Александр Агафонов-Глянцев - Записки бойца Армии теней

Проводив его до метро, я вернулся с каким-то гадким чувством. Что-то неприятное было в совершенно неожиданном визите этого господина. Однако, вернувшаяся Ренэ и ее переживания отодвинули на задний план впечатления от этой встречи. Как все-таки Ренэ меня любит! Разве это не счастье? Она стала мне еще дороже.

А вечером, когда я собирался прощаться, сразили ее слова: - Сасси, не торопись: я взяла билет на утренний поезд, - так мне посоветовали в кассе. Этот поезд идет прямо до Безансона, нет надобности делать пересадку в Дижоне. И не надо будет болтаться целый день. Это же глупо! Правда, здорово я придумала?

Не выполнить приказа Мишеля! Я заметался по комнате, обхватив голову руками и чуть ли не крича: - Ой, что ты наделала... что ты наделала!.. Она заплакала. А слезы женщины, да еще такой, как Ренэ, - что нож по сердцу. Я принялся ее утешать... - Сасси, - говорила она, всхлипывая: - Что-то в моем сердце неспокойно... Будто оно говорит, что видимся с тобой в последний раз... Так хоть подольше побудем вместе, проведем последнюю ночку. А если это и впрямь так?! Вдруг это действительно в последний раз? Жизнь ведь такая ненадежная...  

6 июля, в пять часов утра, в дверь громко постучали. Кто бы это? Если Мишель решил проверить, то нагорит же мне! Я притих, обхватив Ренэ. - Откройте! - и опять настойчивый стук, требовательный, уже грохочущий! - Уврэ иммедьятеман! Немедленно откройте!.. Полис аллеманд! - и дверь заходила ходуном. Такой "немецкий прононс", какой часто изображал Мишель. Вот чертяка! - Брось ерундить! Хоть бы совесть заимел! - кричу зло: - Ну да, я задержался. Сейчас поеду, Чего зря шумишь? - Уврэ иммедьятеман! - ("Вот болван!"), и я, протянув руку, откинул щеколду.

Тут же комнатушка наполнилась людьми. В штатском и в форме СД. С пистолетами в руках. Ума не приложу, как в такой тесной "келье" смогло вместиться шестнадцать человек! (А Реймонда утверждает, что она их хорошо пересчитала, - их было восемнадцать!). Эта мысль вернула меня к действительности и одновременно к шутливому настроению. Я так был уверен в надежности моих документов, что посчитал это вторжение случайной облавой: проверят документы и, извинившись, уйдут. Но... документы никого не интересуют, их даже не спрашивают! Обыскивают комнату, обшаривают карманы брюк, пиджака, проверяют под подушками. А бедная Ренэ сбилась в углу кровати, стыдливо прикрывается одеялом.

- Где оружие? - Помилуйте, какое оружие?.. Вы меня с кем-то путаете, - у меня его никогда не было! Только тут стали просматривать документы, вытащенные из пиджака: - Качурин... Француз, русского происхождения, натюрализэ... Демобилизованный... Не успел из плена вернуться, как уже с коммунистами стал якшаться!?.. - Какие еще коммунисты?.. Вон у вас в руках справка, что учусь в автошколе. А для чего? - Чтобы поехать на работу в Германию. Чувствую, они в замешательстве. Видимо, были уверены, что найдут оружие, встретят сопротивление, что должны будут обезвредить террориста, а тут - парочка! Спокойствие, - еще не все потеряно! Раз поверили документам, - не страшно, явно какое-то недоразумение. Блеснула надежда: с кем-то спутали. Не в фамилии ли "Качурин" дело? Кто он? Не был ли замешан перед войной с компартией? Тогда это фатально: я ведь о нем ровно ничего не знаю, кроме фамилии и скупых данных, взятых из "Журналь Оффисьель", из сведений о военнопленных.

Набираюсь наглости - Хотя бы совесть имели, дали бы невесте одеться! Отвернулись бы, что ли... Агенты отворачиваются. Ренэ одевается, садится на краешек кровати. Осматривают кровать, поднимают матрац... Что они ищут и долго ли еще будут здесь торчать? - Нельзя ли поскорее, а то опоздаю на поезд... Побриться можно? - Брейтесь! Чувствую, что настороженность и недоверие, вроде бы, сползает с их лиц. Брился тщательно, аккуратно: усики - мой шанс. Так же спокойно, как ни в чем не бывало, занималась туалетом и Ренэ, ополаскивая лицо у умывальника. Молодец! Тут я "неуклюже" повернулся и вазон с цветком сорвался с подоконника, полетел вниз и вдребезги разбился на крыше сарая. - Ой, медведь! Мой самый любимый цветок! - это вскричала Ренэ. "Молодец в квадрате!" - восхитился я. Всполошившиеся было агенты, видя неподдельное негодование моей подруги, успокоились. Теперь еще раз, не торопясь и более тщательно, они прощупывают матрац. Другие на выбор просматривают книги на полке, книги на тумбочке: - О-о, Казанова!.. - говорят и бросают сальные ухмылки: - Король любви!.. - А это что такое? - один из агентов зацепился ногой за торчащую из-под кровати лямку рюкзака. "Ой, как я мог забыть! В нем же немецкая униформа!" - Ах, это? - деланно равнодушно переспрашиваю я: - Это вещи моего кузена. Он служит в вашей армии, был ранен, сейчас где-то лечится... ("Пройдет ли или не пройдет моя отговорка?" - думаю, а на сердце мурашки). - Действительно, ранен: ленточка "За ранение". - и агент, вяло осмотрев содержание рюкзака, ногой вновь заталкивает его под кровать. ("Чудеса: пронесло! Тьфу-тьфу!").

А дальше... дальше надевают наручники ("Дурной признак!"), выводят. И сверху и снизу улица перекрыта шеренгами автоматчиков, движение остановлено. Впрочем, какое движение в шесть утра! Раннее утро, не видно ни души. А может, все попрятались? Сворачиваем за угол. Там - целая колонна грузовиков и легковушек. Сажают в одну из них, оставляют наедине с водителем-гестаповцем, или эсэсовцем, - форма-то одинаково черная! Он спрашивает: - Откуда ты? - Из Туниса. Рю де Шампань, номер... - Рю де Шампань? А какой там дом? Описываю, как мне обрисовал его Мишель. - Постой-постой! Я же его хорошо помню! Сам недавно оттуда. Почти весь город разбит. Но не волнуйся: твой дом,- хорошо помню,- цел-целехонек. Тебе повезло! Значит, мы почти земляки! - и он протягивает мне портсигар. - Спасибо, я не курю.  "На ляд ты мне сдался, землячок такой!" - зло подумал, а сам расточаю улыбки вежливости. Ну и положеньице!..

Как хорошо, что Мишель так подробно всё описал! Кто бы мог подумать, что это пригодится,- во всяком случае, помогло выдержать первую проверку!.. На душе стало легче: выкручусь! Да и водитель высказывает предположение, что произошла явная ошибка: такое, мол, у них часто случается. Проверят, мол, и выпустят. Явное недоразумение: зачем было из-за меня оцеплять вест квартал? Конечно же, искали кого-то сверхопасного, вооруженного... Хотя... Что-то не очень всё клеется. Не очередная ли это уловка? Этот гестаповец и вдруг корчит из себя благодушного "земляка"! Нет-нет, тут определенно не всё чисто! Явная уловка! Для чего?.. Одним глазом вижу, как сзади, в другую легковушку сажают Ренэ, чуть дальше - Энрико. Оба в наручниках. Бедный старикан, бедная Ренэ! Сколько неприятностей из-за меня. Что будет с опустевшей гостиницей? -В ней же теперь никого нет!

На рю де Соссэ нас поодиночке поднимают в лифте на пятый этаж. Маленькая, узкая проходная комната-коридор. Справа, за столом - белокурая "фройлайн" в форме СД. Останавливают перед ней, дают ей какую-то бумажку. - Имя, фамилия? - и она заполняет каллиграфическим почерком готическим шрифтом: "Качурин... Александр". Когда доходит до рубрики "Wegen" (причина) она, посмотрев в бумажку, красиво выводит: "Шпионаже". Вот-те и на! Значит, всё-таки... Значит, ошибки не было? При чем же тогда "коммунисты"? "Оружие"?, "землячок из Туниса"? Ну и мистификаторы! Да, я слыхал, что гитлеровцы - мастера подобного дела. Эх-эх-хэх... В чем же промах?... {40}. По окончании процедуры заполнения анкеты, меня вводят в большую комнату. Ужас! В ней уже несколько человек. Под охраной. Мужчины и женщины. Среди них есть и знакомые мне: женщина, которой недавно передавал какое-то поручение, по-моему, ее звали мадам Леклерк... Фотограф... Это - провал! Полный!

1*. (стр. 7).Во Франции фильм "Броненосец Потемкин" был допущен на экраны лишь в 1962 году. Предыдущие правительства, под предлогом его революционного характера, способного пропагандировать непослушание в армейских частях, показ его запрещали. В Веймарской Республике власти пошли еще дальше, устроив над ним настоящий судебный процесс с соблюдением всех юридических норм с присяжными и прокурором. В своей речи прокурор заявил:: "...Коммунисты хотят обучить своих членов военной тактике и показать им, как надо себя вести в будущих сражениях. Такова основная цель фильма. Хоть это и было историческим фактом, но взят он лишь для того, чтобы натравить солдат против правительства и обучить их захватывать власть в свои руки...".  

2*. (стр. 8). В действительности же фрагменты финальной сцены фильма, где, якобы, участвуют "корабли Черноморского флота", были взяты из документального фильма "Последних Новостей" еще до 1-ой Мировой войны, показывавшего маневры одной иностранной державы. И если югославские зрители и попались на удочку, то они были не единственными: даже более сведущие лица, как, например, парламентарии Рейхстага, обратились к правительству относительно ложных, по их мнению, сообщений военных атташе из Москвы о, якобы, слабом военно-морском потенциале Советского государства.