- Иди же сюда, Марианна. Мама все знает.
Мама все знает. Что знает она? Марианна сжалась еще больше, свернулась клубком, шариком. Никто теперь не может ее видеть, она уже не ежик, а шарик, жесткое ядрышко в скорлупе. Но внутри, под скорлупой, Марианна думает. Мама... что она знает?
- Про вмятину. Про то, как ты металась в жару. И про папу.
Какая-то сила распирает ядрышко изнутри. Скорлупа вот-вот лопнет. Но нет, ядрышко только еще меньше стало и жестче. Что может знать мама?
- Про лето.
Про лето? Как? Не может она это знать!
- Маме ведь тоже когда-то было шесть лет.
Нет! Ничего мама не знает. Никто ничего не знает. И никто не видит меня. Тогда, летом, никто меня не видел...
Папин голос с улицы:
- Ма-ри-ан-на!
Голос Енсена. И тут же опять папин голос:
- Подумаешь, какая-то вмятина!..
Ядрышко. Марианна уже не ядрышко. Марианна уже не ежик. Мама шепчет в дверь гаража:
- Это все из-за того лета...
Нет больше ежика. Марианна - мышка. Мамин мышонок.
- П-и-и-и-и!.. - пискнула Марианна.
ПЕТ И ЛИСЕ
Пудель Пет, принадлежавший семье начальника станции, слыл самой умной собакой во всей округе. Он сам ходил на почту и приносил домой письма и газеты. Он шел, гордо задрав голову и осторожно переставляя лапы. Четвероногий почтальон складывал корреспонденцию на низкий столик, а сам стоял и смотрел, как члены семьи распечатывают письма и разворачивают газеты.
- Почти как человек, - говорили все о нем.
- Совсем как человек, - говорила жена начальника станции.
- Почти как человек, только читать не умеет, - утверждал местный учитель, часто бывавший в их доме.
- Кто знает, - возражала жена начальника станции. Она говорила с оттенком легкой горечи. Когда-то у нее было двое детей: мальчик и девочка. Когда мальчику было три года, случилось несчастье: он споткнулся о рельсы, и его задавил поезд.
И дочка начальника станции, Лисе, тоже не умела читать, хотя ей было уже десять лет. Поэтому-то учитель так усердно посещал дом начальника станции. Он занимался с девочкой частным образом. Лисе была славная, смышленая девочка, но вот читать никак не могла научиться.
- Лисе не понимает, как нужно складывать буквы в слова, - объяснял учитель. - Бывает, что некоторым это никак не дается, и об этом написано множество толстых книг.
- Научиться читать может каждый, просто ты плохо учишь, - отвечала на это жена начальника станции. - Был бы жив наш Петер, читал бы нам вслух по вечерам. Ведь ему было бы уже одиннадцать лет и он бы читал лучше всех.
Учитель соглашался. Он верил всему, что говорили о Петере, которого он сам не знал.
- Был бы жив наш Петер, он бы и Лисе научил читать, - твердила жена начальника станции.
Учитель и тут не возражал. Он вообще редко возражал.
Начальник станции был худым и мрачным. Мрачным он стал под бременем дум. Ведь мальчик упал на его рельсы и попал под его поезд. С того рокового дня над его профессией железнодорожника нависло проклятие. Его постоянно терзало чувство вины. Не следовало напоминать ему так часто о его неискупимой вине. Однако жена этого не понимала. Она твердила об этом днем и ночью. Он потерял не только аппетит, но и вообще вкус к жизни. А это в свою очередь усугубляло молчаливое недовольство его жены и нависало над ним новым грузом вины.
Пет был собакой Лисе, а Лисе была его родное дитя, и, когда учитель говорил, что Пет - почти как человек, только читать не умеет, мысли начальника станции снова невольно возвращались к дочери.
- Может быть, отдать Лисе в специальную школу? Такие есть, я знаю, предложил он как-то.
Но жена отпарировала:
- Ты что же, хочешь оставить меня совсем без детей?
Как-то управляющий кооперативом обратил внимание матери Лисе на непонятную игру. По утрам Пет провожал Лисе в школу, а когда занятия заканчивались, встречал ее, и они вдвоем шли домой. Пет сам приносил поводок и держал его в зубах. Лисе брала конец поводка в руку, и так они шли, делая вид, что Пет идет на поводке. Когда они проходили мимо садовника, Лисе пристегивала поводок, потому что садовник всегда сообщал о беспризорных собаках ленсману. Потом Пет и Лисе любили прогуляться. Под железнодорожным мостом они выходили на другую сторону линии. И поднимались на небольшой холм, который в округе звали Кругляш. Это место уже давно собирались застроить, хотя все были против.
- Вот, посмотрите, - сказал однажды управляющий матери Лисе, когда она пришла за покупками. Мать подошла к большому окну, но ничего толком не разглядела. Управляющий протянул ей бинокль. И тут она наконец увидела эту странную игру. Пудель Пет шел на задних лапах - это был один из самых простых его фокусов, - а рядом на четвереньках двигалась Лисе.
- Господи, какой ужас, - произнесла жена начальника станции, - Пет ведет Лисе на поводке. Что за дикая игра.
- Они играют так каждый день, - сказал управляющий.
Как-то у начальника станции собрались гости: учитель с женой, местная акушерка и семья начальника другой станции, которая находилась севернее. Жена начальника станции славилась своим кулинарным искусством, хотя муж ее ел мало. Хозяйка угощала гостей, шла оживленная беседа, ничто не нарушало покоя, поездов в это время не было, и телеграф молчал. Пет показывал свои фокусы. Он уселся за пианино и виртуозно прошелся по клавишам, его лапы мастерски летали вверх и вниз. Гости покатывались со смеху. Потом Пет исполнил танец умирающего лебедя. Это выглядело изящной уморительной пародией. Всем было интересно, кто научил Пета этим шуткам. Хозяйка кивнула в сторону своего мужа. Начальник соседней станции с изумлением уставился на своего угрюмого коллегу. Кто бы мог подумать! Он не произнес это вслух, а про себя отметил: "Я бы ни за что этому не поверил".
Вошла Лисе, и мать сказала:
- А Пет и Лисе могут показать нам еще один номер.
- Какой номер, какой такой номер? - оживились гости, наполняя рюмки.
- Какой номер? - спросила Лисе и покраснела до корней волос.
- Ты прекрасно знаешь, - ответила мать. - Вспомни, как вы играете каждый день на Кругляше.
С глазами, полными слез, Лисе выбежала из комнаты. Пет огляделся, подошел к двери и жалобно заскулил.
- Прямо как человек, - заметил начальник соседней станции.
- Совсем как человек, - поправила его мать Лисе.
- Вот только читать не умеет, - сказал учитель.
- Пока еще не умеет, - подхватил начальник станции, - и разговаривать.
- Разговаривать и мой муж не умеет, - сказала мать Лисе.
- Зато моя жена еще как умеет, - буркнул начальник станции.
А жена начальника станции с севера спросила:
- Мы, конечно, поедем в 22.07?
Управляющий кооперативом увидел, как Пет и Лисе возвращались из школы. Он схватил с полки свой японский бинокль, чтобы получше их разглядеть, вплотную подошел к окну и настроил бинокль. Мост казался совсем рядом, вот и Кругляш. Бинокль описал небольшую дугу, исследуя засохшую траву и пни, вершину Кругляша и снова мост.
- Удивительно, - пробормотал управляющий.
Тут дверь отворилась, и в магазин вошла жена начальника станции.
- Вы не видели Лисе? - спросила она будто невзначай.
- Они прошли под мост, - ответил управляющий.
Мать Лисе схватила бинокль.
- Но я их не вижу.
- Они где-то под мостом.
- Ну и что?
- Ничего. Хотите, я провожу вас туда?
Как только они оказались под мостом, Лисе сказала:
- Ну, Пет, сейчас мы их обманем.
- Ага! - ответил Пет.
- Мы прошмыгнем у самой стены, и они нас не заметят, - продолжала Лисе сосредоточенно.
Пет и Лисе обогнули высокую, из серого гранита опору моста, в трещинах которого свили гнезда птицы.
- Будем держаться у стены, а потом проползем до самого багажного отделения. - Голос Лисе дрожал от волнения.
- А как мы попадем домой? - спросил Пет.
- Через линию, - ответила Лисе.
- Нельзя! Подумай о Петере!
Лисе остановилась и долгим взглядом посмотрела собаке в глаза.
- Все думают о Петере, а я его совсем не знала.
- И я тоже, - сказал Пет, - хотя меня и назвали в его честь.
- Ну, поползли! - сказала Лисе.
За багажным отделением Пет встал на задние лапы.
- Разве мы сегодня не будем играть?
- Как хочешь. - Лисе опустилась на четвереньки.
- А почему ты не лаешь? - спросил Пет.
- Гав, гав! - ответила Лисе.
- Ничего не понимаю, - говорила жена начальника станции. - Ведь управляющий видел, как они скрылись под мостом, а когда мы туда пришли - их не было.
- Хансен слишком много видит, - заметил начальник станции и повернулся к Лисе: - Ты ведь не ходишь по путям?
- Я? Нет. Я помню о Петере.
- И я всегда помню о Петере, - сказал отец.
- Я знаю, - отозвалась Лисе. А про себя подумала: "Он всегда помнит о Петере, день и ночь думает о нем, верно, потому он так любит Пета, но ведь это не его собака". - Нет не твой, - проговорила она вслух.
- Конечно, он - твой, - ответил отец. - Я только учу его разным фокусам.
