- Пусть так, но у пани Вейс капитал в два миллиона, а серебра и драгоценностей столько...
Помещик схватил Шмуля за плечо.
- Замолчи, - прикрикнул он на него. - Мне нужно триста рублей, об этом изволь думать.
- Это можно устроить... - ответил Шмуль.
- Каким образом?
- Попросим у пани Вейс...
- Ни за что!..
- Ну, так дайте мне какой-нибудь залог, и я под него достану деньги.
Помещик успокоился, снова сел и закурил сигару. Шмуль, помолчав, заговорил:
- Вам-то, ясновельможный пан, везде хорошо, и на возу и под возом, а со мной что будет? Ведь у меня даже расписок ваших нет... Вы до сих пор и мельницу не поставили, столько лет прошу...
- Денег не было.
- Были не раз, и немалые. Вот и теперь: получили вы три тысячи, так предпочли коляску купить, комнаты оклеить заново... А я, того и гляди, все потеряю...
- Ты заработал на этом деле не меньше пятисот рублей.
- Заработал или не заработал - а все-таки мельница больше по мне. Что на земле стоит, то ценность, а с деньгами только беспокойство да соблазн для воров.
- Подожди-ка тут, а я подумаю, что бы такое дать тебе в залог, перебил его помещик.
- Как вам угодно, ясный пан.
Во время разговора отца со Шмулем Анелька находилась в том неприятном, смятенном состоянии духа, какое обычно вызывает страх. В разгоряченном мозгу помимо воли назойливо вертелся вопрос: "Что-то скажет отец?" - а в ответ воображение создавало из обрывков недавних впечатлений печальные и беспорядочные картины.
Девочка несколько раз видела отца в гневе. И сейчас она не могла отогнать воспоминание о его нахмуренном лбе и сдвинутых бровях. Ее преследовали устремленные на нее в упор, сверкающие глаза отца и его громкий сердитый голос.
Потом она представила себе бедную Магду, которую какой-то человек таскал за волосы и пинал ногами; перед глазами вставала и панна Валентина: холодная, неумолимая, она молча, с опущенным взором, замышляла что-то страшное против нее, Анельки.
Разговор отца со Шмулем Анелька слышала весь, от слова до слова, но смысл его пока еще был ей неясен. В сознании остался только туманный образ какой-то дамы рядом с отцом.
И над всем этим парил Шмуль, он заглядывал Анельке в глаза и усмехался по-своему - ехидно и в то же время печально.
"Боже мой!.. Противный Шмуль!.. Что он сказал отцу!.. Кто эта пани Вейс?" - спрашивала себя встревоженная девочка.
Она не могла дольше усидеть на месте и побежала к себе в комнату. Там, притихшая и испуганная, Анелька долго ждала, когда ее позовут.
Но позвали ее нескоро. Ужин запаздывал, потому что отец и мать долго беседовали между собой.
На этот раз пан Ян был в превосходном расположении духа: он вошел в комнату жены, напевая, и, подойдя к ее креслу, нежно сказал:
- Щечку!
- Наконец-то, в первый раз за десять дней, - промолвила жена. - Je suis charmee*, что ты вспомнил обо мне; я уже отвыкла от этого. Болезнь, одиночество, страшные мысли - voici mes compagnons**. В этой унылой комнате даже твоя веселость, говоря откровенно, производит на меня гнетущее впечатление.
______________
* Я восхищена (франц.).
** Вот мои спутники (франц.).
- Не чуди, милая Меця. Скоро конец и твоему одиночеству и твоим болезням, потерпи немного. Я на пути к завершению блестящего дела - только бы мне собрать необходимые средства...
- Assez! Assez! Je ne veux pas ecouter cela!..* Опять дела, деньги... Ах, мне сегодня не уснуть...
______________
* Довольно! Довольно! Я не желаю это слушать!.. (франц.)
- Ну, погоди, я расскажу тебе кое-что другое. Вообрази, Владислав уже обручился с Габриэлей. Великодушная женщина одолжила ему пять тысяч, и он экипируется по-княжески. Если бы ты видела, как он обновил свой особняк, какая у него мебель, экипажи...
- Просто не верится, - перебила его жена, - как это Габриэля решилась выйти замуж за шалопая, промотавшего в несколько лет огромное имение...
- Прости, пожалуйста, не промотал, а просто заложил. Ничего, капитал жены опять поставит его на ноги. Мы живем в переходную эпоху, когда близки к банкротству самые состоятельные люди...
- Знаю!.. Все от карт да веселой жизни.
- Не будь несправедлива хотя бы к Владеку: этот бесценный человек оказал мне большую услугу в одном деле. Только бы раздобыть денег...
- Опять дела, деньги!..
- Я, право, не узнаю тебя, Меця, - с сокрушением воскликнул ее супруг. - Тебе хорошо известно, что я сам не люблю говорить о будничных мелочах, а тем более надоедать тебе, но сейчас дело идет о сервитутах, об имении, о нашем положении в обществе, о будущем детей. Нельзя, чтобы все пошло прахом из-за каких-то нескольких сот рублей.
- Значит, тебе опять не хватило денег? - удивилась пани Матильда.
- Разумеется, и на этот раз я решил обратиться за помощью к тебе.
Пани Матильда поднесла платочек к глазам и жалобно спросила:
- Ко мне?.. А что же я могу сделать?.. Все мое приданое прожито, половина драгоценностей заложена, мне не на что даже поехать к Халубинскому, хотя я чувствую, что он непременно вернул бы мне здоровье. А что уж говорить о несчастном Юзеке, о невыплаченном прислуге жалованье, о том, что мы все берем в долг... Oh, malheureuse que je suis!* Я все глаза выплакала...
______________
* О, как я несчастна! (франц.)
- Меця! Заклинаю тебя, успокойся, - увещевал ее муж. - Пойми, сейчас все общество переживает критический период, который для нас с тобой окончится через несколько дней. Как только удастся снять сервитуты, я получу остальные десять тысяч и вложу их в хозяйство. Урожаи повысятся, мы заплатим долги, продадим вторую половину леса и укатим за границу. Ты там оживешь, будешь развлекаться и блистать, как прежде...
- Vain espoir!* - прошептала пани Матильда. - Ты всегда твердишь мне одно и то же, когда тебе нужна моя подпись.
______________
* Напрасная надежда! (франц.)
- На этот раз даже подписи не нужно! - подхватил муж. - Дай мне просто на недельку, на две свое ожерелье...
- Malheur! Malheur!* - прошептала жена.
______________
* Горе! Горе! (франц.)
- Самое большее через месяц ты получишь обратно свои драгоценности...
- Все глаза выплакала...
- В начале октября повезу тебя в Варшаву, и ты, я думаю, сможешь провести там зиму...
- Только чтобы восстановить здоровье, - тихо сказала пани Матильда.
- А заодно и немного поразвлечься, - с улыбкой заметил муж. - Театр, концерты и даже вечеринка с танцами не принесут тебе вреда.
- Танцевать я, конечно, буду в своих допотопных платьях, которые истлели в шкафу!
- Ну, ну!.. Купишь себе столько новых нарядов, сколько твоей душе угодно...
Пани Матильда опустила голову на грудь и после минутного раздумья сказала:
- Возьми сам ожерелье из ящика. Боже мой! Я умру от горя, если сейчас взгляну на него.
- Зато как приятно тебе будет потом появиться в нем у кого-нибудь. Оно всегда будет напоминать тебе, что ты не поколебалась исполнить свой долг, спасти детей и наше положение в свете. - С этими словами он подошел к столу и, шаря в ящике, продолжал: - После временных неприятностей только сильнее ощущаешь радости. Мы дорожим самым обыкновенным камнем, если с ним связано какое-нибудь значительное событие в нашей жизни. Подумай только, какую цену будут иметь в глазах твоей дочери эти побрякушки, когда, застегивая ожерелье у нее на шее, ты скажешь: "Эти бриллианты в дни невзгод сохранили нам положение, спасли наше состояние..."
Вынув из ящика довольно большой сафьяновый футляр и спрятав его в карман, он наклонился к жене и прошептал:
- Щечку!..
- О, как я была бы счастлива!.. - начала пани Матильда.
- Если бы эти времена уже наступили? - подхватил, посмеиваясь, муж.
- Нет, если бы я могла тебе верить...
- Опять ты за свое, Меця! - сказал пан Ян, теряя терпение. - Я понимаю, болезнь расстроила тебе нервы, но нужно хоть немножко владеть собой...
Он говорил это уже в дверях, торопясь в кабинет, где ждал его Шмуль.
Пани Матильда осталась одна. Говоря с мужем, глядя на его красивое лицо, она перенеслась мыслями в прошлое, на несколько лет назад. Напрашивались сравнения, которые будили в ней тоску и тревогу.
"Неужели это он, душа общества, законодатель мод, влюбленный рыцарь, мечтавший некогда у ее ног? Неутомимый танцор, придумывавший все новые фигуры в мазурке, великий знаток, а нередко изобретатель изысканных дамских туалетов? Он, без которого не обходились ни один маскарад, бал или дуэль, помогавший влюбленным неоценимыми советами по части покорения сердец? Человек, без чьих авторитетных указаний не устраивался ни один званый обед?
Знание светских правил придавало его суждениям силу закона. Его остроты облетали всю округу, его дом слыл школой хорошего тона. Только он умел одним словом разрешать самые ожесточенные споры из-за убийства чужого пса, продажи больной лошади или о том, допустимо ли на балу вынимать платок из кармана. Наполовину выстроенный дом одного магната был превращен в винокурню только потому, что Ясю не понравилось расположение комнат.
