- Да открой мне эту штуку! Разве не видишь, что у меня не получается!
- Нетерпением ничего не возьмешь, - мягко ответил Джироламо, протянув руку и открывая крышку ящичка. - Ты слишком нетерпелива.
Она тут же взорвалась, полная гнева:
- Ах, отстань ты со своими проповедями. Точь-в-точь мой отец. Смотри не вздумай читать мне мораль сегодня, не то...
- Не то что?
- Вот открою дверцу и выброшусь - немедленно, тут же!
- Да что с тобой творится?
- Со мной то, что отец с утра взялся читать мне мораль, и в результате у меня на голове здоровенная шишка.
Джироламо знал, что отец Анны, строительный рабочий, - очень спокойный и рассудительный человек.
- Отец тебя ударил? - изумился он.
- Ну нет, выдумал тоже! Если б он рукам волю дал, я б его убила. Я сама себя ушибла.
- Как же это вышло?
- Довели меня его поучения. Говорил без конца, пока я не взвыла, а потом я как стукнусь головой об стенку. Потрогай, какую шишку набила.
Она оттянула руку Джироламо от руля и приложила к своей голове. Под шапкой густых тонких волос он ощутил нежную и хрупкую девичью головку и подивился, как может она извергать такие бури гнева.
- Да ты прямо сумасшедшая.
- Еще немного - и я выбросилась бы из окошка.
- Неужели нельзя себя сдержать? Для этого так немного нужно...
- Слушай, я уже тебе сказала: хватит морали, сегодня не тот день.
- Ладно, ладно, только, пожалуйста, успокойся.
Джироламо замолчал и продолжал вести машину в безмолвии. Теперь они уже выехали за черту населенного пункта и ехали по спокойной загородной дороге среди полей. После долгой паузы Джироламо заговорил о посторонних вещах, желая, чтобы Анна успокоилась и приняла письмо со своей отставкой в более благодушном настроении. Он стал рассказывать о лекциях в университете, о профессорах, товарищах. Затем, все еще стремясь перевести беседу на нейтральную почву, он завел речь о книге, которую читал в последнее время; книга эта лежала в машине на сиденье. Анна, по-видимому, теперь совершенно успокоилась и, когда Джироламо упомянул о книге, спросила, какая это книга. Джироламо, довольный этой неожиданной любознательностью, без лишних слов взял книгу с сиденья и бросил Анне на колени. Это была история Италии, заглавие было написано на обложке большими красными буквами.
Повертев книгу в руках, девушка спросила:
- Что тут есть, в этой книге?
- Как что в ней есть?
- Ну, о чем в ней написано?
- Да разве ты не видишь? Это ясно из заглавия.
Анна ничего не ответила; она смотрела на книгу как бы в нерешительности. Джироламо добавил:
- Великолепная история. Действительно интересная.
- Да о чем?
- Ну, ты просто дурочка! Об Италии же!
Внезапно, со своей обычной дикой и необузданной порывистостью, Анна вскипела:
- Не смей, слышишь, не смей мне так отвечать, я тебе сказала, что сегодня неподходящий день. Вот что я с твоей книгой сделаю, смотри!
Яростным жестом она опустила стекло окна и вышвырнула книгу на дорогу.
Скорее изумленный, чем возмущенный, Джироламо остановил машину.
- Что тебя так разбирает? - воскликнул он и, не дожидаясь ответа, вышел, чтобы подобрать книгу.
Здесь, совсем близко от дороги, находился небольшой аэродром с несколькими самолетами, сидящими на взлетной дорожке. Небо вновь заволакивалось тучами. Какие-то зеваки, глазевшие на аэродром сквозь щели в заборе, обернулись и с любопытством посмотрели на Джироламо, бежавшего за книгой. Он нагнулся, чтобы поднять ее; в это время самолет, шедший на посадку, с оглушительным рокотом пронесся над его головой, и в тот же момент у него столь же внезапно мелькнула мысль, что поведение Анны чересчур странное и не может не иметь определенной причины. Но какой? Занятый этой мыслью, Джироламо вернулся к машине, бросил книгу на сиденье и снова уселся рядом с девушкой. Но вместо того, чтобы включить мотор, он остался неподвижным, словно обдумывая что-то.
- Ну, что же мы не едем? - спросила Анна с оттенком раскаяния в голосе. - Ты на меня разозлился? Нужно стерпеться. Я уж такая: меня либо взять, либо бросить.
"Бросить", - хотелось сказать Джироламо. Но он вовремя сдержался.
- Нет, я не разозлился, - ответил он. - Но теперь сделай милость, прочти, пожалуйста, это письмо.
Он вынул письмо из кармана и бросил ей на колени.
Девушка посмотрела на письмо, но не взяла его.
- А что в этом письме?
- Прочти. Я написал его именно потому, что предпочитаю не рассказывать тебе его содержания устно.
- Но скажи мне, что там такое?
- Так прочти же.
Анна взяла письмо, вынула из конверта листок и мельком поглядела на него.
- Ладно, - сказала она. - Я возьму его домой и там прочту на досуге.
Внезапно Джироламо захотелось без проволочек разделаться со всей этой историей.
- Нет, - потребовал он. - Ты должна прочесть здесь, у меня на глазах; скажи мне, что ты об этом думаешь, - и кончен разговор.
Снова краска гнева бросилась Анне в лицо.
- Я это прочту, где и когда мне вздумается.
Разозлившись в свою очередь, Джироламо хотел было сказать: "Да почему ты не хочешь прочесть? Неграмотная, что ли?" И вдруг он заметил, что Анна держит письмо вверх ногами, так что при всем желании не может его прочесть. Весь его гнев разом пропал: у него мелькнула мысль, что девушка, может быть, и в самом деле не умеет читать.
- Отдай мне письмо, - сказал он мягко.
- Я отдам, - ответила она недоверчиво и нерешительно, - но сначала скажи, что в нем написано.
Он поколебался и ответил:
- Ничего особенного. Я написал, что люблю тебя.
- Разве для этого надо было обязательно письмо писать?
- Ну, сказать по правде, я там тебе еще кое-что высказал.
- Что?
- То, что ты называешь моралью. Я написал, что ты не должна быть всегда такой нервной, бешеной, злиться на всех и вся.
- Я уже тебе сказала: такой я создана.
Джироламо включил мотор, и машина вновь помчалась среди полей.
- Это не ответ,- сказал он. - Ты действительно такой создана, но ты можешь себя изменить.
- Не желаю я меняться.
- По-моему, ты всегда так злишься потому, что есть много вещей, которых ты не знаешь, не понимаешь. Это тебя раздражает, и ты приходишь в ярость.
- Да откуда ты это взял?
- Это уж точно. Ты выкинула книгу за окно потому... потому что в ней есть кое-что для тебя недоступное.
Он увидел, как Анна сделала нетерпеливый жест, потом притворно зевнула:
- Ладно, хватит морали. Я голодная. Поедем обедать.
- Так отдашь мне письмо?
- На, держи.
Джироламо взял письмо и спрятал его в ящичек. Теперь машина выехала на дорогу, которая вьется вокруг озера Кастельгандольфо, мимо садов и вилл, расположенных на его берегу.
- Посмотри на карту, - сказал Джироламо. - Где надо свернуть на озеро Неми? Там надписано: "Озерное шоссе".
Это было последним испытанием. Анна взяла карту, развернула ее и в замешательстве стала разглядывать.
- Не вижу я здесь этого озерного шоссе.
- Оно должно там быть. Что наверху написано?
- Где?
- Наверху, в верхней части карты.
"Посмотрим, как она теперь выпутается", - подумал Джироламо не без оттенка жестокости. Но Анна подняла голову, посмотрела в окно и внезапно заявила:
- А чего нам ехать на Неми? Это слишком далеко, я есть хочу. Давай зайдем вон в ту тратторию, я тут уже бывала, они вкусно кормят.
- На этой ограде прикреплено объявление, а в объявлении сказано, отчего нам нельзя пообедать в этой траттории.
- Что такое?
- Написано: закрыто на ремонт.
На этот раз девушка ничего не ответила.
Несколько минут прошло в молчании, потом Джироламо заговорил снова:
- Но вон на той ограде, подальше, есть вывеска, а на вывеске написано: Ресторан Бельведер. Дичь. Пойдем туда?
- Пойдем куда хочешь, лишь бы поесть.
Машина подъехала к ограде. Джироламо притормозил, повернул, и автомобиль въехал в садик, миновав вывеску, на которой большими буквами по зеленому фону было выведено:
Траттория "На озере". Озерная рыба.
Настоящая любовь
Они шли по той самой тропинке, по которой ходили столько раз шесть лет назад, и яростно спорили:
- Не понимаю, что ты хочешь этим сказать. "Мы могли быть очень счастливы". Мы были счастливы настолько, насколько могли, ни больше, ни меньше.
- Ты никогда ничего не понимаешь. Ты умный только в том, что касается твоей работы, но во всем, что касается любви, ты просто кретин.
- Сама кретинка.
- Я хотела сказать, что мы могли быть очень счастливы, если б только поняли, что то были лучшие годы нашей жизни и что нужно было ими насладиться. А мы все испортили.
- Опять фраза. Интересно, что же мы испортили?
- Нашу любовь. И не только любовь - все.
- Как это испортили?
- Сам знаешь как: ссорами, грубостью, равнодушием, оскорблениями, побоями.
- Неправда! Я тебя никогда не бил.
- Нет бил. В тот день, когда я заперлась в своей комнате и не хотела выходить. Ты стукнул меня об стену и чуть не проломил мне голову.
