный ветер. За несколько шагов ничего не было видно.
- Какая темная ночь, Бато. Ты в такую ночь сторожил овец? - спросил Эрэнчин.
- Летом сторожил.
- А я в такую ночь сторожил лошадей и однажды чуть не наткнулся на волка.
Эрэнчин в последнее время охотно рассказывал о своем детстве. Эти рассказы рождали у него два чувства. С одной стороны, ему казалось, что его детство было самым лучшим периодом в его жизни, и эти воспоминания доставляли ему радость, а с другой - ему было очень обидно, что такую жизнь он сменил на изучение буддизма, который завел его в тупик.
- А ты, Бато, когда-нибудь сделал что-нибудь полезное для людей? спросил Эрэнчин.
Бато замялся, он не знал, что ответить.
- Как по-твоему, долго ли служит верблюжий хомут? - неожиданно спросил Эрэнчин.
В молодости Эрэнчин сделал несколько верблюжьих хомутов. И теперь, когда думал, какую же пользу он принес, память ему ничего не подсказывала, кроме этих хомутов.
- Нет, учитель, они не долго служат, а когда начинают изнашиваться, их просто выбрасывают, - ответил Бато.
Эрэнчин глубоко вздохнул, ответ ученика его огорчил, но откуда было знать Бато, что учитель был бы рад другому ответу?
Они прошли еще несколько шагов. Неожиданно из-за молитвенного цилиндра выскочили два человека. Мгновение - и Эрэнчин упал от удара по голове. Нападавшие хотели еще раз ударить лежавшего, но послышались чьи-то голоса, и они скрылись.
Все это произошло настолько быстро, что Бато даже не успел закричать. Только теперь, наклонившись над учителем, он стал звать на помощь.
На крик Бато прибежали люди. Одни из них понесли Эрэнчина домой, другие поспешили на поиски преступников. Но их усилия оказались безрезультатными.
На другой день весь Гандан уже знал, что на Эрэнчина было совершено нападение.
Только к полудню пострадавший пришел в себя. Он медленно открыл глаза и оглядел стоявших возле его постели учеников.
- Не осуждайте меня, если я вас учил не тому, чему нужно. Я ведь сам, оказывается, заблуждался.
Когда ученики разошлись и возле больного остался только Бато, Эрэнчин спросил:
