в то время как Неудалый, настолько же сбитый с толку, как и все остальные, воздержался от каких-либо замечаний. Помощник Номер Три передал прокурору листок, с которого тот зачитал:
— Ваша честь, принимая во внимание необычный объем улик, с которым приходится работать в этом деле, следует отметить, что существует вероятность того, что некоторые материалы, материалы, не имеющие никакой значимости, конечно же, совершенно никакой, могли быть утеряны или упущены обвинением из виду, однако я, безусловно, приветствую возможность исправить это ошибку, если она действительно была допущена…
Он перевернул бумагу, ничего не обнаружил на обратной стороне и начал рассерженно жестикулировать Номеру Третьему.
— Это не было ошибкой, — сказала Джуди. — Это было сделано предумышленно.
Потрясение и шепот.
Неудалый внес предложение о роспуске суда, но оно, чего и следовало ожидать, было отклонено. В тот день подняли великое множество дополнительных улик, и защите дали время до следующего утра проанализировать их. Франсуаз и Марианна решили помочь Неудалому и пришли в его кабинет, целиком заставленный коробками, которые также стояли в вестибюле и даже на стоянке. Было уже более трех часов утра, когда Марианна обнаружила самые важные улики, а именно: семнадцать коробок, где лежали вещи из хижины отшельника, включая массу тетрадей, видеокассет, в которых было запечатлено, как сумасшедший хвастается тем, как посылает по почте бомбы своим многочисленным врагам по всей стране, и, более того, признается, как похитил странное, очаровательное существо по имени Малышка Винки.
Безусловно, эти материалы полностью оправдывали Винки, однако судья получил распоряжение продолжать процесс. Он действительно продолжался еще три недели, потому что Неудалый демонстрировал присяжным каждую видеозапись, зачитывал каждую тетрадь. Джуди уволили. По ее делу о препятствии правосудию проводилось расследование. Прокурор продолжал убеждать всех, что Винки виновен, утверждая, что новые улики — это всего лишь пятнышко. Однако то тут, то там стали появляться оппозиционные заметки, осторожно выражающие поддержку подзащитного. Два студента Эдварда Неудалого организовали кампанию «Освободите Винки», которую поддержали учащиеся и других университетов. Вскоре их разноцветные вывески и транспаранты численно превзошли плакаты сил, настроенных против Винки и собравшихся у здания суда. И все же, несмотря на то что суд уже завершался, приговор был более чем неясен.
Заключительная речь обвинения была краткой и эффектной:
— Дамы и господа, присяжные заседатели, ваш долг ясен, и ваш выбор прост. Ведь то, что сегодня находится на чаше весов, не иначе, как Американский Образ Жизни. — Он поднял глаза в потолок, видимо сдерживая слезы. Многие из репортеров были заметно тронуты. Одной рукой они держали диктофоны, а другой касались своих глаз. — Поэтому, — продолжил наконец прокурор, — я говорю вам сейчас: если есть вероятность — хотя бы малейшая вероятность — того, что подзащитный виновен хотя бы в одном из этих страшных преступлений, вы должны осудить его. Ведь поступив так, вы наверняка спасете жизни. Спасибо.
Из места, где находилась скамья присяжных, донеслось тихое хныканье.
— А вдруг он виновен в других преступлениях! — выкрикнул кто-то из отдаленной части зала. Это был главный следователь, который больше не мог сдержать себя после стольких месяцев молчания. — Преступлениях, о которых даже не слыхали! Еще более страшных преступлениях, чем те, в которых он сейчас обвиняется! Преступлениях, которые совершил несметное количество раз! — Два пристава потащили его к выходу. — Неужели вы все будете просто стоять, ничего не делая? Вы сможете жить с этим потом? Вы сможете посмотреть в глаза своим детям? — Когда его резким движением протолкнули через дверной проход, следователь увидел, как судья нахмурился и погрозил ему указательным пальцем, сдержанно предупреждая его. — Вы и ваши проклятые факсы! — закричал агент ФБР, когда двойные двери как раз закрывались. — Если вам все равно, то Сатана-карлик освободится!
Судья потер лоб и попытался успокоиться.
— Что он подразумевал под «факсами»? — мысленно потренировался он в общении с воображаемым следователем. Он откашлялся и постарался напустить на себя строгий вид.
— Мистер Неудалый? Ваша заключительная речь. Пожалуйста!
— Ваша честь, по, гм, очевидным причинам я настаиваю на том, что по этому процессу присяжные не вынесли единогласного решения.
Судья прикоснулся к ушам, будто почувствовал там боль.
— О, только не это опять. Мистер Неудалый, присяжные даже не услышали того, что вы сказали.
При этих словах защитник изумленно забормотал.
— Ах, хорошо, я все устрою. — Судья повернулся лицом к занавесу и быстро и монотонно проговорил: — Присяжные-пожалуйста-не-обращайте-внимания-на-неудачный-всплеск-эмоций-исходящий-от-этого-должностного-лица-правоприменяющего-органа-это-не-внесли-в-протокол-спасибо. — Он вздохнул и повернулся к Неудалому. — Продолжайте.
У адвоката всегда были проблемы с заключительной речью. На самом деле, как он признался Винки в то самое утро, ничто другое в мире не заставляло его так нервничать, и его последние успехи на этом суде ничего не меняли. Его нынешний страх был больше, чем обычно. Он несколько раз глубоко вздохнул. Снова наступил решающий момент, и, хотя он пытался опять и опять, никак не мог успокоиться.
— Дамы и, гм, господа при, при, при, при, — сказал Неудалый. — Это, это, это, это — это не — это дело не, не, не. — Он начал шелестеть своими записями. — Мой подзащитный, мистер Винки, он, он, он, он, он, он, он, он…
Франсуаз и Марианна уставились на свои туфли. Винки наблюдал за тем, как все тело Неудалого движется то в одну сторону, то в другую, когда он заикался.
— Когда, когда, когда — если, если, если — конечно, конечно, конечно… — И хотя медведь знал, что на кону было его будущее, он не мог удержаться от того, чтобы не чувствовать, что эти слова имели редкий смысл, что адвокат говорил о нем правду, и никакие другие слова не передали бы ее с такой точностью. Эти слова не надо было расшифровывать или переводить; они были такими же простыми и прямолинейными, как пение птицы. — Мы собрались сегодня здесь, мы здесь, мы, мы… — Медведь наклонился вперед, будто к птице на кусте, что издавала трели. Он не хотел пропустить ни ноты…
Остальная часть зала, однако, волновалась все больше. Многие бы назвали заключительную речь на процессе Винки одним из самых тяжелых подвигов в истории юриспруденции. По прошествии более чем двадцати минут Неудалому наконец удалось выговорить полное предложение.
— Мой, мой, мой подзащитный, конечно, тогда, конечно, конечно, тогда, гм, гм, невиновен — невиновен!
На этом судья ударил молотком и быстро проговорил:
— Спасибо, советник.
Неудалый вздрогнул, как в кошмарном сне.
— Что?
— Спасибо, — решительно повторил судья. Он оглядел зал, который смотрел на него с благодарным облегчением. — Хорошо, тогда, если больше ничего нет, мы перейдем к окончательным распоряжениям для присяжных.
— Нет, но я, я…
Бум!
