И что пользы родителям Этти увозить ее домой, если малютка твердо намерена питать к отсутствующему Гарри те же чувства, какие она питала к Гарри присутствующему? Почему прежде, чем Клецка и Бочонок будут запряжены, не позволить ей увидеться с ним и сказать: "До свидания, Гарри! Вчера вечером я была очень своевольной и капризной, а вы были очень добры со мной. Так до свидания, Гарри!" Она не выкажет особого волнения — она так стыдится своей тайны, что не выдаст ее. А Гарри слишком занят своими мыслями, чтобы самому о ней догадаться. Он и не подозревает, какое горе кроется за взглядами Этти и прячется за невинным лукавством ее юных улыбок. Быть может, и его самого томит какая-то тягостная тайна. Он расстанется с Этти спокойно и будет воображать, что она с радостью возвращается к своей музыке, к своим цыплятам и цветам.
Он даже не поехал верхом проводить своих друзей. На этот день он был куда-то приглашен, а когда вернулся, семейство Ламберт уже покинуло Танбридж-Уэлз. Окна их комнат были распахнуты, а карточка в одном из них извещала, что комнаты эти вновь сдаются внаем. Быть может, вид этих опустелых комнат, где еще столь недавно ему улыбались дружеские лица, навеял мимолетную грусть на нашего молодого джентльмена, но в четыре часа он уже обедает в "Белом Коне" и грозно требует бутылку вина. Бедняжка Эстер примерно в этот час, когда Ламберты остановятся на ночь у своих уэстеремских друзей, будет через силу пить чай. Утром розы юности не распустятся на ее щеках, а под глазами у нее лягут черные круги. Во всем виновата гроза, ночь была такой душной, она не могла уснуть, завтра, когда они вернутся домой, она совсем оправится. И они приезжают домой. Вот ворота, у которых он упал с лошади. Вот кровать, на которой он лежал, кресло, в котором он сидел, сколько веков миновало с тех пор! Какая пропасть легла между нынешним днем и минувшим! Что это за девочка сзывает там своих цыплят и поливает розы? Неужели эта девчушка и она — одна и та же Эстер Ламберт? Да ведь теперь она гораздо старше Тео — а Тео всегда была старше своего возраста, такой спокойной и разумной. Но за одну-две ночи Эстер прожила — о, долгие, долгие годы! Как и многие другие, — и ни мак, и ни мандрагора уже не подарят им того сладкого сна, какой они вкушали еще вчера.
Мария Эсмонд видела отъезд Ламбертов и испытала угрюмое облегчение. Она пылающими глазами смотрит на Гарри, когда он появляется у карточного стола тетушки, разгоряченный превосходным вином мосье Барбо. Он смеется и отшучивается, когда тетушка спрашивает, в которую из этих девчонок он влюбился. Он весело отвечает, что любит обеих, как сестер. Он не знает человека лучше полковника Ламберта, не знает семьи лучше. Почему Ламберт не генерал? Он весьма заслуженный офицер, его королевское высочество герцог очень его любит. Госпожа Бернштейн замечает, что Гарри следует походатайствовать перед леди Ярмут за своего протеже.
— Elle ravvole fous, cher bedid anche {Она без ума от вас, милый ангелочек (испорченный франц.).}, — говорит госпожа Бернштейн, передразнивая немецкое произношение графини. Баронесса в восторге от успехов своего милого мальчика. — Ты обвораживаешь всех старух. Не правда ли, Мария? — И она с усмешкой поворачивается к племяннице, которая вздрагивает от этого болезненного укола.
— Мой милый, ты поступил совершенно правильно, не показав и вида, что замечаешь, как она плутует, и играл, как истинный джентльмен, — продолжает госпожа де Бернштейн.
— Но разве она плутовала? — восклицает изумленный Гарри. — Право же, сударыня, я не заметил, чтобы она передергивала.
— И я тоже, мой милый, но, конечно же, она плутовала. Так поступают все женщины! Включая и меня, и Марию, если нам подвертывается удобный случай. Однако, играя с Вальмоден, ты не останешься внакладе, если немножко ей проиграешь, и очень многие ее партнеры плутуют, чтобы проиграть. Поухаживай за ней. Ее очаровали твои beaux yeux {Красивые глаза (франц.).}. Почему бы вашему превосходительству не стать губернатором Виргинии? Тебе следует представиться герцогу и его величеству в Кенсингтоне. Графиня Ярмут будет при дворе твоим лучшим другом.
— А почему не представите меня вы, тетушка? — спросил Гарри.
Нарумяненные щеки старое дамы стали чуть-чуть краснее.
— В Кенсингтоне меня не слишком жалуют, — сказала она. — Когда-то все обстояло иначе, а для королей нет лиц неприятнее тех, которые они хотели бы забыть. Все мы хотели бы забыть кого-нибудь или что-нибудь. Думаю, и наш ingenu {Простачок (франц.).} был бы рад стереть кое-что со своей грифельной доски. Верно, Гарри?
Гарри, в свою очередь, покраснел, а за ним и Мария — и их тетушка рассмеялась тем своим смехом, который был не слишком приятен для слуха. Что означали эти эмблемы нечистой совести на щеках ее племянника и племянницы? Что хотели бы они стереть с табличек своей памяти? Боюсь, госпожа Бернштейн была права и совести большинства людей есть в чем их укорить, как ни рады мы были бы забыть об этом.
Если бы Мария знала одну из причин смущения Гарри, эта пожилая дева встревожилась бы еще больше. Он уже несколько дней не мог отыскать свой бумажник. Он помнил, что бумажник был еще цел в тот день, когда он выпил в "Белом Коне" столько бордоского и Гамбо пришлось уложить его в постель. Утром он хватился бумажника, но никто из слуг его не видел. Гарри спросил о нем в "Белом Коне", но и там никто ничего не знал. Объявить о пропаже открыто было нельзя, и справки приходилось наводить очень осторожно. Он во что бы то ни стало хотел скрыть потерю бумажника. Каково было бы на душе у леди Марии, если бы она узнала, что ее сердечные излияния попали в чужие руки! Письма эти содержали всевозможные разоблачения: их бесхитростная авторша раскрывала в них сотни семейных секретов и всячески высмеивала и поносила многих из тех, с кем доводилось встречаться ей и мистеру Уорингтону. В них она выговаривала ему за знаки внимания, оказываемые другим дамам. Насмешки, сплетни, анекдоты, мольбы, клятвы в вечной верности обычная чепуха, милостивая государыня, какую и вы, если помните, писали вашему Эдварду, когда были помолвлены с ним, перед тем как стать миссис Джонс. Хотели бы вы, чтобы эти письма прочел кто-нибудь еще? Вы ведь не забыли, что писали в двух-трех этих письмах об обеих мисс Браун и как безжалостно разделались с репутацией миссис Томпсон? А вспомните, какими словами описывается в них тот самый Джонс, за которого вы затем вышли замуж (когда ваша помолвка с Эдвардом была расторгнута из-за спора о некоторых статьях брачного контракта), — хотели бы вы, чтобы мистер Дж. прочел эти строки? Конечно, не хотели бы. Так будьте добры, верните леди Марии Эсмонд право на ваше уважение, которого вы уже готовы ее лишить. Несомненно, письма ее были глупыми, как и все любовные письма, но из этого еще не следует, что в них было что-либо неблаговидное. Эти письма всегда глуповаты, даже когда ими обмениваются молодые люди, — так насколько же кажутся они глупее, когда их пишет старичок юной деве или старая дева юному мальчику! Не удивительно, что леди Марии не хотелось, чтобы ее письма прочли посторонние. Ведь даже правописание... впрочем, в век ее милости это не имело большого значения, а нынче люди не стали умнее, хотя и пишут без орфографических ошибок. Нет, дело тут не в орфографии, а в том, чтобы не писать вовсе! Я, например, в будущем твердо намерен не говорить и не писать того, что я на самом деле думаю о том или ином человеке, о том или ином предмете. Я намерен о любой женщине говорить, что она целомудренна и прекрасна собой, о любом мужчине что он красив, умен и богат, о каждой книге — что она восхитительна, о манерах Снобмора — что они в высшей степени благородны, об обедах Скуперби что они изысканны, о болтовне Сой-кингтоиа — что она остроумна и поучительна, о Ксантиппе — что она добра и уступчива, о Иезавели — что цвет ее лица ослепителен от природы, о Синей Бороде — что он был нежнейшим и снисходительнейшим из мужей, а жены его скончались, по-видимому, от бронхита. Что? Осуждать безупречнейшую Мессалину? Какой черный взгляд на человеческую природу! Что? Царь Хеопс не был совершеннейшим государем? О, хулитель монархий, лаятель всего, что благородно и высоко! Когда эта книга будет завершена, я сменю желчные ливреи, которые носили мои книги с тех пор, как я только начал лепетать выпусками, и облачу их в розовые одежды с херувимами на переплетах, а все действующие лица в них будут чистейшей воды ангелами.
Но пока мы обретаемся в обществе мужчин и женщин, на чьих спинах еще не выросли крылья, и всем им, без сомнения, свойственны всякие мелкие недостатки. Вот, например, госпожа Бернштейн: она заснула после обеда, за которым ела и пила не в меру, — таковы мелкие недостатки ее милости. Мистер Гарри Уорингтон отправился сыграть на бильярде с графом Карамболи подозреваю, что его можно упрекнуть в праздности. Именно это и говорит леди Марии преподобный Сэмпсон — они беседуют вполголоса, чтобы не потревожить тетушку Бернштейн, которая дремлет в соседней комнате.
