Александр Агафонов-Глянцев - Записки бойца Армии теней

Вдруг удар, скрежет, фургон валится на бок... Я совершаю немыслимое "сальто мортале". Дверь от моего бокса срывается с петель и врезается в щиколотку левой ноги. От боли чуть не теряю сознание. Слышу хлопки выстрелов, почудились голоса Ива и Анжа. Кто-то рвет дверку, резкая боль еще больше пронизывает ногу, и я окончательно теряю сознание... Пришел в себя на каком-то чердаке. Надо мной склонилось озабоченное лицо Констана Христидиса. Узнаю, что столкновение с фургоном устроил Мишель своим грузовиком. Участие в этом принимали Ив, Анж и он, Констан. Охрану перестреляли. Мишелю пришлось скрыться, кажется, в Париж...

Страшная боль в ноге, большая опухоль щиколотки. Конечно, звать врачей, - об этом и думать не приходится. Определяю, что сломана или треснула "капут осис тибие" - головка тибии. Сестра Констана - Анна- прикладывает уксусные компрессы. Нужен покой. Лубок сделал сам из дощечек. Какая удивительная героическая семья: повсюду, как рассказал Констан, расклеены розыски с моей фотографией - "Зондерфандунги", а они, родители и девять детей, меня прячут и лечат! Целых пять или шесть недель. Навеки запомнил адрес этого гостеприимного дома: 15-бис, рю До д'Ан ("Ослиная спина"). {36}

Кость срасталась долго. За это время, с помощью Анны, я отпустил модные усики "а ля Дуглас Фербанкс" (американский киноактер). Ребята из группы достали мне форму немецкого ефрейтора, точно по росту, да еще и с отпускным свидетельством- "Урлаубшайном" голубого цвета. На френче была пришита и желтая ленточка "за ранение". Об этом, как сказали, позаботился специалист по таким делам - Сава. Наконец я был в состоянии передвигаться на костылях. Надо срочно покинуть этот тревожный район, где меня разыскивают и где я подвергаю смертельной опасности семью Христидисов.  

...Как только в третий раз ударили в станционный колокол, извещая об отправке экспресса "Нант-Париж", на перроне появился немецкий ефрейтор. Двое парней несли его вещи - рюкзак и чемоданчик. Опираясь на костыли, ефрейтор устремился к начавшему движение поезду. Его поддерживала девушка. "Герой фатерлянда", который, видимо, лечился в Нанте, явно опаздывает на поезд. К нему бросается немецкий комендант с патрулем. В его обязанности - проверять документы у военнослужащих. Но как неловок этот раненый солдат: документы застряли в нагрудном кармане, виден лишь голубой уголок отпускного свидетельства..."Ладно, ладно!" - отмахивается военный комендант и подсаживает ефрейтора с нашивкой "За ранение" на подножку классного вагона. Вслед летят рюкзак и чемоданчик. Ефрейтор машет рукой своей невесте, друзьям, а потом, в тамбуре, вытирает со лба холодный пот...

Вот так выглядел мой отъезд из Нанта. Но это было еще полдела. У меня нет железнодорожного билета. Поезд наверняка будут проверять ажаны и ревизоры. Вхожу в купе, присаживаюсь на свободное место, - долго стоять не могу. Делаю вид, что читаю газету, - для этого был припасен свежий номер "Фёлькишер Беобахтер". Мои соседи молчат. Один - штабсфеьдфебель танковых войск, другой - штатский. Разговор начал штатский несколько неожиданным вопросом: - Ты из какого корпуса? - обратился он к штабсфельдфебелю. Тот подозрительно таращит глаза. - Ну, чего смотришь? - ухмыляется крепыш в пиджаке и с галстуком: - Я тоже штабсфельдфебель, тоже танкист. Только ваш корпус перебрасывают в форме, а нас всех переодели в гражданское... Для скрытности. И он, в подтверждение, показывает свой "зольдатенбух". На меня - я же младший чин - никакого внимания.

Запоминаю их разговор: в Париж приеду не с пустыми руками. Если... если, конечно, доеду... По вагонному коридору идут ревизоры и ажаны. Всё! Теперь... Странное дело: никто не спрашивает ни билетов, ни документов, и все прошли мимо! Уже потом, выйдя на перрон вокзала Монпарнасс, я прочитал на вагоне дощечку: "Только для вермахта". Спасибо нантскому коменданту - удружил еще раз, посадил в такой вагон, у пассажиров которого билетов не спрашивают: сам бы я не догадался!

Поезд прибыл около полуночи, в разгар комендантского часа. Вокзал оцеплен. Знаю уже по Ля Рошелю: из него можно выйти, лишь предъявив специальный пропуск или солдатскую книжку. Перрон быстро пустеет, только у выходных дверей стоят очереди. Судорожно думаю: что же предпринять? Выбираю носильщика, лицо которого внушило доверие. Подзываю его по-французски с деланным немецким акцентом: - Портер, туа, иси! (Носильщик, сюда!) Он подкатывает свою тележку, и я шепчу ему на ухо: - Месье, выручайте: я - дезертир... Носильщик быстро окидывает меня взглядом с ног до головы и после краткого раздумья бросает: - Вещи - на тележку! Следуйте за мной! Он везет мои вещи, я шкандыбаю за ним. Даже покрикиваю иногда: "Скорей! Лос! Вит!". Это - когда мы слишком уж близко проходим мимо проверяющих документы фельджандармов.

Увлеченный этой игрой и в ожидании окрика "Хальт!", я и не замечаю, как окончился перрон, здание вокзала. Носильщик свернул в какой-то проход, открыл калитку, и... мы очутились на привокзальной площади. - Вон там - спуск в метро. Если еще потребуется моя помощь, - запомни мой номер. Я всегда тут. - сказал носильщик и категорически отказался от денег.

Минут через двадцать я был у гостиницы "Модерн", позвонил. С той стороны зашаркали туфли и двери открыл Энрико. Услужливо взял чемодан. - Как вас записать? - вскинул он голову, усевшись и раскрыв свой гроссбух. Я молча снял пилотку. Видя, что он и дальше вопросительно смотрит на меня, я прикрыл рукой усики. В глазах Энрико сначала недоумение, потом - догадка и изумление. Он вскочил и помчался к лестнице: - Ренэ! Быстро вниз! По ступенькам быстро-быстро застучали милые каблучки. Она было ринулась ко мне, но тут же остановилась: - Почему на тебе эта мерзкая униформа?  

Я снова в своей комнатушке. Рядом - Ренэ. Выскочил все-таки из лап смерти! Надолго ли? Ренэ будто подменили. Прибегала чуть ли не каждые пять минут, надолго оставалась, восклицая: "Ты жив!.. Ты жив!.. Теперь от меня не уйдешь!". С ее помощью я продолжил свое перевоплощение. Ножницы, изменение прически, окраска волос. Долго не получалось с бровями,- никак не хотели перекраситься! Наконец, кажется всё: - Настоящий итальянец! - поражался Энрико, всё время подававший советы.

Через Ренэ я связался с руководством. Принесли мою старую одежду, сфотографировался в "фотоматоне", и вскоре получил новые документы. Их принес мне сам Анри Менье. Я стал Качурин Александр, французский гражданин русского происхождения, родом из Туниса, с рю де Шампань, сражавшийся на линии Мажино в числе солдат колониальной армии такого-то полка, санитар. Освобожден из плена из-за слабого здоровья, на днях демобилизован в городе Манд (Южная зона). Приехал сюда поступить в автошколу, чтобы, получив права, наняться на работу в Германию. - Такова была легенда, подтвержденная соответствующими документами: актом о демобилизации, солдатским билетом и другими бумажками. Фамилию "Качурин", как и раньше, взяли, как мне сказали, из "Журналь Оффисьель".

Из Туниса к тому времени гитлеровцев выдворили: уже в Бретани я видел танки Роммеля, так что проверить мой тунисский адрес сложно. Но на всякий случай, "мой" дом и сам город мне подробно опишет один из тунисцев... Уходя, Менье вручил мне тысячу франков на жизнь и показал на цветок в горшке, стоявший на подоконнике: пусть он будет сигналом безопасности.

На следующий день мы с Ренэ посетили мэрию. Она своим щебетаньем ловко обработала чиновника, и мне без каких бы то ни было осложнений были выданы "карт д'идантите" и "сертифика де домисиль" - о моей прописке в гостинице. А также и продовольственные карточки повышенной нормы, как и подобало "пострадавшим за родину", то есть вернувшимся из плена. На этот раз моя легенда была намного лучше, чем предыдущие, пачка документов - безупречна. А вот сигнал "безопасности", о котором будет предупрежден "тунисец" и другие, которые, возможно, должны будут выйти на связь, имел некоторые неудобства: прежде, чем прийти в гостиницу, им бы пришлось сделать крюк, войдя во двор с другой улицы, чтобы убедиться, стоит ли он на месте. 

"Тунисцем", который должен был описать мне "мой город и мой дом", оказался Мишель! Он появился под вечер. Рассказал, как всё произошло в Бретани. Получив от Терезы записку, Мишель помчался в барак, надежно перепрятал карту и всё другое. Успел переговорить с Янеком, чтобы тот предупредил других. Вовремя! Ночью нагрянули абверовцы, перевернули всё вверх дном. Безуспешно! Допрашивали. Мишель, "естественно", не предполагал, что "этот идиот способен на подобную пакость". Поляки, предварительно проинструктированные Янеком, в один голос заявили, что в последнее время заметили во мне что-то ненормальное, что я, по их мнению, начал "свихиваться". Затем Мишель, получив "добро" от руководства и узнав день назначенного суда, совершил с ребятами наезд на тюремный фургон, возвращавший меня в Нантскую тюрьму: своим грузовиком врезался в него сбоку, но "чуток не рассчитал", а сопровождавшие его ребята прикончили охрану. Меня высвободили из бокса опрокинувшейся машины. - Ну и хлипкий же: чуть что и... в обморок!