Несколько минут он бежал, задыхаясь, куда глаза глядят; дикие мысли кружились у него в голове. Наконец налево он заметил каменную ограду, за нею здание.
"Ага, оранжерея..."
Он добежал до какого-то мостика, перевел дух и, опершись на барьер, подумал:
"Итак, к чему же я пришел?.. Опасный соперник... расстроенные нервы... Кажется, уже сегодня я мог бы дописать последний акт этой комедии..."
Прямая дорога привела его к пруду, затем к Лазенковскому дворцу. Через двадцать минут он был в Уяздовских Аллеях, вскочил в проезжавшую пролетку и четверть часа спустя был дома.
При виде фонарей и уличного движения Вокульский повеселел; он даже усмехнулся и прошептал:
"Что за бредовые идеи? Какой-то Охоцкий... самоубийство... Ах, что за чушь!.. Проник же я все-таки в аристократическую среду, а дальше видно будет!"
Когда он вошел в кабинет, слуга подал ему письмо, написанное на его собственной бумаге рукою пани Мелитон.
- Эта барыня приходила сегодня цельных два раза, - сказал верный слуга. - Раз в пять часов, а другой раз - в восемь...
Глава двенадцатая
Хождение по чужим делам
Вокульский все еще держал в руках письмо пани Мелитон, припоминая пережитое. В неосвещенной части кабинета ему чудилась темная, густо заросшая часть парка, неясные силуэты оборванцев, собиравшихся на него напасть, а затем холм за колодцем, где Охоцкий поверял ему свои замыслы. Однако стоило ему взглянуть на свет, как туманные образы исчезали. Он видел лампу с зеленым колпаком, груду бумаг, бронзовые статуэтки на письменном столе - и порой ему казалось, что Охоцкий со своими летательными машинами и собственное его отчаяние - все это только сон.
"Какой он гений? - говорил себе Вокульский. - Обыкновенный мечтатель... Да и панна Изабелла - такая же женщина, как другие... Выйдет за меня хорошо, не выйдет - тоже не умру".
Он развернул письмо и прочел:
"Сударь! Важная новость: через несколько дней продается дом Ленцких, и единственным покупателем будет баронесса Кшешовская, их родственница и злейший враг. Мне доподлинно известно, что она решила заплатить за дом не более шестидесяти тысяч рублей, а в таком случае пропадут остатки приданого панны Изабеллы в сумме тридцати тысяч рублей. Момент весьма благоприятный, потому что панна Изабелла, вынужденная выбирать между бедностью и браком с предводителем, охотно согласится на любую другую комбинацию.
Полагаю, что на этот раз Вы не пренебрежете подвернувшимся случаем, как это было с векселями Ленцкого, которые Вы изорвали у меня на глазах. Помните: женщинам так нравится, когда их угнетают, что иной раз для большего впечатления не мешает придавить их еще и ногой. Чем решительнее Вы это сделаете, тем крепче она полюбит Вас. Помните об этом!
Впрочем, Вы можете доставить Белле небольшое удовольствие. Барон Кшешовский, находясь в крайности, продал собственной супруге свою любимую лошадь, которая на днях должна участвовать в скачках; он возлагал на нее большие надежды. Насколько я разбираюсь в обстоятельствах, Белла была бы очень довольна, если бы к моменту скачек эта лошадь не принадлежала ни барону, ни его жене. Барон был бы сконфужен, что ее продал, а баронесса пришла бы в отчаяние, если бы лошадь выиграла деньги для кого-либо другого. Великосветские взаимоотношения - тонкая штука, все же попытайтесь их использовать. Случай не замедлит подвернуться, так как некто Марушевич, приятель обоих Кшешовских, как я слышала, собирается предложить Вам эту лошадь. Помните же, что женщины подчиняются только тем, кто их крепко держит в руках, в то же время потакая их капризам.
Право, я начинаю верить, что Вы родились под счастливой звездой.
Искренне расположенная А.М."
Вокульский глубоко вздохнул. Обе новости были важные. Он перечитал письмо, удивляясь грубому стилю пани Мелитон и посмеиваясь над ее замечаниями по адресу прекрасного пола. Держать в руках людей, быть хозяином положения - это было в натуре Вокульского; все и всех готов он был схватить за шиворот, за исключением панны Изабеллы. Она была единственным существом, которому он хотел бы дать полную волю и даже господство над собой.
Он оглянулся: слуга все еще стоял у двери.
- Ступай спать, - сказал он.
- Сейчас пойду, только тут был еще один барин.
- Какой барин?
- Они оставили карточку, вон на столе.
На столе лежала визитная карточка Марушевича.
- Ага... Что же этот барин сказал?
- Да они вроде как бы ничего не сказали. Только справлялись: когда, мол, хозяин бывает дома. А я и говорю: "Часов этак до десяти утра", - а они сказали, что придут завтра в десять, толечко на минутку.
- Хорошо. Спокойной ночи.
- Низко кланяюсь, ваша милость.
Слуга вышел. Вокульский чуствовал себя вполне отрезвевшим. Охоцкий со своими летательными машинами потерял в его глазах прежнюю значительность. Он снова был полон энергии, как в момент выезда в Болгарию. Тогда он отправился за богатством, а теперь может бросить часть его к ногам Изабеллы. Его покоробила фраза в письме пани Мелитон: "...вынужденная выбирать между бедностью и браком с предводителем..." Так нет же, никогда она не окажется в таком положении! И выручит ее не какой-то Охоцкий благодаря своей машине, а он, Вокульский... Он ощущал в себе столько сил, что если бы в эту минуту ему на голову обрушился потолок с двумя верхними этажами, он, пожалуй, удержал бы его.
Достав из ящика записную книжку, он занялся подсчетом.
"Скаковая лошадь, - чепуха... Никак не больше тысячи рублей, да и то часть из них, наверное, получу обратно. Дом - шестьдесят тысяч, приданое панны Изабеллы - тридцать тысяч, итого девяносто тысяч. Ничего себе... Почти треть моего состояния. Ну что ж, в любую минуту дом можно продать тысяч за шестьдесят, а то и больше... Только надо будет уговорить Ленцкого, чтобы эти тридцать тысяч он вверил мне, а я буду выплачивать ему ежегодно пять тысяч в качестве дивидендов. Полагаю, что им этого хватит? Лошадь дам берейтору, пусть объездит ее перед скачками... В десять придет Марушевич, в одиннадцать поеду к адвокату... Деньги займу из восьми годовых, - значит, еще семь тысяч двести рублей; а там буду иметь верных пятнадцать процентов... ну, и дом что-нибудь да приносит... Но что скажут мои компаньоны? Да не все ли мне равно! У меня сорок пять тысяч годового дохода, двенадцать - тринадцать тысяч отпадает, остается тридцать две тысячи рублей... Нет, моей жене не придется скучать. В течение года избавлюсь от этого дома, пускай с потерей тридцати тысяч... В конце концов это не потеря, это ее приданое..."
Полночь. Вокульский начал раздеваться. Появилась определенная, ясная цель, и расстроенные нервы успокоились. Он погасил свет, лег, поглядел на занавески, которые раздувал ветер, врывавшийся в открытое окно, и заснул мертвым сном.
Встал он в семь часов в таком бодром и веселом расположении духа, что слуга, заметив это, замешкался в комнате.
- Чего тебе? - спросил Вокульский.
- Мне ничего. А вот сторож, ваша милость, не смеет только беспокоить, а хотел просить вас, барин, в крестные к его младенцу.
- А-а-а! А он спрашивал, хочу ли я, чтобы у него был младенец?
- Он бы спросил, да вы тогда были на войне.
- Ну ладно. Буду ему кумом.
- Так, может, по такому случаю вы пожалуете мне старый сюртук, а то как же я пойду на крестины?
- Хорошо, возьми себе сюртук.
- А приладить по мне...
- Вот дурень, да отвяжись ты... Вели переделать - все что угодно.
- Да мне бы, ваша милость, бархатный воротничок...
- Пришей себе бархатный воротничок и убирайся ко всем чертям...
- Напрасно изволите гневаться, это я не для себя стараюсь, а чтобы вам уважение оказать, - возразил слуга и вышел, бесцеремонно хлопнув дверью.
Он чувствовал, что барин необыкновенно благодушно настроен.
Вокульский оделся и сел за счетные книги, между делом выпив пустого чаю. Закончив подсчеты, он написал одну телеграмму в Москву - о присылке чека на сто тысяч рублей, и другую - в Вену своему агенту, чтобы он задержал некоторые заказы.
Около десяти пришел Марушевич. Молодой человек казался еще более потасканным и робким, чем вчера.
- Вы позвольте мне, - сказал он, здороваясь, - сразу раскрыть свои карты. У меня к вам необычное предложение...
- Готов выслушать самое необычное...
- Баронесса Кшешовская (я дружен с обоими супругами) хочет сбыть с рук скаковую кобылу. Мне сразу пришло в голову, что вы, при ваших связях, может быть пожелаете приобрести такую лошадь... У нее огромные шансы на выигрыш, потому, что, кроме нее, бегут еще только две лошади, значительно более слабые...
- Почему же баронесса не хочет участвовать в скачках?
- Баронесса? Да она ненавидит скачки.
- Зачем же она купила скаковую лошадь?
- По двум причинам. Во-первых, барону нужно было заплатить долг чести и он заявил, что застрелится, если не получит восьмисот рублей, пусть даже за свою любимую кобылу; а во-вторых, баронесса не желает, чтобы ее супруг участвовал в скачках. Вот она и купила у него лошадь. А теперь бедняжка расхворалась со стыда и горя и готова сбыть ее за любую цену.
